Михаил Нестеров - Агент силовой разведки
Мартьянов прикурил очередную сигарету и продолжил:
– 1918 год. Смута как в самой молодой России, так и в Европе, оказавшейся многодетной соседкой революционерки. Ликвидация нежелательных лиц в России и за рубежом – это было главной задачей агентов Панина. Но была и другая сторона их деятельности, о которой я расскажу позже.
Болотин согласно покивал. Он слушал внимательно, сцепив пальцы рук, со стороны казалось – с напряжением. Он был немного удивлен тем, что Мартьянов оказался хорошим рассказчиком. Наверное, тому способствовала обстановка кабинета: через плотно запахнутые шторы даже в солнечный день едва проникал свет. Настольные лампы с зелеными абажурами – вот что было основным источником света и придавало его хозяину вдохновения.
Тем временем Мартьянов продолжал:
– Структура военной разведки менялась часто; на жаргоне агентов – линяла. А эта семерка продолжала функционировать, и состав ее не менялся. Даже в пору Регистрационного управления Полевого Штаба РВСР и Разведуправления Штаба РККА. В 1937 году по личному распоряжению начальника разведупра число агентов удвоилось. Но не потому, что возросло число задач или расширились их функции. Только для того, чтобы первая семерка смогла подготовить себе смену.
– Могу представить, что стало со «стариками», проработавшими на разведку два десятка лет. 37-й год, вы сказали? – министр многозначительно приподнял бровь.
Мартьянов покачал головой:
– Смена поколений прошла тихо. Например, Николай Панин ушел в мир иной в почтенном возрасте.
– Вас заинтересовала судьба Панина. Почему?
– Вы плохо слушали. Извините.
– Постойте, вы хотите сказать, что...
– Совершенно верно, – кончиками губ улыбнулся Мартьянов. – Мой порядковый номер в агентурной группе – первый.
Если бы Болотин не знал структуру Главного разведывательного управления, задач его руководителя (часто его называли Директором), его личного окружения, то усомнился бы в правдивости своего гостя.
Он сказал, что состав группы зависел от величины разведывательного аппарата. Впрочем, это интерпретация его слов в исполнении Болотина, но суть от этого не менялась. С годами разведывательный аппарат разросся, расширились задачи и фронт работ, а значит, число агентов должно было вырасти минимум в два раза. Основных управлений в ГРУ – тринадцать, вспомогательных управлений и отделов – семь. С другой стороны, к чему Директору целый отряд личных агентов? И министр спросил, предугадывая ответ:
– Вас так и осталось семеро?
– Да.
– Задачи прежние? Ликвидация нежелательных лиц?
– Это не самая интересная сторона нашей деятельности.
«Самое время перейти к мотивам обращения к министру безопасности и внутренних дел». Однако Болотин воздержался от напоминания.
– Разведка во все времена нуждалась в деньгах. В 1918 году деньги для начальника разведуправления не имели ни цвета, ни запаха. Деньги, выигранные агентом в австрийском или французском казино, для него были просто деньгами. Равно как и деньги, полученные от реализации украденной картины, ювелирного украшения. На Дальнем Востоке, в Германии и Австрии мои предшественники занимались в том числе и финансовым обеспечением службы. Кто-то из них вел светскую жизнь, обольщал богатых вдов, принимал в знак признания и любви украшения либо похищал их, играл в рулетку, был непобедим в покере – поскольку владел навыками шулера. Кто-то грабил банки и обчищал дома банкиров и аристократов. Агенты уходили от погони, избавлялись от свидетелей. Они отрывались от этой работы, чтобы выполнить другую, порой сообща: устраняли политического деятеля в Европе, на Востоке. Им приходилось убивать своих коллег – агентов английской, немецкой, китайской разведок. Однажды начальник разведки, очередной начальник разведки, – сделал поправку Мартьянов, – заметил, что нереализованных ценностей, включая картины знаменитых мастеров и ювелирные украшения мастеров эпохи Возрождения, скопилось в избытке. Это значило...
– Простите, в каком году это было?
– Доподлинно неизвестно. В 1925 или 1930 году, но не раньше или позже.
– Продолжайте.
– Да, так вот, избыток ценностей означал, что деятельность агентов вышла на качественно новый уровень. Но начальник разведупра поступил мудро и не стал ограничивать своих подчиненных. Тот благоприятный период позволил ему создать финансовый запас прочности, причем на многие годы вперед. Дело в том, что некоторые картины и ювелирные украшения уже в те годы ценились очень высоко. И стоимость их только росла. Тогда ему в голову пришла мысль о частичной независимости военной разведки от вооруженных сил в частности и государства в целом. Он мог сам финансировать спецоперацию, на которую по разным причинам официально денег получить не мог. В отдельных случаях он мог обойти любые бюрократические проволочки. Вам-то хорошо известно, сколько согласований, сколько подписей и даже просто кивков необходимо собрать, чтобы получить «добро» на спецоперацию.
Болотину была знакома эта проблема.
– А дальше, – озвучил он свои мысли, – чиновничий аппарат будет только разрастаться.
– Совершенно верно, – подхватил Мартьянов. – И даже если задачи военной разведки останутся на прежнем уровне, то затраты увеличатся. «Восточный фонд»...
– Как вы сказали?
– «Восточный фонд». Это название того самого запаса прочности, коллекция художественных ценностей. Так вот, «фонд» быстро опустеет, исчезнет. Как исчез с карт мира несокрушимый Советский Союз.
«Он пошел ко дну, как «Титаник», – сравнил Болотин, соглашаясь с собеседником. – Только что дымили его трубы, в машинном отделении вкалывали черные, как черти, машинисты, на палубах играла музыка, и холеные пассажиры кружились в танце... как вдруг удар, протяжный скрежет...»
Прошло не меньше минуты. Болотин первым нарушил молчание, вернувшись к началу разговора, к вопросу, который Мартьянов адресовал ему: «Вы что-нибудь слышали об агентурной группе «Восток»?»
– Почему «Восток»? Откуда взялось это название?
– От начальных букв ВОенно-СТатистического Отдела, в котором и была в 1918 году сосредоточена разведка и Контрразведка, – наглядно акцентировал Мартьянов.
– И название группы сохранилось до сегодняшнего дня?
Мартьянов подтвердил кивком головы: да.
– Агенты «Востока» не были сосредоточены в одном месте, – продолжил он. – Каждый находился в регионе своей ответственности. Приказы получали через разведчиков-нелегалов и «свободного» агента из первого отдела. Конечно, нелегалы тоже обладали навыками радиотелеграфистов, снайперов, подрывников, но могли применять их на деле лишь в крайних случаях. На то существовали агенты, смысл жизни которых и ремесло – риск.
– Назовите самый ценный предмет из «Восточного фонда».
– Они все бесценны.
– Тогда назовите самый дорогой.
– На мой взгляд... самый дорогой – это портрет Екатерины Арагонской, начало XVI века.
– Чья работа?
– Собина Николая Семеновича.
Болотин, изучавший историю в двух вузах, удивленно качнул головой:
– Собин нарисовал портрет дочери основателей испанской короны?
Мартьянов рассмеялся.
– Пардон. Я вас неправильно понял. Собин – агент нашей разведки. Он выкрал этот портрет из частной коллекции. Дело было в Австрии в 1924 году. Собин был завсегдатаем австрийских казино. Кутила, дамский угодник, бретер. Бросался в драку, норовя провалить возложенную на него миссию. Но его норов отводил от него все подозрения в шпионаже. Только умственно отсталый мог заподозрить в нем тайного агента. Меклер Артур Георгиевич, – Мартьянов назвал следующего агента. – Полная противоположность Собину. Он работал инженером на бумажной фабрике в Финляндии на постоянной, что называется, основе, окончил реальное училище. Кислицкий Антон Леонидович – еще один сорвиголова. Анархист и большевик, игрок и один из руководителей Народного банка...
– Сколько ему было в то время?
– Двадцать семь.
– И что в нем привлекло руководителя разведки?
– Не знаю. В то смутное время ему было виднее. Да и большого выбора у него, судя по всему, не было. Я заканчиваю про первых агентов «Востока», еще буквально два слова. Ни одного из них не осталось в живых. Однако в досье на них вы не найдете дату смерти. Вот разве что на «дальневосточника» Сергея Осинова. Он в 1939 году «ушел в тайгу и не вернулся», как бы комично и неправдоподобно это ни прозвучало. Николай Гуреев похоронен на Новодевичьем кладбище. Николай Собин – кутила и любимец австриячек – был награжден орденами Ленина и Красного Знамени. Кислицкий – лишен наград Советского правительства.
– Работа у всех была одна, а судьбы разные, – покивал Болотин. – Так вы не ответили на вопрос: кто автор портрета Екатерины Арагонской?
– Есть несколько портретов этой инфанты, в том числе и неизвестного автора. Два портрета нарисовал Михель Зиттов. В 1503 году, незадолго до смерти Изабеллы Кастильской, ему позировала ее дочь, та самая Екатерина Арагонская. И этот портрет находится в венском Музее истории искусств. Также есть ее портрет кисти Ганса Гольбейна Младшего. Как и многие художники того времени, Зиттов не подписывал и не датировал свои работы, и атрибуция их представляет определенные проблемы. Имя этого художника забыли и не вспоминали на протяжении многих веков. И только в начале двадцатого века его имя стало, как пишут в специализированных журналах, «постепенно завоевывать принадлежащее по праву место в истории изобразительного искусства».
