Эльмира Нетесова - Подкидыш
Та соглашалась, пока не наступала ночь. А потом ревела втихомолку от обиды на всех разом.
До Нового года оставалась последняя неделя. Бабы, как всегда, заранее готовились к нему, к предстоящему Рождеству Христову. Побелили все комнаты, вымыли окна. Отскоблили полы. Перемыли все чугуны, перестирали все. Стали готовиться к праздничному столу.
— А елка у нас будет? — спросила Ленка Стешку.
И та руками всплеснула:
— Верно! Как же без нее? Ведь Новый год! Он с детства помнится. Прежде всего — нарядной елкой. Ее мне приносил отец…
«А моим только я! И никогда у них не было Деда Мороза, только мы — две снегурочки, старые дурочки», — подумала невесело. И, предупредив Варвару, с утра ушла в лес, заткнув топор за пояс.
Снег скрипел под ногами. Оседал. Стешка проваливалась по колени, по пояс. Вылезала и снова шла, высматривая елку на праздник детям. Вот одна приглянулась. Пушистая, небольшая. Полезла к ней. И провалилась почти по пояс. Подтянуться, да и вылезти. Но за что ухватишься, кругом сугробы, как злые соседи, — рук не протянут, не помогут. Лишь высмеют.
Стешка барахталась с полчаса. Замерзла, выбилась из сил. И заплакала горько, как ребенок. От всего разом. Сначала тихо, потом и в голос. Дома сдерживалась. Стыдилась дочек, матери. А тут никто не увидит, не осудит. Сколько она ревела? Сама не знала. Как вдруг услышала строгий голос:
Чего воешь?
Стешка увидела лесника. Седой, крепкий старик смотрел на нее с укором:
— Понятно, за елкой пожаловала! Сама чуть не загинула! Так-то вот, бабонька. Опрежь чем в лес идти, со мной стоило поговорить. А не по-бандитски сюда влезать. Ну, давай руку! — выдернул Стешку из сугроба.
Уже в избе лесника, отогревшись чаем, разговорилась с лесником и его женой, приветливой, доброй старушкой:
— Так ты дочка Василия, стало быть? Его мы знаем. И Варвару. Бывали у вас. Ты тогда училась.
Стешка рассказала лесникам о себе, своей невезучей судьбе, об Александре.
— Нешто впрямь считаешь себя невезучей? — удивился лесник и продолжил: — Невезенье — это хворь, старость, другие несчастья. Ты же, слава Богу, здоровая, молодая! Семью, дом, хозяйство имеешь. А мужик сыщется, когда Бог даст. Не спеши. Не торопи время. Всему свой час!
— Не всяк мужик — подарок! Иной с рожи пригожий, зато внутрях — труха заместо души. Может, подвезло, что он не возвернулся! Чтоб лишних бед не стряслось, Господь уберег! — успокаивала бабка.
— Воротится он к ней. Не мели пустое! — осерчал старик. И увидев, что Стешка окончательно пришла в себя, сказал: — Елку я тебе сам вырубил. На дворе дожидается. Коли нынче воротиться хочешь, торопись, скоро смеркаться будет. Единое проскажу тебе, Стешка, отец твой был хорошим человеком. Я его много годов знал. Он нигде не опаскудился. И ты не срамись. Лицо и имя береги. Они — на всю судьбу единые. И гордость свою не роняй нигде. Бога бойся. У него себе судьбу проси, а не через газету! — сдвинул брови.
Стешка всю дорогу обдумывала эти слова лесника. И решила для себя:
— Будь что будет. Но объявленье в газету больше давать не стану. Не надо срамиться. Коль не вернулся Александр, значит, так надо. Не стоит ему звонить. Не надо звать помощников. Сами станем жить. Не позорясь, — роняла баба слезы на колючий снег.
Во двор она вошла, когда совсем стемнело. Увидела мать и девчонок, прильнувших к окну. Они ждали ее. У Варвары слезы ручьями. Спешно отмахнула их ладонями. Увидела дочь и ожила.
— Мамка! Больше нам не надо елку. Без нее обойдемся. Мы все исплакались, боялись за тебя! — повисли на шее дочки.
— Теперь уж чего бояться? Принесла! Завтра наряжать станем. Сегодня я устала.
— Нынче пироги будем печь! Тесто уже готово. Начинку тоже положила по мискам. Вот духовка прогреется и начнем. А ты покуда поешь, — предложила Варвара.
Стешка рассказывала ей о встрече с лесниками. Боялась что-нибудь упустить. И вдруг заметила, как мать улыбается:
— Это ты Савелия встретила. Знаю я его уже давно. Много лет минуло с той поры. Он еще молодым был тогда. Да и мне — не больше шестнадцати. Заслал он к моим родителям сватов. Порешил меня в жены взять. Не сбрешу, ладный с себя, всегда тверезый. И руки при месте. Но сердце к нему не лежало. Спросил тятька, пойду ли за Савелия. Я отказалась. Ответила, что не мил. Так-то и ушли они. А через год за твоего отца вышла. Женился и Савелий. Много лет прошло. И встретились мы с им в тайге. Я дрова готовила для дому. Он подошел. Сам все справил. А перед тем, как мне уехать, сказал: «Сколько годов минуло, а я тебя и теперь во снах вижу. Прежней, молодой, как тогда. И все зовешь меня. Встану со сна, не то что перед старухой, перед своей седой бородой совестно. Но что тут смогу? Ни годы, ни седина не стерли память. И сердце все еще любит тебя. И с разумом в разладе…»
— Мне жаль его стало. Ведь мы стариками сделались, а в сердце — молодая память живет. Сама по себе. И не дает забыть ничего, — вздохнула Варвара тяжко.
— А ты жалела когда-нибудь, что вышла за отца?
— Ох, Стешка, не об том! Судьбу нашу корявую, случалось, кляла! Измотала она нас, измучила. Просветов не было. Какие бывали, не поспевали продохнуть. А на Васю я не забижалась. Не за что. Не столько он жил, сколько маялся, — раскатывала Варвара тесто.
— А вот я, дура, тебя не послушалась. Как жалела о том. Прости ты меня, глупую! Если б можно вернуть назад время, — запоздало посетовала Стешка.
— Об чем теперь печаль? Мужик был никчемный! А и хрен с ним! Зато у тебя дети имеются. У него ничегошеньки нет! Думаешь, в радость одному? Нет, Стешка! Лихие минуты завсегда приходят не спросясь. Даже в радости. Кто его поддержит да поможет? Кто успокоит? Некому! Вот то-то и оно! Жизнь с него за все спросит. И за детей, каких кинул. За невольное сиротство и слезы, за твою изломанную судьбу! — уложила пирог на противень, сунула в печь, вернулась к столу.
Стешка заканчивала плетенку на последнем пироге.
— Знаешь, когда я на дойке в колхозе работала, был там скотник. Михаилом звали. Шубутной мужик. Не то коров, всех доярок перещупал поганец, в сене поизвалял. Ко мне не приставал. Держался человеком и помогал. Когда его спросили, почему Варьку не мнешь, аж зашелся от злости. Да и ответил: «В Варьке сучьих кровей нет. Она про мужиков не думает. Она баба! Не чета другим. Возле ней кобели не крутятся. А другие что? Не я, так иные промнут. Зачем добру пропадать. Вот и тискаю, покуда прыть не погасла…» Выходит, даже он, окаянный, свое чутье имел. И брал лишь доступных. Иных не трогал. Знал, по зубам получит, — рассмеялась Варвара.
Ленка с Любкой разбирали елочные игрушки. Вытаскивали их из ящиков, аккуратно раскладывали на полу.
— А я эти бусы стеклянные надену на себя и стану под елкой, позову Деда Мороза и попрошу у него чего-то! — высунулась Ленка из комнаты.
— Что попросишь? Конфет мешок? — рассмеялась Стешка.
— Нет! Я не конфетов, папку попрошу подарить всем нам! Только насовсем! Чтобы не убег больше.
Стешка вздрогнула. Виновато посмотрела на Варвару. В глазах слезы сверкнули. Больно было услышать такое. Растерялась, не знала, что ответить дочке.
Но тут Любка вынырнула из зала:
— Ты чего, дурочка? Видишь, наши пироги пекут. Значит, какой-нибудь дядька придет. Они на запах пирогов лезут. Чего ты будешь просить у Мороза тех, кто сам припрется. Лучше давай попросим мешок гостинцев. Большой-пребольшой, чтоб до следующего года хватило!
— Не хочу гостинцев, хочу папку! — заныла Ленка.
— На что он тебе? — удивилась Варвара.
— Если бы папка был, он сам елку принес бы! И мамка не помирала б в лесе одна, а мы не выли б со страха…
— Не плачь, Ленка! Все обошлось. А папку как Бог даст. Не реви! Лучше глянь, какие красивые пироги получились у бабули. Как из сказки! А вкусные! Хочешь попробовать? — отвлекала дочь.
— Хочу! — вытерла глаза девчонка.
— Тогда давай со стола уберем и сядем чай с пирогом пить все вместе. Ты какой пирог хочешь? С мясом или с вареньем?
— Я с клубникой хочу!
— А я — с грибами! — взвизгнула Любка.
— Два пирога сразу не одолеем. Надо один, чтоб съесть его. Вы подумайте, а мы чай приготовим.
Девчонки долго шушукались в зале. Спорили. Потом перешли на тихий шепот. И вышли к столу, взявшись за руки.
Варвара уже поставила чашки с чаем.
— Клубничный пирог хотим! — сказали девчонки в один голос.
И едва Стешка разрезала пирог, Ленка, повернувшись к окну, сказала в ночь:
— Дед Мороз — красный нос! Приходи в мою избу на наши пироги, оботри свои снежные ноги! Не неси гостинцев, приведи с собою принцев. Всем по одному, каждый на виду!
Все сели на свои места.
— Кто вас этому научил? — удивилась Стешка.
— Бабуля. Она нам такую сказку рассказывала, что так красавицы-девицы себе женихов просили. И Дед Мороз им дарил принцев всегда! А почему я попросила, а Мороз не слышит?
