Сергей Соболев - Братство волков
Отчетливо послышался металлический лязг – кто-то открыл кормовую дверь фургона. Возле машины теперь были видны два человеческих силуэта… Анатолию показалось, что как минимум у одного из них, того, кто выбрался из кресла водителя, чем-то замотано лицо – шарфом или косынкой. Он продолжал смотреть в ту сторону. Ситуация пока не вызывала беспокойства; скорее ему было любопытно, кто они такие и с какой целью приехали к мемориалу.
Прозвучал негромкий говор; но слов Анатолий разобрать не смог. Зато увидел, как эти двое достали из грузового отсека через задние дверцы какой-то продолговатый предмет… нечто вроде большого ящика. Поставили его на землю – в аккурат посреди площадки. С тем же знакомым уже слуху металлическим звуком затворилась – затворили, вернее, – кормовая дверь фургона. Затем тот, чье лицо было замотано шарфом, обошел транспорт вокруг, словно хотел убедиться, что ничего лишнего, кроме ранее извлеченного предмета, они здесь не оставили, после чего уселся обратно в кресло водителя. Другой, тоже не медля, забрался в фургон через правую дверцу.
Водитель начал сдавать кормой, но в этот момент у него вдруг вырубило заднюю передачу!.. Причем уже при трогании основательно трясло, а затем сцепление вовсе пропало… Вновь завелся… И вновь после тряски вырубило заднюю.
Анатолий, услышав звук движка – а это был «газелевский» 405-й, тут и к бабке не ходи, – услышав также характерные и легко им читаемые звуки, издаваемые при переключении полудефектной КПП, вдруг подался вперед…
Может быть, он и вышел бы из этого их укрытия, но Галка успела схватить его за руку.
– Куда ты?! – испуганно прошептала она. – Зачем? Не ходи!..
Водитель наконец догадался включить первую скорость… Фургон медленно обогнул оставленный на площадке предмет по дуге. Затем водитель переключился на вторую и тем же путем, через прогал в зеленой изгороди, выехал из мемориальной части парка, моргнув напоследок габаритными огнями.
– Уехали? – поднимаясь со скамьи, спросила девушка. – Уф-ф…
– Ну, и чего ты испугалась, дурочка? – парень поправил у нее на плечах джинсовую куртку. – Я же с тобой!
– У меня до сих пор сердце колотится! Пойдем, Толя! – Она взяла парня под руку. – А ты что… ты хотел к ним выйти?
– С чего ты взяла?
– Мне показалось… Может, кто из твоих знакомых?
– Да так… – неохотно сказал Анатолий. – Не знаю даже…
Он вдруг осекся (они как раз вышли на площадку). Оба, парень и девушка, некоторое время молчали, с удивлением разглядывая предмет, оставленный теми, кто только что потревожил их своим внезапным появлением.
– Фига себе, – пробормотал парень. – Вот это да…
Он достал из кармана сигареты и зажигалку. Прикурив, присел на корточки возле этого продолговатого ящика. Чиркнув еще раз, провел зажигалкой вдоль «ящика»… Хотя фургон уже уехал, ему вдруг стало не по себе. Более того, у него даже волосы зашевелились на голове.
– Гроб, – ахнул он. – В натуре… настоящий гроб!
– Толя, п-пойдем! – упавшим голосом сказала девушка. – Нет, нет… не вздумай… оставь это! – вскрикнула она. – Не трогай его!
– А чего там может быть такого страшного? – храбрясь, сказал парень. – Кроме покойника… Ладно… – поднимаясь, сказал он. – Я и не собирался его открывать. Ну, все, все… успокойся! – Увидев, что девушку трясет от страха, Анатолий обнял ее за плечи. – Пойдем, Галчонок… ну их всех!
Уже в проходе он еще раз обернулся. Удивленно моргнул несколько раз, все еще не веря тому, что им довелось здесь увидеть.
Затем, крепко обняв испуганную девушку, повел ее в сторону расположенного всего в сотне шагов зданию общежития.
В рассветный час, когда выпала роса, по боковой аллее парка, заглядывая привычно в урны, обследуя иные углы и закутки на предмет оставленной здесь пустой стеклотары, брел человек в сильно поношенной плащевой куртке с рюкзачком за вислыми плечами.
Обычное дело – бомж Василий, переночевав в закутке под сценой летнего театрика, взялся спозаранку обследовать свою территорию. В рюкзаке у него позвякивали пивные бутылки. Но их было пока немного – с десяток. Обычно он за этих два или три утренних часа собирает от тридцати до сорока бутылок; денег за сданную в утренний поход стеклотару ему хватало на половинку батона и бутылку самого дешевого крепленого вина…
Василий, подойдя к скамье, поднял из травы три пустые бутылки. Сунул их уже в пакет, который достал из кармана. Затем направился по той же дорожке, выложенной новенькой, радующей глаз цветной плиткой в сторону мемориала – танк на постаменте находился всего в полусотне шагов.
Как и любой человек, он думал о своем, о насущном. «Сейчас такая жизнь пошла, – размышлял бомж Вася, – что всяк должен крутиться, выкручиваться, мараковать: как ему перебиться, чтоб не сдохнуть, как ему прожить хотя бы этот один грядущий день». Вот и он, парковый бомж, крутится и «маракует», как только может…
К мемориалу, устроенному в юго-западной части парка, он наведывается каждое утро. Сюда часто приезжали люди (хотя не так часто все ж, как ему бы того хотелось). Оставляли цветы – у братской могилы, иногда клали их возле танка. Люди покупали гвоздики и розы у «цветочников» на базаре, или в салоне, расположенном неподалеку, или в двух кварталах отсюда, у супермаркета, где тоже торговали цветами. Конечно, на 9 Мая здесь все было выложено цветочным ковром; но и в обычный день, особенно в выходные, здесь можно кое-чем поживиться, если подойти к делу с умом.
С умом – это отобрать из оставленных за минувшие сутки цветов относительно свежие, «живые». И отнести их к восьми утра в супермаркет, чтобы отдать за небольшое вознаграждение знакомой – и тоже пьющей – даме, которая там торгует привозимым оптовиками цветочным товаром.
Сам Василий, надо сказать, не сразу решился на такое дело, мешали привитые когда-то моральные принципы. «Но, с другой стороны, – подумал он как-то, решив раз и навсегда для себя эту нравственную проблему, – мертвым цветы уже ни к чему, а он человек живой и нуждающийся…»
Бомж вдруг остановился как вкопанный. Ошалело помотал патлатой головой, словно хотел прогнать наваждение. Но оно, то, что он принял за наваждение или же глюк сознания, утомленного многодневным пьянством и суровым бытом, не прошло, не исчезло.
На площадке, куда только что через боковую аллею вышел Василий, он отчетливо увидел… гроб. Он был черного цвета, но не обтянут черной материей, как это практикуется, а окрашен черной маслянистой краской.
Вася громко икнул. Вытер влажное лицо ладонью, вновь заморгал набрякшими веками… что это еще за диво такое?
Забыв про цель, которая привела его сюда, к мемориалу (цветы), он думал теперь уже только о том, откуда здесь взялся гроб и что – или кто – может находиться внутри него.
Он сдернул с плеча лямку рюкзака. Вслед за ним поставил на гладкую, омытую росой плитку пакет с найденными только что бутылками. Оглянулся зачем-то, потом подошел к гробу, накрытому крышкой. Бомж уже хотел было открыть – или попробовать сдвинуть – крышку, как вдруг заметил одну интересную деталь. На крышке гроба, выделяясь на черном фоне, было нанесено некое изображение – зеленой краской и, вероятно, при помощи трафарета.
Василий вновь замер, но теперь уже из-за того, что его поразила эта картинка (или символ, он не знал, как понимать это изображение). Облизнул потрескавшиеся губы; быстро и мелко перекрестился. И лишь после этого решился сдвинуть в сторону крышку этого невесть откуда здесь взявшегося гроба.
Мужчина, позвонивший в дежурную часть горуправления полиции около четверти восьмого утра и сделавший странное сообщение, не стал дожидаться приезда сотрудников правопорядка. Двое патрульных на «Форде», которых сориентировали на проверку сигнала, ошибочно подъехали к восточному входу в парк, со стороны улицы Ленина. Никакого странного предмета, похожего на «черный гроб», они там не обнаружили, о чем и доложили по рации в ДэЧе.
Сначала возникла версия, что кто-то хулиганит или что гражданин, сообщивший по телефону о странном предмете, виденном им в парке, был нетрезв. Но уже вскоре операторы приняли еще несколько звонков на эту же тему…
В восемь утра патрульный экипаж, теперь уже сориентированный точно по месту, прибыл к юго-западному входу в городской парк культуры и отдыха. На площадке близ мемориала, надо сказать, к этому времени уже собралась толпа зевак, преимущественно женского пола. Патрульные выбрались из «Форда»; при их появлении некоторые граждане потеряли интерес к происходящему и торопливо направились по своим делам. Остальные же, человек около двадцати, стали с интересом следить за действиями только что подъехавших сотрудников полиции.
Один из них обошел гроб вокруг. Затем еще раз обошел, словно хотел убедиться, что глаза его не обманывают. Другой стоял неподвижно; но и он, судя по округлившимся глазам, был очень удивлен или даже взволнован тем, что они здесь обнаружили.
