Александр Бушков - Голая королева. Белая гвардия-3
Белый привратник в наряде восемнадцатого века с поклоном отворил перед ними ажурную чугунную калитку, они прошли по длинной, широкой, мощеной брусчаткой аллее к лестнице роскошного особняка, вошли в обширный вестибюль, где были встречены осанистым то ли мажордомом, то ли дворецким (черт его ведает, как он точно именуется, нет нужды выяснять), тоже белым. Лаврик произнес несколько слов по-французски, мажордом-дворецкий с большим достоинством поклонился, вальяжно прошел к стене и дернул свисавшую с потолка зеленую шелковую ленту — дважды. Где-то поблизости послышалось мелодичное звяканье колокольчика, и почти сразу же объявился третий лакей, тоже белый, с большим, вроде бы серебряным подносом в руках, остановился перед ними. Проинструктированный Лавриком Мазур положил на поднос свою визитную карточку, а следом и Лаврик проделал то же самое. Лакей удалился куда-то в глубь дома.
Визитка была новая, неделю назад отпечатанная, где Мазур значился как «Полковник Иванов, начальник охраны главы Толунго госпожи Натали Олонго» (а Лаврик в своей, соответственно, его заместителем). Юмор в том, что официально ни таких должностей, ни самой охраны не существовало вовсе, никакими казенными документами не зафиксировано. Собственно говоря, они были никто и звать их никак — ну, разве что сами настоящие здешние армейские офицеры — но хозяйка особняка, конечно, из тех, кто прекрасно разбирается в кое-каких политических нюансах и неписаных правилах...
Лакей вернулся довольно быстро, уже без подноса, что-то с поклоном проговорил по-французски и встал боком к ним с таким видом, словно пропускал веред. Мазур переглянулся с Лавриком, и тот чуть заметно кивнул: все в порядке, госпожа просит пожаловать.
Лакей, сразу видно, отлично вымуштрованный, двигался сбоку, опережая на шаг, порой плавным жестом указывая дорогу. Они шагали по анфиладе роскошно обставленных п о к о е в, причем даже неопытному в таких делах Мазуру было ясно, что здешняя роскошь — с т и л ь н а я, свойственная именно той старой аристократии, без аляповатости, присущей нуворишам, или, говоря по-русски, выскочкам-скоробогачам. Ничего удивительного: как рассказал Лаврик, родоначальник д и н а с т и и здесь обосновался еще во времена Луи-Филиппа, и уже тогда не с пустым карманом. Б е л ы е слуги — еще один показатель великосветскости. Либо они происходят из здешних потомственных лакейских династий — таких тоже хватает, либо их за большие деньги переманивают из Европы, из богатых домов, с отличными рекомендациями. Правда, белых лакеев обожают держать и нувориши морального удовлетворения ради, и нет закона, способного им это запретить. Но э т о т дом — другое дело...
Хозяйка встретила их в небольшой по меркам особняка гостиной — очаровательная блондинка, выглядевшая гораздо моложе своих паспортных тридцати пяти, в явно домашнем платье, простом на вид, но наверняка стоившим немалых денежек. Привычно протянула руку ладонью вниз, сначала Мазуру — и он поцеловал ее, будем надеяться, с п р а в н о, затем то же проделал Лаврик. Ну, конечно же, т а к и м дамам не пожимают рук — исключительно целуют..
Она показала на кресла под старину у круглого столика. Мазур с Лавриком — ну, не законченные лапти все же в смысле великосветскости — дождались, когда усядется хозяйка, и только потом сели. Красотка, глядя на Мазура, явно задала какой-то длинный вопрос. Лаврик ответил по-французски, гораздо короче, скуднейших запасов французских сов у Мазура все же хватило, чтобы понять: к сожалению, мадам, господин полковник не знает французского...
— О, простите, господин полковник, — сказала она на неплохом английском с очаровательной улыбкой. — Я не знала... Чай, кофе, минеральную воду или что-то покрепче?
— Минеральную воду, с вашего позволения, — сказал Мазур как мог непринужденнее.
И фыркнул про себя, вспомнив бессмертную фразу из О. Генри: «Джентльмен не может пить с человеком, которого шантажирует». Он об этом не думал, но как-то к случаю пришлась.
Хозяйка нажала кнопку звонка, явился тот самый лакей, что провожал их сюда, после короткого распоряжения на французском вернулся очень быстро, с серебряным подносом, на коем красовались высокая темно-зеленая, запотевшая бутылка «Перье», вазочка с ледяными кубиками и три высоких тонких стакана с гравированной монограммой — скорее всего, инициалы хозяйки, ну конечно, Эжени Соланж, дворянской короны нет, да она, собственно, и ни к чему т а к о м у семейству...
Лакей наполнил стаканы ровнехонько до половины («Вот кто поллитровку расплескал бы по стаканам на троих с точностью до миллиграмма» — подумал Мазур), после чего бесшумно улетучился. Все присутствующие чинно отпили по глоточку. Хозяйка разглядывала Мазура с той откровенностью, что позволена и простительна красавицам на любых ступенях общественной лестницы. Большие серые глаза, великолепная фигурка, выражение лица вполне пристало бы невинной школьнице — но поскольку у ножки стула Лаврика стоит небольшой кожаный портфель с видеокассетой внутри, внешность, как сплошь и рядом случается, обманчива...
— Чем обязана столь неожиданному визиту, господин полковник? — спросила она с ненаигранным любопытством. — Я много о вас слышала, видела два раза на приемах, но мы не были друг другу представлены...
— О да, мадам, — сказал Мазур светски. — Два раза. Я прекрасно помню, такую женщину, как вы, невозможно забыть, увидев хотя бы мимолетно...
Она чуть улыбнулась — привычной удовлетворенной улыбкой типа «Ну да, я знаю, что чертовски привлекательна». Повторила:
— Так чем же я обязана столь неожиданному визиту?
Не стоило толочь воду в ступе — по данным Лаврика, муженек должен вернуться домой часа через четыре, но кто его знает... Мазур сказал:
— Я думаю, суть дела гораздо лучше объяснит мой заместитель...
— Видите ли, мадам Соланж... — непринужденно сказал Лаврик, блеснув стеклышками широко известного в узких кругах пенсне. — Будь мы оба штатскими людьми, я сказал бы без церемоний, что перед вами парочка вульгарных шантажистов, но поскольку мы офицеры, следует подобрать какие-то другие термины — скажем, мы явились с деликатной миссией...
В ее глазах на миг мелькнул ледяной холодок, мало вязавшийся с личиком невинной школьницы, и тут же пропал:
— Ах, вот как? Это даже интересно. Никогда в жизни не сталкивалась с шантажистами, тем более с людьми ваших званий и положения...
Мазур видел, что она пока что не тревожится о с о б о — так, легонькое беспокойство, вполне понятное.
— У вы, мадам... — грустно сказал Лаврик. — Порой жизнь, а точнее говоря, служба, заставляет и людей вроде нас заниматься... деликатными миссиями...
Она отозвалась с некоторой мечтательностью:
— Веке в семнадцатом, во Франции, наша беседа протекала бы, я полагаю, несколько иначе...
Лаврик понятливо кивнул:
— Мне кажется, мадам, что и в семнадцатом веке, во Франции, вы бы не рискнули звать ораву слуг, которые перерезали бы нам глотки. Вы ведь это имели в виду?
Она ответила милой улыбкой и промолчала.
— Думаю, и в те времена особа положения, соответствующего сегодняшнему вашему, не рискнула бы убить в своем доме начальника охраны правящей королевы и его заместителя, — сказал Лаврик едва ли не весело. — Мы ведь все здесь знаем, что о н а — без пяти минут королева. Остались чистые формальности...
— Да, безусловно, — сказала хозяйка. — Однако и монархи всегда учитывали иные обстоятельства...
— Безусловно, — сказал Лаврик.
— Вы оба — взрослые, серьезные люди, — сказала красотка словно бы безмятежно. — И потому, перед тем, как явиться с... деликатной миссией, несомненно, многое обдумали и взвесили?
— Конечно, — сказал Лаврик. — Вы намерены позвать лакея и велеть нас проводить, или желаете выслушать?
— Ну конечно же, выслушать, — снова безмятежная на вид улыбка. — Я любопытна, как всякая женщина... но в толк не возьму, ч е м меня можно шантажировать и чего от меня шантажом добиваться... Слушаю вас, господин майор.
— Позвольте уточнить, — сказал Лаврик. — С ч е г о прикажете начать? С того, что у нас есть, или с того, чего мы хотим?
Она ненадолго задумалась, красиво хмуря идеальные брови. Потом решительно сказала:
— Начинайте с того, что у вас есть. Так гораздо интереснее. Я вся внимание...
В глазах у нее Мазур увидел пока что не страх — напряженное раздумье: дамочка была не из глупых и сейчас лихорадочно прикидывала, где и как могла п о д с т а в и т ь с я.
— Видите ли, мадам Соланж… — проникновенно сказал Лаврик. — Ни я, ни мой друг — не ханжи или моралисты. По моему глубокому убеждению взрослый человек... взрослая женщина может развлекаться, как ей угодно. Беда только, что порой она теряет осторожность и тогда приходят люди... вроде нас. Откровенно говоря, мы — самая скверная разновидность шантажистов, работаем не из-за денег, а по служебной необходимости.
