Стивен Хантер - Я, снайпер
Машина, двигавшаяся с включенной передачей, прибавила скорость, откликаясь на нажатие безжизненной ноги Джека, и ударилась в стену гаража. Выстрелов никто не услышал; впрочем, начнем с того, что в этой части Чикаго выстрелы не такая редкость, чтобы обращать на них внимание. Джек и Митци пролежали в автомобиле больше часа, пока в переулок не свернул почтовый фургон, искавший кратчайший путь через Гайд-парк. Водитель, не сумевший объехать стоявший поперек дороги «вольво», заметил струйку дыма из выхлопной трубы, выбрался из фургона и подошел узнать, в чем дело. Обнаружив кровавое побоище, он позвонил по 911, и через считаные минуты здесь тоже развернулся фильм Феллини с участием чикагской полиции, ФБР и журналистов.
Впоследствии о Джеке и Митци скажут, что они погибли вместе, так же как жили, боролись и любили. Они были по-своему известны, конечно, несравнимо с Джоан Фландерс, но в своем мире тоже являлись звездами. Оба приобрели популярность в то десятилетие безумия, против которого выступала Джоан Фландерс. Хотя все это было так давно.
Джек родился в благородной еврейской семье владельцев завода и получил хорошее образование. Красивый и страстный, он заразился в Гайд-парке радикальными взглядами, которые захватил с собой сначала в Гарвардский, затем в Колумбийский университет. Джек основал движение «Студенты за социальные реформы» и в течение долгих шести лет являлся его лидером. На определенном этапе он разочаровался в мирной демонстрации как в средстве, влияющем на политику и уж тем более уменьшающем число погибших, и в 1971 году ушел в подполье, вооружившись пистолетами и бомбами.
Именно там Джек познакомился со знаменитой к тому времени Митци Рейли, происходившей из рабочей семьи; ее родители эмигрировали из Ирландии и обосновались в Бостоне. Митци уже успела засветиться на месте нескольких взрывов бомб и двух ограблений банков. Рыжеволосая, с зелеными глазами и бледным веснушчатым лицом, она олицетворяла ирландскую фею, превратившуюся в безжалостную террористку, ее любили средства массовой информации и ненавидели простые американцы. Митци наслаждалась своим положением, и, когда появился Джек, они сразу нашли друг друга — каким же незабываемым был их взлет! Парочка взяла с места в карьер, стремительно набирая славу и вес в определенных кругах. Джек и Митци быстро заняли первую строчку в списке самых разыскиваемых террористов, составленном ведомством Дж. Эдгара Гувера,[1] однако им каким-то образом удавалось через сочувствующих журналистов давать интервью, позировать перед объективами камер — у обоих были роскошные, густые и пышные волосы и сильные, артистичные лица, а глаза словно прожигали дыры в фотопленке — и действовать.
Крупнейшей из их акций стал подрыв Пентагона. На самом деле всего лишь трехфунтовый мешок черного пороха грохнул от примитивного часового механизма в мусорном баке — больше дыма, чем ущерба. Однако взрыв этот был символичен и стоил больше, чем тысяча бомб, разорвавшихся у менее важных объектов. Главный вестибюль военного ведомства закрыли на два часа, скорее из-за безумства журналистов, спешивших осветить подробности дерзкого преступления, чем из-за реальной угрозы для людей, однако это сделало Джека и Митци звездами первой величины.
Удача отвернулась от них, когда они мастерили более мощную бомбу для более важной цели, но на этот раз грохнуло не в Капитолии, а в спальне, и оба бежали, оставив подругу, которая подорвалась. За ними началась охота, деньги закончились, а тут как раз случилось дерзкое ограбление банка, имелись жертвы: высокий мужчина убил двоих охранников, выстрелив им в спину. ФБР утверждало, что это дело рук Джека и Митци; мнения полиции Ньякетта, штат Массачусетс, разделились. Плохой ход для парочки с точки зрения карьеры, поскольку у убитых остались дети, а сами они были обычными трудягами, не свиньями, угнетателями или бандитами, — два простых парня, один ирландец, другой поляк, кое-как сводили концы с концами, вынужденные кормить большие семьи. От общественности не укрылось лицемерие этого движения, которое, заявляя о борьбе за народ, убивает двоих именно из народа. Джека и Митци так и не удалось привязать к преступлению, поскольку кинопленку из камер наблюдения, изъятую полицией, похитили из фотолаборатории и так и не нашли. Возможно, если бы не это, парочке предъявили бы обвинение в убийстве при отягчающих обстоятельствах, после чего Джек и Митци прямой дорогой отправились бы на большой стул с подсоединенными электрическими проводами, посредством которого в те времена в штате Массачусетс расправлялись с нехорошими ребятами.
Несколько лет прошло; времена изменились; война окончилась, по крайней мере для Америки. Джек и Митци наняли известного радикального адвоката, выступившего посредником в переговорах, которые в итоге привели к тому, что полиция и федеральные агенты нарушили почти столько же законов, сколько известная парочка. В конце концов, вместо того чтобы признаться в этом общественности, власти позволили страстям затихнуть. Теперь Стронги, по выражению Джека, были «виновны как черти, свободны как птицы» и могли спокойно вернуться в социум.
Их привлекала научная стезя. Стронги обосновались в Чикаго и там же нашли работу. Джек постоянно учился и повышал свой уровень и достиг звания профессора в Чикагском университете, штат Иллинойс. Митци, закончившая юридический факультет Мичиганского университета, трудилась на юридическом факультете Северо-Западного университета. Пара купила дом в Гайд-парке и провела следующие годы, проповедуя, вместо того чтобы практиковать радикализм. История эта казалась экстраординарной американской сагой и тем не менее закончилась так же, как у Диллинджера,[2] — в переулке в лужах крови.
Митч Грин поднял свежий номер газеты «Плейн дилер» с громким заголовком «Полиция и ФБР собирают улики в деле об убийстве бывших борцов с войной во Вьетнаме».
— Пожалуйста, кто-нибудь, — сказал Митч, — передайте Марку Фелту, что я больше не играю.
Ответом ему стали редкие смешки тех немногих из числа присутствующих, кто знал, что до того, как стать «Глубокой глоткой»[3] Вудворда, Марк Фелт работал в ФБР и специализировался на незаконных обысках в квартирах подозреваемых. Это было в те безумные годы, когда сам Митч Грин вел собственное комедийное шоу «Митч Грин против Америки», в котором являлся автором сценария, режиссером и единственным актером. В числе его самых ярких идей — создание «машины желаний», с помощью которой американские дети могли возвращать в Калифорнию транспортные самолеты, перевозившие солдат. А как вам нравится обращение к компании Диснея с просьбой открыть «Вьетнамленд» — парк развлечений, где можно бросать в подземные тоннели зажигательные гранаты, после чего оттуда с криками выскакивают объятые пламенем желтые фигурки и скрываются в густых зарослях? Просто замечательно.
Увы, большая часть аудитории хранила молчание — все эти ходячие выставки татуировок и булавок, именуемые подростками, которые в последнее время составляли значительную часть читателей Митча. Забудем про Фелта; известно ли им хотя бы, кто такой сам Митч? Маловероятно. Они только знали, что ему принадлежит серия бестселлеров «Дядя Митч разъясняет» — легкомысленных исторических эссе, проповедующих безумную левацкую версию американской истории, предложенную самим автором. Как это ни удивительно, книги, проникнутые юмором и обаянием бывшего радикала, расходились миллионными тиражами.
И вот новый город, новое турне в поддержку очередной книги. Городом был Кливленд, турне называлось «Позолоченный век: Аманда, на ужин снова крестьяне?». Рокфеллер, Карнеги, Гулд[4] — все эти не внушающие доверие ребята, общеизвестные сведения, изложенные в виде шокирующих анекдотов; по крайней мере, даты приведены точно — благодаря помощнику, обладающему кропотливостью и завидным долготерпением. («Митч, честное слово, такое нельзя говорить». «Можно, вот смотри, я же говорю».) Еще один бестселлер, хотя Митча раздражало, что «Нью-Йорк Таймс» помещает его очередной опус уже не в списке литературы для взрослых, а лишь в ежемесячном обзоре книг для подростков.
— Мистер Фелт, — продолжал импровизировать Митч, — пожалуйста, не убивайте меня. Я больше не участвую в маршах протеста!
И снова засмеялись лишь те, кто увидел аллюзию на знаменитую песню Фила Оукса,[5] ставшую гимном протестного поколения шестидесятых. Тем не менее для вечера буднего дня, для обычного книжного магазина в спальном пригороде Кливленда народу набралось прилично. Митч видел перед собой лица, книги и черную стеклянную панель окна. Когда все закончится, его ждет уютный номер в гостинице, и, как знать, возможно, ему удастся кого-нибудь подцепить, судя по количеству женщин с некрашеными седыми волосами, забранными в хвостик, в длинных гавайских балахонах и сандалиях «Биркеншток», ну а самолет до Хьюстона, к счастью, вылетает не в убийственно ранний час.
