Твин-Пикс: Тайный дневник Лоры Палмер - Линч Дженнифер

Моя кузина Мэдлин, мы зовем ее просто Мэдди, завтра приезжает к нам погостить и останется на целую неделю. Мы втроем – она, Донна и я – хотим построить в нашем лесу форт и жить там, если только разрешит мама. Насчет папы я не сомневаюсь. Он, как и я, обожает лес. Как-то ночью мне приснился сон, что папа увез нас в дом в самой гуще леса и прямо напротив окна моей спальни росло большое дерево, где свили гнездо две певчие птицы.

А сейчас, Дневник, я должна на минутку прерваться. Снизу меня зовет папа. Говорит, что у него для меня сюрприз! Все тебе расскажу, как только вернусь!

22 июля 1984 (позже)

Дорогой Дневник!

Ты даже представить себе не можешь, что произошло! Я спустилась вниз, и папа сказал, чтобы мама и я садились побыстрей в машину и не задавали вопросов, пока будем ехать. Мама, конечно, всю дорогу приставала к нему с расспросами. Я особенно не возникала, думая: вдруг папа проговорится. Но он не говорил. И я помалкивала, чтобы не испортить себе предстоящий сюрприз. Когда машина остановилась у конюшни «Броукен-серкл», я поняла! Папа купил мне пони! Он такой красивый, даже в мечтах нельзя себе представить. Светло-коричневый с переливами темно-коричневого, а глаза большие и нежные. Мама просто поверить не могла, увидев его, и тут же начала спрашивать папу, как это ему удалось сохранить все в тайне. Папа ответил, что если бы она заранее узнала о покупке, то весь сюрприз пропал бы. По-моему, он прав.

У мамы чуть разрыв сердца не случился, когда она увидела, что я полезла под брюхо пони и заглядываю между ног, чтобы определить, мальчик это или девочка. Мне и секунды не понадобилось, чтобы понять: это мальчик. Что я, раньше такого никогда не видела! А мама-то думает, что она все знает про свою доченьку, ха-ха!

Но вернемся к моему пони. Я решила назвать его Трой, как в фотоальбоме миссис Ларкин. Конюх Зиппи обещал сделать табличку, где большими буквами будет написано имя ТРОЙ, и повесит ее у стойла, чтобы все знали, как пони зовут. Трой еще слишком маленький, чтобы ездить на нем верхом, но через два месяца я смогу его оседлать и скакать по полям! Сегодня я уже водила его и кормила морковкой (у папы в багажнике был целый пакет морковки) и кусочком сахара, который дал мне Зиппи. Трой с удовольствием все это съел. Прежде чем расстаться, я прошептала в его теплое мягкое ухо, что завтра мы увидимся, а пока я все напишу о нем в дневнике. Не могу дождаться, когда его увидит Донна! Чуть не забыла: Мэдди ведь тоже его увидит!

На обратном пути папа сказал, что у меня с Троем один день рождения, потому что когда пони дарят кому-нибудь, кто будет его по-настоящему любить, то у них отныне все общее. Так что с днем рождения и тебя, Трой!

Я от души рада, что ничего не знаю о том, откуда он взялся, потому что теперь я могу думать о нем как о посланце небес.

Итак, Дневник, завтра предстоит большой день, а сегодня ночью я буду хорошо спать и видеть во сне Троя и все то время, которое мы будем проводить вдвоем. Счастливее меня нет никого в целом мире!

P. S. Надеюсь, БОБ сегодня не появится.

23 июля 1984

Дорогой Дневник!

Уже поздняя ночь, а мне все не спится. Перед этим мне снились какие-то кошмары, так что я решила, что больше не сомкну глаз. Ничего, сегодня приезжает Мэдди, и после утомительного путешествия ей наверняка захочется отдохнуть. Тогда я тоже смогу поспать. И если днем небо будет светлым, то и мои сны станут не такими мрачными.

Один из кошмаров был особенно страшным, и я проснулась вся в слезах, тут же испугалась, что мой плач может услышать мама. Она, конечно, явится сюда, чтобы меня утешать, а мне как раз хочется побыть одной. Но она этого не понимает. Она всегда приходит ко мне, когда я не сплю, и поет «Матильдин вальс»[1]. И сейчас бы она тоже его спела. Не то чтобы я не хотела услышать, как она будет петь, но все дело в том, что в моем сне этот же вальс маминым голосом пел один человек – и я так перепугалась, что от страха не могла пошевелиться.

Мне снилось, как я иду в лесу мимо Жемчужного озера, а ветер такой сильный, что прямо с ног сбивает, но почему-то только возле меня. Жара. Ветер. И в двадцати футах от меня этот человек с длинными волосами и огромными мозолистыми ручищами. Такими ужасными и грубыми. Он пел и все время протягивал их ко мне. Борода его не колыхалась от ветра, потому что ветер дул только на меня. Кончики его больших пальцев были черны как уголь. Он не переставая описывал ими круги в воздухе, а руки подбирались ко мне все ближе и ближе. Несмотря на весь свой страх, я продолжала медленно двигаться ему навстречу. Это происходило как бы помимо воли.

– У меня твой кот, – произнес он, и при этих словах у него за спиной промелькнул Юпитер и тут же исчез в лесной чаще, как белое пятнышко на листе черной бумаги.

А человек все продолжал петь, и, хотя я пыталась сказать ему, что мне хочется поскорее пойти домой вместе с Юпитером, я не могла произнести ни звука. Тут он вдруг поднял руки высоко-высоко, и мне показалось, что он растет прямо на глазах, превращаясь в настоящего великана. И по мере того как его руки тянулись вверх, я чувствовала, что ветер вокруг меня стихает и наступает тишина. Мне показалось, что он меня отпускает, потому что прочел мои мысли. Во всяком случае, так я решила. Так что, когда он остановил ветер своими руками, я подумала: он меня освободил и я могу теперь отправляться домой.

Потом мне пришлось поглядеть вниз: между моих ног полыхала какая-то ужасная жара. Именно жара, а не просто тепло. Меня прямо жгло, так что пришлось раздвинуть ноги, чтобы хоть немного остыть. И чтобы наконец перестало так жечь. В этот момент мои ноги сами собой начали раздвигаться, как будто хотели оторваться от тела. Я испугалась, что сейчас умру, а никто и не узнает, что я не хотела их раздвигать, но они так горели, что у меня ничего не вышло. Тогда этот человек взглянул на меня, и улыбнулся своей жуткой улыбкой, и пропел маминым голосом: «Эй, Матильда, в ритме вальса прогуляемся со мной…»[2] Я снова попыталась ему ответить, но опять не смогла. Попыталась шевельнуться, но тоже не смогла. Тогда он произнес: «Лора, ты уже дома». И я проснулась.

Иногда во время сна я чувствую, что пропала – мне так страшно. Но сейчас, перечитывая свое описание, я вовсе не нахожу его таким уж страшным. Может, теперь я буду записывать свои сны и перестану их бояться.

Как-то ночью в прошлом году мне приснился такой ужасный сон, что весь день в школе я ничего не соображала. Донна подумала, что я схожу с ума: каждый раз, когда она шепотом звала меня или дотрагивалась до плеча, чтобы передать записочку, я подскакивала. Конечно, я не сумасшедшая, как Надин Харли, но мне казалось, что я еще продолжаю видеть свой сон. Отчетливо он мне не запомнился. Все, что осталось в памяти, так это нависшая надо мной беда – из-за того, что я не выдержала одно предназначенное мне странное испытание: надо было помочь нескольким людям переправиться через реку на лодке, а я не могла сделать этого, потому что мне хотелось только плавать или еще что-то в этом роде; и тогда послали за мной кого-то, чтобы тот схватил меня и трогал везде, где не положено. Больше я ничего не помню – и слава богу.

Я так устала ждать, когда же я наконец вырасту. Настанет день, и я буду взрослой. И сама начну оценивать свои поступки – хорошие они или плохие.

Поговорим с тобой завтра. Сейчас я слишком устала.

23 июля 1984

Дорогой Дневник!

Кузина Мэдди должна приехать с минуты на минуту. Папа отправился на станцию встречать ее один, потому что мама не разрешила ему будить меня. Я проснулась всего пятнадцать минут назад. Никаких снов, но мама говорит, что слышала, как я звала ее, а потом кричала по-совиному! Я чувствую себя так глупо. По ее словам, она зашла в комнату, когда я еще не совсем проснулась, но тут… уханье повторилось, а потом, как она говорит, я захихикала, перекатилась на другой бок и опять заснула. Надеюсь, она никому об этом не расскажет. Вообще-то, она любит рассказывать о таких вещах за ужином с Хэйвордами или другими гостями. Всегда начинается со слов: «С Лорой приключилась одна забавная, чрезвычайно странная история…» И я знаю: сейчас все выложит.