Павел Стовбчатый - В бегах. Цена свободы
— Потом узнаешь. Жди! — И он быстро исчез между штабелями леса.
Ждать мне пришлось действительно не более пятнадцати минут. Затем из штабелей раздался негромкий свист. Это был Граф. Он осторожно провел меня в кромешной тьме в глубь прохода и остановился метрах в двадцати от «входа». Я сразу почувствовал, что мы не одни, хотя никаких голосов и шороха еще не услышал. И вдруг вспыхнул свет, луч от фонаря ударил мне прямо в глаза, а потом упал на землю.
— Присаживайся, — сказал Граф и, взяв из чьих-то рук фонарик, повернул его в другую сторону. И тут я увидел тех, кто был в полуметре от нас. Их было трое, но ни одного из них я не знал, хотя лица показались мне знакомыми. Конечно, мы где-то встречались, причем не раз, однако всех не упомнишь: в зоне две тысячи голов, работа в три смены.
— Знакомься, это мои друзья, — тем временем сказал Граф и назвал мне их клички: — Картуз, Чина и Глухой.
Я пожал им руки и тоже назвался. Граф тут же достал из кармана пачку сигарет, и мы все закурили, присев на корточки.
— Значит, так, Михей, — быстро-быстро заговорил он. — Времени у нас в обрез, и оно очень дорого, брат. Нас свела сама судьба, и потому я решил помочь тебе. Помочь или наоборот… — он не договорил до конца, но я понял его мысль. — Короче, мы собрались валить через вышку, и у нас все готово. Терять тебе уже нечего, как я понял, а нам ты не помешаешь. Они в курсе всего, что с тобой произошло, для этого и уходил. Понимаешь, о чем я говорю?
— Да, я понимаю тебя, Граф. Такие вещи один не решает.
— Молодец. Правильно, — похвалил он меня. — Дело, конечно, стремное, будем стрелять, но зато нас ждут… Если удастся выскочить за забор, считай, что свалили. Тебя устраивает такой расклад или ты пойдешь своим путем?
Я чуть помедлил с ответом и внимательно посмотрел на каждого. Суровые, непроницаемые лица бывалых зэков. Троица молча изучала меня, вернее, мой голос.
— Вы как подарок с неба, — наконец опомнился я и выдавил из себя подобие улыбки. Честно говоря, мне еще не верилось, что все это не сон. Прямо-таки невероятное стечение обстоятельств и судеб, настоящая мистика, мать ее. Разминись я с Графом хотя бы на минуту, и эта встреча никогда бы не состоялась. Но она состоялась. И конечно же я сказал им «да», мне ведь действительно нечего было терять.
Спустя час-полтора после этого мы находились уже на той стороне забора, оставив тяжелораненого солдата помирать на вышке. Его автомат был у нас.
— Теперь туда! — крикнул нам Граф, показывая рукой на край леса, раскинувшегося метрах в трехстах от зоны. И мы бежали туда, как олени, позабыв обо всем на свете. И нас действительно ждали, но что это были за люди, я еще не знал. Не знал я и того, что ждет меня впереди. Мне просто не хотелось думать об этом, к тому же я по-прежнему мыслями был там, в зоне. Шестнадцать лет говорят сами за себя. Я не очень-то надеялся на то, что мне удастся пропетлять на воле хотя бы несколько лет, и, как показала впоследствии жизнь, увы, не ошибся. Настоящего зэка, что ни говори, видно за версту. А я был именно им. Мы встретились с Графом примерно через год после нашего побега, и встретились мы с ним, конечно, в тюрьме. Да будет проклята она во веки веков!
Глава вторая
Я лежал на шконке и переваривал свежую информацию, еще до конца не веря, что все происходит на самом деле. Информация действительно была свежей и, что называется, сногсшибательной. Всего несколько дней назад я как блаженный думал о смерти, а сейчас… «Нет, подыхать мне еще рановато, не дождутся! Накинуть себе петлю на шею не велика мудрость, никого не удивишь. А вот выжить…» По моему телу прошла мелкая дрожь. Я тут же достал из носка малявку от Графа и перечитал ее в третий раз. Мы сидели в разных корпусах, но связь между собой поддерживали. Граф частенько передавал мне через хозобслугу небольшие гревы (чай, курево, сахар) и писал, что у него все хорошо. Малявки были простенькие, не слишком серьезные, и потому мы спокойно обменивались ими при помощи баландеров, не переживая о том, что они попадут сперва в руки «кумовьев», а уж потом адресату.
Но сегодня маляву передал мне мент — он сунул ее в момент выхода на прогулку, четко, и я не знал, верить ему или нет.
Малява была стремная, весьма стремная. Прочитав ее, я было подумал, что это ментовские штучки, «запускалово» чистой воды. Оперативники способны и не на такое, чего уж там. Но все дело в том, что в тексте были заранее обусловленные «маячки», мы так договорились. В начале записки и в конце. Две буквы «л» смотрелись чуть жирнее, чем остальные, но никак не бросались в глаза непосвященному человеку. Почерк подделать можно, запросто, но вот «маячки»… О них было известно только ему и мне. Значит, все ровно и я зря щекочусь. Вдобавок ко всему, будто догадываясь, как именно я отреагирую на «явление служивого», Граф намекнул в тексте, что записку мне передаст мент. Только намекнул, не более, но этого было вполне достаточно.
Перечитав весь текст от начала и до конца в третий раз, изорвал ее на мелкие клочки и спустил в унитаз. «Ну что ж, раз такое дело, — сказал я себе, — за мной не заржавеет. А с друзьями на воле я, конечно, свяжусь. По крайней мере, с одним, но самым надежным».
Мне просто не верилось, что Граф сумел организовать такую «делюгу». Фантастика! Хотя он был серьезным человеком и крутился с ворами. Такие люди, как он, никогда не бросают слов на ветер. И уж если он пишет мне, что со свободы к нему подкатила братва для того, чтобы устроить ему еще один побег, значит, так оно и есть, подкатила. Дело времени, короче. Мое сердце буквально запрыгало в груди. Надежда! — вот что заставило его забиться с удвоенной силой. Надежда! Я как бы вновь обрел себя и понял, что жизнь еще не потеряна.
Не знаю, как Граф, но лично я натворил слишком много чего за то время, которое провел на воле. Почти восемь месяцев, и все мои! Мать честная, кому рассказать?! И ему, и мне стопроцентное светило пожизненное только за один наш побег, а нечего говорить о другом. Его повязали в Питере, а меня под Тамбовом. Как и положено в таких случаях, нас снова отправили в Пермскую область, откуда мы совершили свой побег. Остались ли на воле Картуз, Чина и Глухой — я не знал. Скорее всего, остались, в противном случае они бы находились там, где и мы, — в пермской тюрьме.
Да, нас конечно же не повезли прямо в зону, а поместили в следственный изолятор, где вот уже почти пять месяцев мы кормили вшей. Первое время я буквально не находил себе места, постоянно думая о самоубийстве. Зачем жить? Для чего? Но теперь я снова думал о воле.
На следующий день я срочно отписал Графу и попросил его отправить надежную малявку моему другу пермяку Вите Тоске. Он был из порядочных, не сломавшихся за годы лагерей арестантов, с которым я просидел не один год. Сейчас Витя находился на воле и, как я слышал, неплохо «стоял». Вот к нему я и решил обратиться с довольно щекотливой и стремной просьбой — помочь людям Графа, а значит, и мне. Иными словами, колесо завертелось, но я знал, что такие дела быстро не делаются. А что может быть хуже, чем ждать и догонять? Ни-че-го. «Терпение! — жесточайше приказал я себе. — Терпение, Михей».
В камере, где я находился, было еще трое — армавирец Толик Бекета, татарин Женька Мамай и уралец Картоха.
Все трое не вызывали никаких сомнений на предмет лояльности к ворам, все трое просидели в камерах не меньше десятки. Именно в камерах — крытых и БУРах, изоляторах и разных «спецах», не говоря о зонах. Сидеть с ними было одно удовольствие, и я благодарил судьбу за то, что она преподнесла мне столь щедрый подарок. Да, попасть в камеру к тем, с кем бы ты хотел сидеть, — большая роскошь. Это случается так же редко, как редко встречается настоящий друг. Мне повезло. Я не боялся говорить при них то, что хотел, не боялся принимать малявки от гонцов, я даже надеялся на их поддержку в случае побега. Они, правда, не верили, что нам удастся отвалить и в этот раз, но верил я. Я знал Графа, этого было более чем достаточно. Они же знали его только с чужих слов, что не совсем одно и то же. Как бы там ни было, подготовка к нашему дерзкому побегу шла полным ходом, хотя и затягивалась. Благодаря врачихе Елене, которую я хорошо «крюканул» во время пребывания в тюремном лазарете, я успел передать Тоске все, что нужно, и вскоре он сошелся с братвой Графа. Они действительно уже долгое время жили напротив тюрьмы, терпеливо наблюдая за движением и налаживая связи. Их было пятеро, причем двое из них приходились Графу родственниками, то ли двоюродными братьями, то ли племянниками. Именно этим, как я понял, объяснялось их общее терпение и верность долгу.
Граф продумал сразу два варианта отрыва. Первый — прихват автозака, когда нас повезут на место преступления, затем к особняку, где мы расстреляли охранников и ментов. Второй — подкоп под тюрьму, что казалось мне едва ли исполнимым даже при участии Тоски. Но как показал прошедший месяц, а я сидел в общей камере уже сто дней, я ошибался. С подкопом дело продвигалось как нельзя лучше — лаз был готов почти наполовину, а вот с выездом на место преступления дело затягивалось. Менты словно чуяли опасность и побаивались вывозить нас за ворота тюрьмы хотя бы на одну минуту. Они не надеялись даже на усиленный конвой, зная, что нам нечего терять. К тому же они понимали, что за нашими спинами может кто-то быть. Во всяком случае, за моей. Тоска уже знал всех следователей, которые вели наше дело, но говорить с ними на тему выезда было более чем опасно. Это понимали и мы. Тем более что речь шла о полном уничтожении конвоя, каким бы усиленным он ни был. Именно на это был настроен Граф и его друзья. Предстояло либо стрелять и взрывать всех сразу, либо погибать самим от пуль охранников. Что касается подкопа, то тут дело обстояло несколько иначе и проще. Во всяком случае, для нас с Графом. Подкоп рылся не к камере, где содержался я или он, а к столовой, которая находилась неподалеку от главной тюремной стены. Преимущество такого подкопа заключалось в том, что нам не нужно было бежать на вахту, мочить охрану и встречных вертухаев, дабы вырваться за ворота тюрьмы. В этом случае у нас был только один шанс из тысячи, ибо вахта есть вахта, она укреплена как ничто. Наша задача состояла в том, чтобы вырваться из корпуса и добежать до столовой, туда, где мало ментов и никто нас не ждет, в другую сторону от вахты. Небольшой взрыв снизу — и пол столовой откроет вход в лаз. Дальше дело техники, сноровки и времени. Пробежать, проползти на четвереньках каких-нибудь сорок метров и сесть в «скорую помощь». Именно такая машина почему-то приглянулась Графу. Очевидно, он считал, что «скорая» — лучшее средство для отрыва, хотя она и бросается в глаза. С оружием и газовыми баллончиками вопрос был решен. И у меня, и у него было по «стволу», их принес тот же мент, что передавал мне малявки от Графа. Когда я принял от него небольшой увесистый сверток — это было глубокой ночью, когда все спали, — по моему телу пробежала дрожь. Я сразу почувствовал, как близки мы от задуманного и насколько серьезно относятся к делу друзья Графа. Это была настоящая работа! В какой-то момент я подумал, что нам предстоит сваливать именно на его, этого мента, смене, но, поразмыслив хорошенько, понял, что скорее всего он будет посвящен в детали, даст надлежащие инструкции и консультации, а сам останется за кадром. Вряд ли он такой уж лох, чтобы открыто подставлять свою шею под удар или понадеяться на честное слово тех, у кого нет выхода. По глазам видно — умен, любит деньги и жизнь, а еще, так же как мы, презирает власть. Ту власть, которой в силу обстоятельств и служит. Сколько их, таких, и чего стоит всякая власть?..
