«Сандал», которого не было - Корецкий Данил Аркадьевич
Полевого лагеря у нового джамаата[3] не было. Жили каждый у себя дома, собираясь в обусловленное время у Мусы в гараже. Гараж большой, бетонный, в него даже КамАЗ без прицепа входил, когда отец Мусы движок перебирал. Нет теперь ни КамАЗа – его сожгли враги, ни отца – погиб, защищая свою землю от федералов.
А в стене гаражной ямы Муса сделал тайник, там теперь оружие хранится: обрез охотничьего ружья, старый-престарый наган, обгоревший макаров и две гранаты. Кое-что купили на базаре, что-то выменяли, что-то осталось от погибших старших. С тайником Муса хорошо придумал. Очень удобно: пришел к другу, не рискуя по пути быть захваченным с оружием, а из его дома вышел на задание вооруженным моджахедом. И выходы оттуда отличные: верхний Арна-Юрт расположен в предгорье, подходы к дому с высоты хорошо просматриваются, незаметно никто не подкрадется, зато уйти из подворья тремя разными путями можно. Лучше всего – через сад, оврагом.
Шамсутдин, который пока был за старшего, Мусу похвалил и у себя в гараже такой же тайник сделал, однако хранить там пока особо и нечего: только небольшой плоский пистолет. Такие называют «генеральскими» – Шамсутдин подобрал его на месте взорванной и расстрелянной колонны и спрятал, чтобы отец не забрал. Хотя генералов среди погибших вроде не было, ну да какая разница? Главное, что пистолет есть! А командиру пистолет обязательно положен! И конечно, он по секрету показал его самым доверенным друзьям, да и остальные каким-то образом узнали… Впрочем, это только укрепило положение Шамсутдина: стало ясно, что это настоящий командир!
– Оружия у нас мало, – говорил Шамсутдин. После этих слов среди шести слушателей, сидевших на старых автомобильных покрышках за гаражом, пронесся озабоченный шепот. Самому старшему здесь недавно исполнилось двадцать два года, и это был сам Шамсутдин. Высокий, плотный, он выглядел старше своих лет, и борода у него была черная и густая, как и положено моджахеду. К тому же он много лет занимался борьбой и даже являлся чемпионом района. Словом, его уважали, по крайней мере в своем кругу. Хотя амбиции его были гораздо выше.
– Скоро произойдут важные события, – продолжал Шамсутдин. – Моего отца тогда признают амиром, а я буду его заместителем…
– А тебя поставят заместителем дяди Висхана? – спросил Муса. – Тут же надо авторитет иметь!
– Не бойся, я заработаю, – уверенно сказал Шамсутдин. – А потом выделю свой отряд из молодых ребят и сам стану амиром. А вас, с кем начинал, назначу командирами групп!
– Это справедливо! – сказал Алдан и все одобрительно зашумели.
– Только сидя дома никто командиром не станет! Нужно заявить о себе! И тогда к нам придут еще люди, много людей. А весной мы уйдем в горы и сделаем там полевой лагерь. Будем называться «Молодые моджахеды». И все будут нас бояться, даже федералы к нам не сунутся!
– Почему не сунутся? – спросил самый младший, Руслан. Ему было всего шестнадцать, и он выглядел, как ребенок: щеки и подбородок гладкие, борода совсем не росла. – Они вон сколько отрядов разбили… Даже отряд самого Борза!
– И амира Умарова, – добавил Муса. – Почему к нам не сунутся?
– Потому что мы сильней всех будем! – пообещал Шамсутдин, и «молодые моджахеды» закивали, хотя не очень уверенно.
* * *Когда вызывают к большому начальству, то даже боевым генералам не по себе: они знают, как легко ломаются чужие судьбы и понимают, что в такие моменты могут столь же легко хрустнуть и их собственные. Но сейчас был тот редкий случай, когда их ждали приятные сюрпризы: Управление специальных операций успешно выполнило задачу по ликвидации Саббаха и дестабилизировало обстановку среди боевиков Северного Кавказа, за это полагались благодарности и награды. Можно сказать, что они и были первыми триумфаторами: необходимые донесения по радиосвязи поступили, объективные подтверждения в виде спутниковых снимков разгромленного «гнезда Саббаха» уже легли на стол министра, а следовательно, руководителям управления оставалось получить положенные почести и награды.
Правда, особенность состояла в том, что сегодня триумфатор состоял как бы из двух половинок: начальник УСО генерал-лейтенант Дединец уходил в отставку, а его заместитель генерал-майор Коцубенко готовился принимать дела. Словом, ситуация была щекотливая и во всяком случае не очень приятная для обоих. Хотя, если сравнивать, Дединцу было гораздо менее приятно, чем заступающему на его место «сменщику».
В Министерство обороны генералы приехали каждый в своей машине, и это о многом говорило. С одной стороны, для того и существует у каждого руководителя собственный выезд, чтобы один не зависел от другого, с другой – когда едут в одно место, то дружные начальник и заместитель усаживаются в одно авто… Но откуда взяться дружбе, если Коцубенко специально назначили замом под Дединца: чтобы осмотрелся, привык на новом месте, а через пару месяцев сам занял освободившееся кресло…
В приемную они вошли вовремя. Дединец был в сером костюме, светло-голубой сорочке и синем галстуке. Вообще-то к министру по старой памяти приходили в форме, даже когда министерское кресло занял гражданский человек, но начальник УСО и раньше позволял себе вольности, ссылаясь на необходимость соблюдать личную конспирацию. Он напоминал спортсмена – высокий, худощавый, седой и, несмотря на свои шестьдесят пять, широкоплечий – во всяком случае, верхняя часть туловища даже на беглый взгляд была заметно шире нижней. На подбородке справа белел косой шрам – след бурной диверсионной молодости. Держался он со всеми строго и отстраненно, не заводил друзей в штабе и не окружал себя полезными или «преданными» людьми – верный признак того, что за должность не цепляется, так как получил ее в былые времена за заслуги, а не за услуги. Личный состав групп СПн[4] его любил: все знали, что каждый год Артем Николаевич прыгает ночью с трехсот метров, на полигоне показывает, как надо стрелять и как лучше установить боевую гранату на «растяжку». Друзей у Дединца почти не было, впрочем, учитывая уровень его допуска, это считалось положительным качеством, обеспечивающим конспирацию. Начальство относилось к нему хорошо, но несколько снисходительно: дескать, чудак из прошлого, времена таких, как он, канули в Лету… Но положительный результат Дединец давал всегда!
Павел Васильевич Коцубенко пришел в форме. Недавно он разменял пятьдесят три, а потому считался перспективным молодым генералом новой формации. Действительно, он был служакой иного склада и выглядел совсем по-другому: стодвадцатикилограммовый крепыш среднего роста, с красным грушеобразным лицом, коротким ежиком волос и небольшими жесткими усами под широким носом. Живот и седалище обогнали плечевой пояс – это тоже было заметно с первого взгляда, впрочем, на перекладине он подтягивался тридцать пять раз, укладывался в норматив в трехкилометровом кроссе, а рукопашный бой – один против троих – проводил по уровню краповых беретов. Правда, об этом было известно в основном с его собственных слов. Зато он был общителен, умел заводить друзей, говорить тосты, быть полезным руководству. Как-то само собой он оказывался в центре любой компании. Кто-то метко пошутил на его счет: «Паша на любой свадьбе жених, а на любых похоронах – покойник…»
В приемной генералов «мариновать» не стали – министр принял их немедленно. В просторном кабинете, обшитом деревянными панелями и обставленном хорошей мебелью, было светло – солнечные лучи просвечивали высокую комнату наискосок, создавая впечатление жаркого лета за окном.
– Прошу вас, товарищи генералы! – Министр встал, обошел огромный письменный стол и двинулся навстречу. Это был сугубо штатский человек с мягкими манерами интеллигента. Он пожал руки вошедшим, вызвал заместителя, курировавшего специальные операции, пригласил всех к длинному столу для совещаний, как бы подчеркивая дружеский, неформальный характер беседы. Министр и его заместитель умело провели процедуру триумфации, в отработанной словесной форме воздав должное мастерству генералов, их профессиональным качествам и умению руководить подчиненными.
