Александр Тамоников - Разведотряд
— Вот это правильно. До завтра. Не забудь поставить магазин на сигнализацию.
— Счастливо.
Бакаров попрощался с продавцами, вышел из магазина, сел в «Форд», завел двигатель. Обогреватель быстро нагрел салон. Вскоре на место переднего пассажира села кассирша в норковой шубе и, хлопнув дверкой, бросила:
— Можем ехать.
— Разрешаешь?
— Паш?! Не цепляйся к словам!
— Поехали.
Бакаров вывел «Форд» на окружную дорогу и повел автомобиль к повороту в город. Через полчаса он остановился у девятиэтажки, где проживала Андреева.
— Может, зайдешь? На чашку кофе, — многозначительно взглянула на Павла Виктория.
— Скучно без ухажера?
— Одиноко, Паша. Да и тебе торопиться некуда.
— Почему ты так решила?
— Жены у тебя нет, насколько я знаю, любовницы тоже. Так что дома тебя никто не ждет, а водка и у меня есть. Правда, без малосольных огурчиков, на закуску и пицца пойдет. Есть и коньяк, хотя ты же ничего, кроме водки, не пьешь. Зайдешь?
— Нет!
— Я тебе не нравлюсь?
— Вика! К чему этот разговор? Ты знаешь мое отношение к тебе. И потом, — улыбнулся Бакаров, — как говорят умные люди, не люби, где живешь, и не живи, где любишь. Это касается и работы.
— Скажи, Паш, а тебе вообще нужна хоть иногда женщина? Или в армии все желание потерял?
— Позвони-ка ты лучше своему бывшему ухажеру, а в мои дела не лезь.
— Обойдусь без советов, солдафон бесчувственный. До свидания.
Андреева вышла из машины, с силой захлопнув дверку, и, путаясь в длинных полах шубы, неуклюже пошла по еле заметной тропе к подъезду.
Бакаров посигналил ей, на что Вика только отмахнулась рукой, едва не упав в сугроб. Павел улыбнулся и поехал к себе. Он жил неподалеку, на Промышленной улице, тоже в девятиэтажном доме. Поставил свой автомобиль у парикмахерской и поспешил к подъезду. На улице вновь поднялся ветер, стемнело, видно, недалеко ушла от города метель.
В подъезде, как ни странно, почти на каждом этаже горел свет, но зато не работал лифт. Хорошо, что жил он на четвертом этаже. Поднялся, проверил почтовый ящик, в нем лежали рекламные буклеты и газеты местного отделения одной из политических партий, не скупившейся на средства для информационного обеспечения своих потенциальных избирателей. Павел бросил макулатуру на подоконник и пошел дальше. На площадке между третьим и четвертым этажами он неожиданно увидел незнакомую женщину и удивился. «Странно, женщина одна в подъезде?» Впрочем, его это не касалось, может быть, она ждала кого-то. Он начал подниматься по пролету, как услышал сзади женский голос:
— Извините, мужчина, не могли бы вы дать мне стакан воды?
Бакаров обернулся, глядя на красивое, но какое-то уставшее и неестественно румянившееся лицо молодой женщины.
— Воды? Без проблем. Пойдемте, я на четвертом этаже живу.
— А супруга не приревнует?
— Нет.
Женщина пошла за ним, было заметно, что ей холодно и шаги даются с трудом. Обратил Павел внимание и на тонкие то ли колготки, то ли чулки, явно не подходящие к зиме. Но и это его не касалось.
Он открыл дверь, включил в прихожей свет.
— Проходите, присаживайтесь, — указал он женщине на пуфик. — Вам простой воды или минеральной?
— Любой!
— Дверь закройте!
Женщина захлопнула дверь.
Павел принес стакан кипяченой воды. Она взяла его трясущимися руками и судорожными глотками выпила почти весь.
— Ты больна? — спросил Бакаров.
— Наверное, да, знобит сильно.
— А чего же одета не по сезону?
— Разве не видно, кто я?
— Не видно. — Он приложил руку к ее лбу. — У тебя жар, дорогуша. А ну-ка, вставай да снимай шубейку.
Женщина поднялась и тут же пошатнулась.
Павел поддержал ее, помог снять шубку, под которой оказалось черное короткое платье, а затем провел в комнату и усадил в кресло:
— Посиди!
Разобрал диван, застелил белье, из нижнего ящика мебельной стенки достал теплое ватное одеяло.
— Раздевайся и ложись.
— Вы оставляете меня у себя?
— Нет, выгоню больную на улицу.
— Но я… я не смогу обслужить вас.
— От тебя этого не требуется. Раздевайся и ложись!
Женщина сняла платье и легла, накрывшись одеялом. Даже под ним ее пробивал озноб.
Бакаров достал из ящика градусник:
— Померь температуру.
Женщина подчинилась. Он заглянул в аптечку, но там, кроме бинтов и йода, ничего не было.
— Так! Лечить тебя нечем. Давай градусник. Ого, сорок градусов! Надо «Скорую» вызывать.
— Не надо. Меня все равно не возьмут, а вам проблема — оформят ложный вызов.
— Это еще почему?
— Потому что я проститутка.
— Ты в первую очередь человек, и бригада обязана оказать тебе помощь.
— Не надо «Скорой», мне бы аспирин.
— Нет у меня лекарств, как-то не возникало потребности. Ну, если не хочешь «Скорой», то… подожди.
Павел достал сотовый телефон, набрал номер. Ему ответил знакомый голос:
— Да, Паша?
Это был врач, знакомый нынешнего начальника Бакарова, Димы Горбунова, Юрий Борисович Конеков. — Привет, Борисыч.
— Привет. Что-то ты поздновато сегодня звонишь, или случилось что?
— Помощь твоя, Борисыч, требуется.
— По голосу незаметно, что ты приболел.
— Я здоров, помощь нужна молодой женщине.
— Вот как? Это уже интересно. У тебя дома женщина?
— В этом есть что-то странное?
— В отношении тебя — да. Так что с дамой?
— Температура сорок градусов, озноб, неестественный румянец на щеках, больна она, и ей требуется квалифицированная помощь.
— Вызови «Скорую».
— Борисыч! Ты приедешь?
— Уже еду! — вздохнул врач.
Бакаров отключил телефон, присел на край дивана. Женщина больными глазами смотрела на него.
— Сейчас врач подъедет, он осмотрит тебя. Кстати, мы так и не познакомились, я — Павел.
— Ольга!
— Красивое имя, скажи, — как-то сам собой перешел на «ты» Бакаров. — Что ты делала в подъезде?
— Пыталась скрыться.
— Тебе некуда идти?
— Сегодня уже нет.
— Это плохо, когда некуда идти.
— Да, очень плохо.
— Ладно, потом поговорим, сейчас не напрягайся. Хоть немного согрелась?
— Согрелась. Спасибо вам, — попыталась улыбнуться Ольга.
— Давай на «ты».
— Вы старше меня.
— Это не имеет никакого значения.
Домофон пикнул.
— А вот и наш врач. Отличный, между прочим, врач, он поможет.
Бакаров прошел в прихожую, разблокировал входную дверь и вскоре впустил врача со старинным саквояжем в руке. Этот саквояж имел давнюю историю, он принадлежал еще прадеду Конекова, земскому доктору, и являлся гордостью Юрия.
— Ну и погодка. Дважды чуть не застрял, пока добрался до тебя. Строительную улицу почти всю в двух местах перемело. И, как всегда, в городе ни одной снегоуборочной машины. Я тачку у магазина оставил, ничего?
— Ничего. Никто ее не тронет.
— Ну, показывай больную. — Конеков быстро разделся и шепотом, наклоняясь к Павлу, спросил: — А кто она, Паш?
— Человек, — так же шепотом ответил Бакаров.
— Да? Интересно.
Конеков прошел в комнату.
— Здравствуйте! — поздоровалась с ним Ольга.
— Здравствуйте, — улыбнулся Конеков. — Ну, что у нас? Жар?
— Да!
— Голова болит?
— Болит.
— Суставы ломает?
— Да. Дышать тяжело, а насморка нет.
— Что с ней, Борисыч? — поинтересовался Бакаров.
— Ты свет полный включи и ступай на кухню, согрей воды.
— Много?
— Тазик! Горчица есть?
— По-моему, есть, в тюбике.
— Порошок горчичный!
— Откуда?
— Сода?
— Да на черта она мне нужна?
— Понятно. Тогда согрей воды и одевайся.
— Зачем?
— Пойдешь в дежурную аптеку. Или ты думаешь, я с собой аптечный склад вожу?
— Значит, воду и одеться. Понял. Но ты не сказал, что с Ольгой?
— Нашу даму зовут Оля? Ты смотри, как мою супругу. К сожалению, уже бывшую.
— По-моему, у вас с женой понятий «бывший» и «настоящий» не существует.
— А вот это не твое дело. А у нашей Ольги ангина. Причем в тяжелой форме.
— Ясно.
— Ты еще здесь? Надо же, меня сдернул с места, а сам резину тянет.
— Так, вода и одеться. Две минуты.
— Давай, а я пока рецепт выпишу.
Павел нагрел воду, оделся. Конеков передал ему рецепт.
— Возьмите деньги в сумочке, она где-то в прихожей, — проговорила Ольга.
— У меня есть деньги.
Бакаров пешком сходил в аптеку, набрал всевозможных лекарств. По возвращении он увидел, что его случайной гостье стало лучше.
— Я сделал ей укол, — объяснил Конеков. — Препарат снимает жар, но женщине, как минимум, необходимо трое суток постельного режима. Я расписал, как принимать лекарства.
— Но у нее нет ничего серьезного?
— Всякая болезнь, Паша, дело серьезное. Ангина опасна тем, что может дать осложнения. Но будем надеяться, что молодой организм справится. Проводишь меня?