Александр Тамоников - Неистовый узник
Парень, сидящий на табурете посреди комнаты, на диверсанта не тянул. Жилистый, с нормальным лицом, нормальными глазами. Он сильно волновался, хотя и старался выглядеть спокойным. В глазах застыло что-то вроде обреченности – мол, будь что будет. А когда майор Караба, бесцельно блуждавший по комнате (не любил комбат состояние покоя), остановился у него за спиной, дезертир напрягся, невольно втянул голову в плечи. Это была совершенно нормальная реакция.
– Ну что ж, молодой человек, обсудим вопросы наших двусторонних отношений, так сказать, – подал голос сидящий за столом контрразведчик. Он раскрыл папку, положил на нее обкусанную ручку и пристально воззрился на сержанта: – Значит, дезертировали? Напомните ваши паспортные и служебные данные, если не трудно.
– Калаченко Николай Егорович, – бесцветно отозвался дезертир. – Сержант. Заместитель командира разведывательного взвода (на этих словах скучающий в дверях Илья с интересом приподнял бровь). – 2-й батальон аэромобильной бригады. Часть расквартирована в Костянке… 26 лет, в армии полтора года, родом из Краснодола, уехал отсюда в декабре 2013-го – жил и работал в Киеве, сотрудник охранного предприятия «Щит i меч», в апреле 2014-го записался добровольцем в армию… Охранял Запорожскую АЭС, сопровождал эшелоны, следующие в зону АТО. В боях почти не участвовал, не считая недельного пребывания в окруженном Дебальцево… Адрес проживания в Краснодоле – улица Связистов, 74. Отец – Калаченко Егор Дмитриевич – умер от инфаркта в январе 2015-го. В тот день наши… обстреливали Краснодол, снаряд взорвался в соседском огороде, и у него случился приступ. Мама после похорон уехала в Киев к сестре, сейчас проживает там на улице Новогрушевской… Я несколько раз навещал ее в Киеве… Отец похоронен в Краснодоле на городском кладбище у Волчьей балки… – Николай облизнул пересохшие губы, сделал паузу. Похоже, во время своего беспримерного броска через поле он ударился грудной клеткой – дышал неравномерно, с усилием.
– Вам требуется медицинская помощь? – спросил Гнышев.
– Нет, спасибо. Просто ударился, все в порядке, пройдет.
– Замечательно, – кивнул контрразведчик. – Тогда продолжим. Итак, вы служите разведчиком в аэромобильной бригаде, гм…
– Только полтора месяца, – пожал плечами Калаченко. – В последние месяцы не было боевых действий. Обычный распорядок дня. Иногда командировки – охрана эшелонов, автомобильных колонн.
– Какие задания выполняли на территории самопровозглашенных республик? – в лоб спросил контрразведчик. Калаченко вздрогнул.
– В смысле?.. Господи, никаких. Мы ни разу не были на территории самопровозглашенных республик… – Он улыбнулся какой-то дерганой маловыразительной улыбкой. – Если бы я был на этой территории, я бы назад уже не вернулся…
– Почему дезертировали из части? Вас плохо кормили?
– Отчего же, сейчас нормально кормят. Армия почти не голодает… Надоело воевать, надоело сидеть в окопах. – Голос Калаченко потвердел, он выпрямил спину и, не моргая, смотрел на капитана Гнышева. – Ради чего я должен там сидеть? Я не верю в то, что нам впаривают. На этой войне ни у кого нет правды. Есть только интересы. Во всяком случае, я не знаю, кто прав, и знать этого не хочу. Рядом с нами в Дебальцево воевали солдаты «Азова». Там почти все – нацисты, это звери, они лишь грабят и убивают. Я не хочу находиться в этой компании. Идеи Бандеры не поддерживаю, считаю их вредными, опасными… хотя и далек от политики. У меня дом в Краснодоле, в котором я не был больше двух лет. Тут моя родина, мои корни…
– Ну, допустим, – кивнул Гнышев. – Несколько сумбурно, временами малоубедительно, но допустим…
– Малоубедительно? – вздрогнул Калаченко. – Господи, я к вам бежал сознательно, со своим оружием, я больше не мог… Вы не представляете, какая это пытка – горбатиться в армии, когда не понимаешь, за что…
– Не представляем, – усмехнулся контрразведчик. – Но повторяю в третий раз – допустим. Что вы можете сказать о планах украинского командования, о частях, дислоцированных в районе, о настроении солдат?
– Лучше про детство у него спроси, Михаил Игнатович, – проворчал Караба, – психоаналитик, блин, хренов… Эти темы вы еще обсудите, и задержанный даст подробные ответы на все ваши вопросы. А пока не будем тратить время. – Он вышел из-за спины Калаченко и остановился в шаге напротив. Сержант с невольной опаской посмотрел на него. Майор Караба (позывной «Карабас» получен не только за созвучие слов) был грузен, угрюм, обладал пронзительным взглядом и весьма неуравновешенным характером. – Хорошо, парень, мы поняли твою мысль. Тебе надоело горбатиться на украинское государство, ты соскучился по нормальной жизни. В ополчение пойдешь служить?
Николай побледнел, опять втянул голову в плечи, однако решительно замотал головой.
– Нет, товарищи офицеры, не хочу… Во всяком случае, пока не хочу. Тошнит от армии, не могу больше. Гражданка снится, мочи нет. Дом родной каждую ночь вижу. Он же здесь, рядом, на улице Связистов… Надеюсь, там все в порядке, сад, конечно, зарос, но это не страшно. У отца добротный дом, дворовые постройки, в гараже нормальная «Нива» трехлетней давности… если не угнали, конечно. Небольшой ремонт – и будет ездить. Хочу перевозками заняться, таксовать, грузы возить, не хочу больше служить. Гражданскую жизнь собираюсь начать… если не расстреляете.
Последняя фраза вызвала невольные улыбки. Даже самое отъявленное зверье, попавшееся в аркан, не расстреливали, отправляли к контрразведчикам в Донецк.
– Не хочешь воевать – это нормально, – как-то неопределенно пробормотал комбат. – А чего от своих бежал с такой помпой? Всех на уши поставил. И еще неизвестно, как через Канюку переправился.
– Да нормально переправился, по мосту, – пожал плечами дезертир. – Машина была приписана к нашему подразделению. Хлопцы в караул ушли, а я в наряде остался. Как молния в голове – ведь не будет другого шанса! Сказал дневальным, что дежурный по батальону вызывает, сам в машину – и вперед. На мосту тоже наши парни стояли – пропустили, они меня в лицо знают. А перед блокпостом пришлось разогнаться, чтобы шлагбаум пробить, народ и всполошился. Стали орать, в воздух палить, а когда я снес эту хрень – по мне давай шмалять. Чуть не подстрелили, ей-богу – машину занесло, на триста шестьдесят крутануло… Как-то выпутался, я хороший водитель.
– Таксовать, говоришь, собрался, – усмехнулся Караба и вопросительно глянул на Илью Ткача. Тот пожал плечами – вроде нормально. – Ну что ж, парень, потаксуешь еще, потаксуешь. Только, знаешь, народ в нашей местности не очень-то богат, так что таксу задирать не рекомендую. Благотворительностью занимайся – бабушек вози за спасибо. Зато свобода тебе полная – хочешь, за рубли вози, хочешь, за гривны или за валюту. Подъемные, извини, дать не можем, не тот случай. Но ничего, не пропадешь, имея свой дом…
– Вы отпускаете меня? – В глазах дезертира блеснула надежда.
– Ага, потом догоним и еще отпустим, – засмеялся комбат. – Эй, охрана! – рявкнул он. – В камеру задержанного!
– Подождите, – опешил Калаченко. – Как же так? Вы же сами сказали…
– Парень, не тупи, – поморщился контрразведчик Гнышев, – ты вроде не впервые замужем. Расстреливать, так и быть, не будем, кончилось то время. Не думаешь же, что мы сейчас расплачемся и сразу тебе поверим? Посидишь пару дней на шконке, не облезешь. А мы пока проверим, правду ли ты говоришь. Вставай, топай в камеру. – Он покосился на дюжего молодца с автоматом, явившегося по зову комбата. – Кормежка и прогулки на общих основаниях.
Николай вздохнул, сделал скорбное лицо и поднялся. Илья посторонился, освобождая дорогу.
Проверка не выявила ничего подозрительного. Этот парень действительно служил в озвученной части, ничем преступным себя не запятнал. Родился и вырос в Краснодоле (нашлись люди, его вспомнившие), по указанному адресу находился дом с заколоченными ставнями, по уши заросший крапивой. Были перехвачены радиопереговоры силовиков. Да, все верно, из части сбежал военнослужащий, попытки пресечь бегство к успеху не привели. Машину, снесшую кладбищенскую ограду, под прикрытием бронетранспортера отбуксировали на блокпост (ополченцы при этом не стреляли, но обкладывали силовиков по полной программе, и те не оставались в долгу). Какой-то майор грозился наказать какого-то капитана, тот в ответ лебезил и зарекался, что больше такого не повторится. Агентура доложила, что за день до побега у фигуранта и пары сослуживцев (некие Моргун и Драчевский) была увольнительная, которую хлопцы провели весьма содержательно. Баня, выпивка, девочки. Ничто не предвещало «несчастья». А утром в голове у похмельного сержанта вдруг что-то переклинило, тоска взыграла…
– Выходи, боец несокрушимой и легендарной украинской армии, будь она трижды неладна, – проворчал Илья, распахивая тюремную решетку. – Считай, прошел предварительную проверку. Мне поручено сопроводить тебя до отчего дома и сдать с рук на руки домашним привидениям. Старший лейтенант Илья Ткач, взвод специальной разведки, – небрежно козырнул он двумя пальцами на польский лад.
