Александр Бушков - Крючок для пираньи
«Щенок, — подумал Мазур, съежился в кресле, чтобы порадовать мучителя. — Знал бы ты некоего контр-адмирала по кличке Лаврик, видывал бы его за работой — не строил бы из себя сейчас папашу Мюллера…»
— Что молчишь? Язык в жопу ушел?
— Это какое-то недоразумение, — повторил Мазур. — Позовите моего начальника…
— Ага, сейчас приведу. Тебе, может, еще и блядей с шампанским? — Он нависал, как глыба, пару раз делал вид, что собирается ударить, и Мазур исправно отшатывался, делая слабые попытки заслониться рукой. — Или адвоката тебе припереть? Нет у нас в городе адвокатов, был один, да на той неделе до белой горячки допился, в Завенягинск повезли… Тут тебе, козел, не столица, что захотят, то и сделают, понял, нет? До твоей столицы — как до Китая раком!
Появилась стерва Елизавета, гоня перед собой молоденькую девицу, судя по белому передничку, то ли здешнюю горничную, то ли буфетчицу, и благообразного седовласого мужичка в пижаме, явно выдернутого из своего номера.
Началась рутина — сначала обоим предъявили гражданина Микушевича и кратенько объяснили, что сей тать и педофил успел тут сотворить охального. Потом повели их в гостиную лицезреть девицу, все еще старательно хныкавшую. Мазур закрыл лицо руками, исправно притворяясь, что переживает жуткий душевный раздрай, а также нешуточную тревогу.
— Руки! — рявкнул мучитель. — Руки убери! На меня смотреть!
— Слушайте, да что за глупости… — промямлил Мазур очень даже испуганно. — Ну не трогал я ее!
— Это ты прокурору споешь!
Другие двое стояли по сторонам, время от времени шумно переступая с ноги на ногу, делая вид, что вот-вот врежут по почкам. Классическая обработка, вполне способная вогнать в депрессию человека мирного, психологического тренинга в жизни не проходившего, сроду не игравшего со смертью в орлянку…
Мазур украдкой покосился на единственного обмундированного члена команды. Что странно, он как раз никакого рвения не проявлял, сидел в сторонке и, такое впечатление, хотел, чтобы все побыстрее кончилось. «А может, это и не милиция вовсе? — подумал Мазур. — Может, он для них попросту служит прикрытием, и шустрые ребятки имеют честь украшать своими персонами ряды какого-нибудь иного крутого ведомства?»
Помаленьку он стал все больше утверждаться в этом мнении. Сидел, жалобно бубня, что он здесь ни при чем, что все это — трагическое недоразумение. Его продолжали пугать в три голоса, наперебой расписывая ужасы здешних камер и лютую свирепость будущих сожителей, которые ему покажут кузькину мать.
Наконец понятых вытурили, а следом выпроводили Елизавету. Принесли несколько листочков бумаги, исписанных крупным, неустоявшимся почерком, сунули Мазуру под нос и велели прочитать, предупредив, что если попытается порвать, получит по хребту.
Он узнал, что, проходя по коридору, встретил несовершеннолетнюю гражданку Кузину Веронику Николаевну, каковую и зазвал к себе в номер с помощью самого низкого коварства, попросив помочь ему разобрать неразборчиво написанное на конверте название одной из здешних улиц — его, видите ли, попросили передать кому-то письмо, а он не возьмет в толк, как называется улица… Когда доверчивая девочка оказалась в номере гражданина Микушевича, означенный предложил ей за денежное вознаграждение вступить с ним в интимные отношения извращенным способом, а получив отказ, зверем накинулся на бедное дитя и принялся срывать одежду. Трагический финал предотвратил совершенно случайно проходивший по коридору старший лейтенант милиции Никитин…
«Так и есть, — подумал Мазур. — Все остальные фигурируют в сем историческом документе вовсе без фамилий, как «призванные на помощь граждане». Интересно, что за контора прикрылась индифферентным к происходящему старлеем? Серьезная, если он вынужден плясать под их дудку, что твоя Каштанка…»
Вслед за тем сунули под нос протокол и рыкнули:
— Подписывай!
— Не буду, — твердо сказал Мазур.
И отказывался напрочь, как ни маячили возле физиономии ядреные кулаки. За все время его и пальцем не тронули, что внушало некоторые надежды.
— Ладно, — распорядился главный. — Поехали. Сейчас в дежурке с тобой сержанты потолкуют, потом в камере добавят вовсе уж обстоятельно…
На нем сноровисто защелкнули наручники и потащили к дверям. Мазур, почувствовав приближение решающего момента, воззвал голосом, способным разжалобить и камень:
— Мужики, да подождите, в самом деле! Может, как-то договориться можно? Я же вам не бич подвальный, в самом-то деле!
— Деньги совать будешь? — с любопытством спросил главный. — Еще одну статью заработать хочешь?
— Да нет, какие деньги! — орал Мазур, старательно упираясь каблуками в пол, выдираясь. — Давайте по-человечески, мужики! Может, можно как-то?
Его, согнув пополам, уже почти вытолкнули за дверь — и тут он услышал наконец-то голос главного:
— Погодите-ка… Посадите клиента.
Мазура тычком пихнули в кресло, он ушиб о поручни скованные за спиной руки, зашипел от боли сквозь зубы. Подняв голову, обнаружил, что остался один на один с главным, а дверь спальни тщательно прикрыта. И мысленно возликовал — клюнуло…
— Хреновые дела, Володя? — спросил главный, присевший напротив него на постель.
Особого сочувствия в его голосе не было — так, намек на простые человеческие чувства, таящиеся на дне души даже суровых службистов.
— Куда уж хреновее… — согласился Мазур.
— Положение у тебя паршивое. Даже если твои ученые дружки побегут жаловаться мэру, это тебя, Володя, не спасет. Мэр мэром, а органы органами. Дело чистое, санкцию на тебя прокурор выпишет не глядя. Конечно, могут тебя в конце концов вытащить, через родимую столицу, но пока все это устроят, париться тебе на нарах в херовейшей компании, и жизнь у тебя там будет вовсе уж печальная… Оно тебе надо?
— Ладно, — сказал Мазур, втягивая голову в плечи, сутулясь. — Я ведь тоже не вчера родился… Что от меня-то нужно?
— Ты свое положение хорошо прочувствовал?
— Да куда уж там… — боязливо огрызнулся Мазур. — На черта мне такое положение… Нет, ну занесло меня…
Собеседник повертел меж пальцами взятый со стола значок мастера спорта:
— И по какому ты, интересно, виду?
— Подводное ориентирование, — сказал Мазур чистую правду.
— Интересное, должно быть, занятие… Меня, между прочим, Дмитрием зовут. («Задушевка пошла, знакомо…» — подумал Мазур). — И такое у меня впечатление, Вова, что не так ты прост, как кажешься. Как-никак — научный сотрудник…
— В нашей системе ты либо ночной сторож, либо научный сотрудник, — сказал Мазур. — Порядок такой. Кто не сторож, тот сотрудник, и наоборот. Еще, правда, лаборанты есть… Я, понимаешь ли, просто плаваю себе, где укажут…
— Меня это, честно говоря, вполне устраивает… — сказал Дмитрий. — Володя, я вовсе не зверь, что бы ты сейчас обо мне ни думал, но таков уж печальный сюжет — надо мной есть начальство, а когда оно приказывает, следует расшибиться в лепешку. Либо я тебя буду прижимать, либо начальство — меня…
— Ну, а что от меня-то надо? — спросил Мазур.
— Ничего особенного. После каждого рейса мы с тобой будем встречаться, как пара влюбленных, под покровом мрака, и ты мне будешь подробно — предельно подробно — рассказывать, что вы там нашли интересного, что вообще делали… Не особенно обременительно, по-моему?
— Ну, вообще-то… — пожал плечами Мазур.
— Договорились? — Он придвинулся поближе, глаза вновь стали жесткими. — Только я тебя душевно прошу, Володя, не вздумай вилять. Пока ты здесь, я до тебя всегда дотянусь и благодаря всем этим бумажкам, — он кивнул в сторону гостиной, — неприятностей обеспечу выше макушки. Места здесь глухие, только на самолете и выберешься, а в самолет еще попасть надо… Тяжеленько бродяге в чужой деревне, как деды говаривали… Я с тебя не буду брать никаких подписок — это все только в кино смотрится, — но ты накрепко заруби себе на носу, что шутить с нами не следует… Веришь?
— Верю, — со вздохом сказал Мазур.
— Значит, договорились?
— Договорились, — еще более тягостно вздохнул Мазур. — Только давай уж играть по-честному — когда мы будем отсюда уезжать, ты все эти бумажки при мне порвешь.
— Господи, Володя, да я все их тебе отдам, сам и порвешь… ты на меня не особенно обижайся, служба такая. Ну ладно, сейчас обговорим в темпе детали…
…Когда вся компания выкатилась из его номера, Мазур немного посидел, еще раз старательно прокручивая в памяти все происшедшее, потом вышел в коридор и постучался в свой номер. Кацуба отворил мгновенно. Мазур молча кивнул в ответ на его вопросительный взгляд.
— Пошли, Вова, по пивку ударим, — быстро предложил Кацуба.
В буфете они забрались в дальний угол. Мазур не заметил никого из участвовавших в спектакле. Прежде чем он успел открыть рот, Кацуба подмигнул:
