Виталий Гладкий - Меченые злом
– Дети… – Вазяев наморщил лоб. – Вспомнил! Да, точно. В подъезд зашли дети. Странно…
– Он недоуменно пожал плечами.
– Что тут странного?
– Это было где-то около десяти. А если точнее, без двадцати десять.
– Откуда такая точность?
– Кгм… – Вазяев замялся. – В общем, это… То есть…
– Смелее! – повысил голос Артем, которого совсем достал сивушный запах, витавший на кухне. – Говорите, у нас не так много времени. – Он решительно встал и распахнул окно.
– Понимаете, у нас осталась только закуска… Маркович, знаете ли, не рассчитал. А мой знакомый работает в магазине… здесь, неподалеку, за углом. Грузчиком работает, – уточнил Вазяев. – У него можно купить водку подешевле. Магазин закрывается в десять, я посмотрел на часы…
– И заметили детей, которые заходили в подъезд, – саркастически покривился Артем.
– Вы мне не верите? – обиделся Вазяев.
– Верю, верю, – поспешил успокоить его майор. – Дети так дети. Зашли в подъезд – и ладно.
– Это были чужие дети. И без взрослых.
– Чужие?
– Ну. Это меня удивило.
– Да, ситуация и впрямь нестандартная. – Артем уже смеялся вполне откровенно – увы, Вазяев, как и следовало ожидать, оказался пустышкой. – Дети у нас действительно большая редкость. Особенно в ночное время. – Ему припомнилась гнусная ночлежка в районе вокзала, доверху набитая грязными бездомными пацанами-бродягами. – Ладно, на этом закончим. Вы свободны. До свидания. Следующий!
Выглядывающий из-за двери Сипягин проводил Вазяева и вскоре перед майором сидела еще одна соседка Завидонова по площадке, старуха, которую звали Таисия Павловна.
"Язва, ей-ей. Определенно – язва", – сразу же обозначил ее социальный статус Артем. -… Ходили к нему многие. – В ее голосе звучало явное осуждение. – Здоровые такие лбы.
Сядут на кухне и гутарят, гутарят… До поздней ночи. Водку пили…
Майор досадливо поморщился. Он и сам знал, что к Завидонову время от времени приходили бывшие коллеги. Мишку любили и не забывали. И помогали ему и его семье, чем могли.
– А вчера к Завидоновым кто-нибудь приходил? – спросил он напрямик, тем самым прервав излияния Таисии Павловны на полуслове.
Она посмотрела на него осуждающим взглядом, пожевала беззвучно сухими блеклыми губами и нехотя ответила:
– Понятное дело… У них всегда проходной двор.
Старуха умолкла, опустила глаза и стала с недовольным видом тереть ладонью по идеально чистому кухонному столу – будто заметила там пятнышко.
– И все-таки: кто вчера вечером навещал Завидонова? – сухо и жестко спросил майор. – Меня интересует период с восьми до полуночи.
– Я на часы не смотрю. – Старуха замкнулась, всем своим видом давая понять Артему, чтобы он не рассчитывал на откровенность.
– Таисия Павловна, я вас очень прошу – вспомните. Убийца не должен остаться безнаказанным. Я его достану из-под земли!
Наверное, последние слова майора затронули в душе старухи какие-то струнки и она, сокрушенно вздохнув, заговорила вновь:
– Я рано ложусь спать…
– Пожалуйста!..
– А никого не было. Точно говорю. Разве что… – Таисия Павловна на мгновение задумалась, но потом отрицательно покачала седой головой. – Нет, они тут ни при чем.
– О ком вы?
– Попрошайки…
– По квартирам ходили попрошайки? – догадался Артем.
– Дети… – Старуха горестно вздохнула. – Бедняжки…
– В котором часу это было? – спросил майор, вспомнив показания Вазяева.
– В аккурат после кино. Фильм был хороший, этот… "Ворошиловский стрелок".
– А поточнее можно?
– Не помню. Посмотрите программу.
– Минуту… Сипягин! Найди телепрограмму. Посмотри на телевизоре. Там должна лежать газета.
Дети… Попрошайки. Ну и что? Мало ли их слоняется по домам. И чаще всего вечерами, когда народ возвращается с работы. Ничего необычного, из ряда вон выходящего.
Ничего? М-да…
– Вот… – Старлей принес изрядно потертую газетенку.
– Ну-ка… – Артем нашел нужную страницу. – Телесериал… Вести… Ага, есть.
"Ворошиловский стрелок", начало двадцать пятьдесят. Понятно.
Ни фига не понятно, подумал он про себя. Да, Вазяев оказался прав. Время совпадает, а дети и впрямь были чужими. И бродили вечером по улицам без сопровождения взрослых.
Все сходится. Сходится? Черт возьми! Как бы не так.
– Они и вас потревожили? – Артем спросил лишь бы что-то сказать.
Как и Вазяев, старуха оказалась пустым номером; нужно было приглашать следующих.
– Нет. – Слезящиеся глаза Таисии Павловны вдруг затвердели, покрылись тонким льдом. – Ко мне попрошайки не ходят.
– Почему так? – не мог не заинтересоваться майор такой разительной метаморфозой.
Старуха независимо пожала плечами и промолчала.
– А все же? – продолжал допытываться Артем – Я не подаю, – отрубила Таисия Павловна. – Все они проходимцы.
Вот те раз! Выверты человеческой психики. Жалость и жестокость в одной упряжке.
– Ну почему все? Многие из них стали бездомными попрошайками вовсе не по своей воле.
– А вы газеты читаете?
Вопрос на засыпку, с неприязнью подумал майор. Не хватало еще дискуссию устроить на какую-нибудь злободневную тему.
– Иногда, – уклончиво ответил Артем.
Он не очень жаловал прессу. За последние годы газет расплодилось столько, что впору было запутаться. Но почти все они казались ему близнецами: одни и те же избитые темы, оголтелое беспардонное вранье, высосанные из пальца сенсации, густо приправленные сексом, и непременные кроссворды, большей частью неумные и непрофессионально сработанные – для бездельников.
– Попрошайками управляет мафия. Цыгане и прочие.
– Не везде и не всегда. И вовсе не мафия, а кучка подонков. Но чаще всего дети и впрямь голодны… – Заметив, что Таисия Павловна недовольно поджала губы, он не стал влезать в высокие материи и уточнил: – Значит, к вам эти попрошайки не наведались?
– Нет.
– Вы их только слышали или видели?
Старуха заколебалась, но, заметив насмешливый взгляд майора, сухо буркнула:
– Видела.
А то как же, подумал Артем. Чай, от дверного глазка не отходишь целые сутки… старая грымза. Подъездный летописец. Впрочем, такие кадры для угрозыска – золотое дно.
– Вам они знакомые?
Ему было известно, что организованные попрошайки разбили город на районы, как дети лейтенанта Шмидта из "Золотого теленка" Ильфа и Петрова. Более сильные группировки захватили прибыльные вокзалы, рынки и церкви, а разной мелюзге достались спальные районы, где поживиться было очень трудно – напуганные мафиозными разборками обыватели боялись открывать двери даже официальным представителям власти, особенно в вечернее время.
– Еще чего! – фыркнула Таисия Павловна. – Мне таких знакомых только и не хватало.
– Я имею ввиду, что, возможно, вам уже приходилось их встречать.
– Никогда.
– Какого они возраста?
– Не старше двенадцати лет.
– Сколько их было?
– Трое. Два мальчика. И девочка. Знаете… – Старуха наморщила лоб и с силой потерла виски – наверное, чтобы согреть стылые мысли. – Они были какими-то не такими…
– То есть?
– Ну, чистыми… Обычно попрошайки носят всякое рванье, а эти были одеты вполне, я бы сказала, прилично.
– Завидонов открывал им дверь?
– Вот чего не знаю, того не знаю. Я ушла на кухню пить чай.
Понятно. Ушла на кухню, закрыв дверь в прихожую поплотней, чтобы звонок не слышать.
Раздражает, понимаете ли. На нервы действует. Ах, как жаль бедных бездомных детей…
Ути-пути…
Таисия Павловна ушла, гордо и независимо держа сухую аккуратную голову. Ни дать, ни взять, аристократка в седьмом колене. Интересно, кем она работала до пенсии? Неужто несла "светлое и возвышенное" в массы? Бывший политработник или агитатор, решил Артем, и дал отмашку Сипягину – продолжаем, следующий.
А в голове безжалостно и больно вращался буравчик, вгрызаясь в мозги: что он скажет Маняше, жене Мишки, которую вскоре должны были привезти домой своим транспортом парни из ОМОНа? Какими словами ее можно утешить?
Артем чувствовал себя так скверно, как никогда прежде.
Глава 2
Независимо сплевывая и засунув в руки в карманы брюк, Леха Саюшкин шагал по аллее парка с видом человека, которому некуда спешить. Вечер выдался теплым и тихим. Ветер поменял направление и теперь неприятные запахи расположенного в черте города химзавода относило за околицу – туда, где раскинулись яблоневые сады бывшего совхоза, а ныне какого-то частно-кооперативного уродца, рожденного на заре демократизации.
Потому воздух в парке был прозрачен и чист.
Саюшкин был вор и имел весьма специфическую воровскую "специальность". Он "работал" по животным, а точнее – крал собак. Несмотря на малую доходность такого "бизнеса", Леха временами жил кучеряво.
Немногие обыватели знали, что никчемная лохматая шавочка, уродливое, искусственно выведенное, создание, почти не похожее на собаку, может стоит даже не сотни, а тысячи долларов. Далеко не бедные владельцы таких генетических чудовищ готовы были выложить за своих пропавших любимцев тому, кто их вернет, большие деньги, иногда ненамного меньше рыночной стоимости экзотических и очень редких четвероногих.
