Илья Деревянко - Тайная миссия Хасана
За несколько дней, проведенных в Плевне, Фаврикодоров собрал обильный «урожай» сведений о системе турецких укреплений и отправился дальше по заранее запланированному маршруту. Края, через которые он проезжал, сохраняли на себе отпечаток средневекового варварства турок, зверски подавивших упоминавшееся ранее болгарское восстание.
«…Некоторые деревни, славившиеся богатством жителей, – писал впоследствии Константин Николаевич, – были разрушены до основания. Так, например, Клиссура, в которой мне пришлось ночевать, представляла и до сей поры груду развалин. Между тем, до восстания это огромное село, скорее местечко, было средоточием выделки розового масла, доставлявшего жителям большие выгоды. Толпа башибузуков… сожгла промышленные заведения, расхитила медные реторты и вырезала более 200 человек». Побывал он и в разоренной Софии. Из пятидесятитысячного населения в городе осталось чуть более трети.[3]
По пути Фаврикодорову пришлось преодолеть множество трудностей. Да и сама роль Хасана давалась ему нелегко. Случай с повешенными, о котором мы поведали в начале рассказа, – лишь один пример того, как тяжело было православному притворяться турком. Требовались колоссальная выдержка и самообладание, чтобы даже наедине с собой ни на мгновение не выходить из образа. Любой неверный шаг мог привести к разоблачению и мучительной смерти. Впрочем, угроза исходила не только от турок. Бесчеловечные расправы мусульманских оккупантов, с удовольствием практиковавших чудовищные казни типа сажания на кол и т. д. и т. п., вызывали у болгар законную жажду мести. И объектом этой мести вполне мог оказаться турецкий торговец Хасан Демерджи-Оглы.
Ведь не будешь же рассказывать каждому встречному болгарину, что ты замаскированный русский разведчик. Да и навряд ли они поверят…
Доводилось сталкиваться с опасностями и иного рода. Так, однажды, сбившись с пути, Константину Николаевичу пришлось заночевать на суку огромного дерева, отгоняя выстрелами диких зверей от своей лошади, привязанной внизу.
Тем не менее, спустя некоторое время Фаврикодоров благополучно прибыл в Шумлу – одну из сильнейших турецких крепостей. Шумла располагалась на восточной подошве отдельного отрога гор, совершенно отрезанного от Главного Балканского Хребта. Со всех сторон ее окружали почти отвесные скалы. Сам город лежал в узкой долине, пронизанной широкими оврагами. Лесистая и пересеченная местность давала туркам возможность легко устраивать засады и внезапно атаковать русские части там, где их не ждали. И без того мощные укрепления крепости в 1877 году были еще более усилены под руководством британских инженеров…
В Шумле Хасан Джемерджи-Оглы заделался цирюльником. Это был экспромт Фаврикодорова, причем не слишком удачный. Талантом Фигаро он явно не обладал. «Один клиент, которому я брил голову, долго терпел производимые мною мучения, – вспоминал Константин Николаевич. – Но когда я принялся за его бороду, то он не выдержал, вскочил и закричал: «Аман, Аман[4]!» – как будто боялся, что я его зарежу. Случай этот повредил моей репутации, и уже находил мало дураков, решавшихся вверять мне бритье головы. Я, конечно, не печалился, имея более свободного времени для своих наблюдений». Однако будучи никудышным цирюльником, Фаврикодоров являлся, одновременно, великолепным разведчиком, ухитрившимся добыть в Шумле все сведения, необходимые русскому командованию. Затем Хасан направился к Черному морю, в Варну, где сумел собрать ценную информацию о размещенной там турецкой группировке. Из Варны он перебрался в Ямболь, сел на поезд и поехал в Адрианополь. Разговорившись в вагоне с турецкими офицерами, Фаврикодоров получил интересные данные об укрепленных железнодорожных станциях между Малым Тырново и Адрианополем, о численности расквартированных там войск, о наличии провианта и боеприпасов. По прибытии в Адрианополь он два дня посвятил поискам надежного курьера для передачи начальству добытой информации. У разведчика не было налаженной системы связи, собственных связных, и, договариваясь с очередным человеком, он всякий раз рисковал очутиться в лапах турецких жандармов.
Помогали Фаврикодорову лишь незаурядная интуиция, умение разбираться в людях, единая православная вера, которую исповедовали и болгары, и греки, а также их общая ненависть к туркам…
В результате двухдневных поисков Константин Николаевич все же подобрал в Адрианополе нужного ему человека. Связным Хасана стал болгарин Николо Буяджи, уроженец города Джамы, который доставил донесение Фаврикодорова в ставку русского командования. А сам разведчик из Адрианополя отправился в Филипполь, где купил лошадь, новую одежду и преобразился из торговца в башибузука. В таком виде он перебрался в Сербию, переправился через Дунай и, проехав по железной дороге почти всю Южную Молдавию, прибыл, наконец, в Систов. Кольцо замкнулось. Однако Константину Николаевичу, чтобы встретиться с начальством, пришлось преодолеть еще сорок верст, отделявшие Систов от болгарского села Горный Студень, куда за время его отсутствия переместилась Ставка. Настроения тут были невеселые. Крупные успехи, одержанные русскими в начале войны, сменились полосой неудач. Передовой отряд генерала И.В. Гурко, лихо прорвавшийся за Балканский хребет, не получив поддержки основных сил, вынужден был отступить. На Шипкинском перевале небольшой отряд генерала Столетова отчаянно отбивался от многократно превосходящих по численности турецких войск. Но хуже всего приходилось русской армии под Плевной. Два неудачных штурма, масса жертв, недостаток продовольствия… Тыловые госпитали были переполнены ранеными и больными. Толпы болгарских беженцев, покинувшие Долину Роз вместе с войсками генерала Гурко, наводнили города и села Придунайской Болгарии.
В Горном Студне Фаврикодоров явился к Н.Д. Артамонову и представил полковнику подробный отчет о своем рейде. Настроение у разведчика было под стать событиям, происходящим на фронте. «…Путешествие крайне утомило меня, – писал он в мемуарах. – И, по совести говоря, я страшился нового поручения. Мне казалось почему-то, что служба моя не приносит особенной пользы общему делу, а каждый труд приятен лишь тогда, когда видишь благоприятные результаты принесенных жертв и затраченных усилий…» Артамонов как мог утешил разведчика и дал ему очередное задание: проникнуть в осажденную Плевну, выяснить состояние турецких войск и постараться узнать замыслы Османа-паши. Он честно предупредил Фаврикодорова, что задача эта крайне опасна, шансов выжить мало, и твердо обещал – если Константин Николаевич попадет в руки турок, то командование позаботится о его семье (кстати сказать, Фаврикодоров не получал за свою работу никакого вознаграждения, оплачивая все расходы из собственного кармана).
Делать нечего: разведчик снова переоделся в турецкий костюм, поздно вечером пустился в путь и через некоторое время сумел-таки пробраться в Плевну, все под тем же именем Хасана Демерджи-Оглы. Там он остановился на уже знакомом по прежнему посещению постоялом дворе и объяснил хозяевам, что приехал из Софии с подводой (Софийское шоссе находилось тогда еще под контролем турок, являясь единственной связующей нитью между осажденным гарнизоном и остальной турецкой армией) и намерен вновь заняться торговлей рахат-лукумом.
Начались рабочие будни разведчика. Каждое утро, прихватив лоток со сладостями, он отправлялся на позиции. Торговля шла неважно, поскольку турецкий солдат не мог похвастаться обилием денег. Рахат-лукум покупали преимущественно офицеры. Скоро в турецком лагере хорошо знали Хасана и принимали его любезно. Среди постоянных клиентов бойкого торговца оказались даже ординарцы и слуги самого Османа-паши. Хасан умело прикидывался простаком, абсолютным невеждой в воинском искусстве, и часто офицеры рассказывали ему вещи, которые обычно принято считать военной тайной. В общем, источников информации хватало с избытком, зато доставить добытое по назначению было гораздо сложнее. Первое время Фаврикодоров не имел связных, и ему приходилось, рискуя жизнью, вновь и вновь переходить линию фронта, проявляя при этом незаурядное мужество и смекалку. Например, после одного ночного перехода Хасан на рассвете неожиданно нарвался на черкеса, служившего туркам. Тот немедленно бросился к разведчику с вопросом: кто он и зачем шляется по передовым позициям в такую рань?! Любой неубедительный ответ мог стать роковым, но Константин Николаевич не растерялся, схватил черкеса за грудки и, потрясая специально приберегаемой для подобных случаев уздечкой, заорал: «Вас, мерзавцев, воров-черкесов, я ищу! Вы меня ограбили, подлецы! В эту ночь у меня украли жеребца, стоящего три тысячи пиастров. Вот ты у меня попляшешь, как я потяну тебя к Осману-паше!!!»
Черкес мгновенно сообразил – при разбирательстве турки обязательно будут на стороне турка – и не на шутку перепугался. Он всеми силами постарался убедить разъяренного торговца, что не крал коня, выспросил приметы мифического жеребца и поклялся лично произвести тщательный розыск. «Он был очень доволен, когда я ушел своей дорогой», – вспоминал Фаврикодоров. А Хасан доставил Артамонову обстоятельный отчет о состоянии укреплений Плевны, о продовольственных запасах турецкой армии и по просьбе полковника нарисовал план города.
