Сергей Зверев - Потерянный взвод
— Да ты ж не солдат, а старшина, чай, — подумав, возразил ветеран.
— За дело… Нет у меня обиды на генерала Ермолова.
Через два часа в палатку генерал-лейтенанта Ермолова Алексея Петровича ввели шестерых стариков. В ветхих, свалявшихся веритах, в застиранных, потерявших всякий цвет, с лицами, отвердевшими от ветров и дождей, они представляли бы убогое зрелище, если бы не их взгляды. Злые, упрямые, они прятали их. Одного из старейшин ввели за руки, поскольку он был от старости слеп, и его глаза ничего не выражали.
— Вы знаете, кто я? — спросил, положив руку на эфес сабли, Ермолов. Богатырского роста, с загорелым лицом, явно уступающим в уходе штабным офицерам и придворным статским советникам, Алексей Петрович сидел за столом и смотрел ясным взором.
Казачий сотник, чеченец, перевел.
Подумав для приличия, старейшины вразнобой и нехотя закивали.
— Вы хорошо меня знаете? — повторил Ермолов, и сотник перевел.
Головы старейшин вновь пришли в движение. Генерала Ермолова они хорошо знали.
— А теперь, чтобы не было недоразумений и обид, переведи им в третий раз — они очень хорошо меня знают?
Старейшины подтвердили, что знают Ермолова очень хорошо.
— Так вот, слушайте меня и не говорите потом, что не слышали. Сегодня ночью в вашем селении Кайзехи были обезглавлены двое русских прапорщиков. Их головы ваши абреки бросили к воротам крепости. Только головы. Но мне нужны и их тела. Ваши люди принесут их мне к трем часам пополудни. — Ермолов убрал руку с эфеса и положил ее на стол, задев бокал. Бордо вылилось на карту и мгновенно превратило окрестности в красное пятно. — Если это не случится, в четверть четвертого рота Черданского полка выйдет из крепости и двинется через Кайзехи до Ведено. По дороге я сожгу все, что горит, а что не горит, то разрушу. Вы поняли меня, нохчи?
Старейшины кивнули. Их вывели за пределы крепости и отпустили.
В четверть четвертого первая рота первого батальона Черданского пехотного полка под командованием штабс-капитана Недоспасова в боевом порядке покинула крепость Грозную и направилась на юго-восток по направлению к Ведено.
— Не проще ли было отправить туда роту Белевского полка, Алексей Петрович? — осмелился спросить командир Черданского полка Лекунов.
Ермолов повел взглядом на полковника.
— Ты радуйся, что не тебе эполеты срезал. Ты нагадил, тебе и подчищать!.. Коня мне. Доложишь о возвращении роты лично!
Пыль клубилась в две стороны от Грозной. На юго-восток уходила рота Недоспасова, на север, к Червлённой, уходил Ермолов со штабом и двумя сотнями казаков.
По дороге в Кайзехи рота вошла в три аула и сожгла их, вырезав по тридцати мужчин от пятнадцати до шестидесяти лет, не тронув женщин, детей и старейшин. К семи часам вечера девятнадцатого мая 1823 года рота Недоспасова приблизилась к Ведено…
Рядовой Сажин, человек к войне не приспособленный, субтильный и неуверенный, шел в строю последним, не подпевал и к ротному барабану не прислушивался. Все это угнетало его существо и приводило в трепет. Полгода назад рекрутированный для службы на Кавказе и переведенный из тылового обеспечения в боевой полк из-за безумных перестановок, он так и не привык к выстрелам и крови. Увлекали его больше не строевой шаг и не стрельба по неприятелю в каре, а чтение стихов молодого поэта Пушкина из Петербурга.
Вот и сейчас, попросив у унтер-офицера Водопьянова разрешения отлучиться по нужде, он отстал от роты, спускающейся в поросшее яблоневыми деревьями неглубокое ущелье, и остановился у ближайшего дерева, расстегивая гульфик. Оправившись, он схватил ружье под мышку да, застегиваясь и путаясь в ножнах штыка, суетливо сбежал вниз.
Каково же было его удивление, когда он обнаружил, что остался один. Роты не было.
Похолодев, Сажин бросился вниз, отмахиваясь от хлещущих в лицо веток. Ущелье неглубокое, но оно расходилось, как пятерня, и как угадать, куда именно двинулась рота!
Врага не было, и Недоспасов решил срезать путь и, вместо того чтобы обойти ущелье, спустился в него с ротой.
— Ах, какая беспечность! — восклицал Сажин, торопясь. — Его высокоблагородие полковник Лекунов запретил ведь водить солдат по ущельям!
Сажин знал, что в роте было много желающих пошутить над ним. И нередко случалось, что шутки эти казались ему дикими и неуклюжими. Но Сажин никак не осмеливался предположить, что вся первая рота по приказу штабс-капитана Недоспасова — а как же иначе? — все унтеры, солдаты и офицеры, а также прапорщик Кудасов и барабанщик Волин спрятались и теперь пребывают в томительном ожидании развязки.
— Эй?.. — тихо позвал Сажин, хотя прекрасно понимал, что звать некого.
Он ускорил шаг и побежал, уже не обращая внимания на ветви.
Рота не могла пробежать две версты и войти в развалившийся в долине Ведено за то время, пока он приводил в порядок брюки. И рота не могла подняться из ущелья, поскольку Сажин, находясь наверное выше местонахождения роты, видел бы этот маневр.
Солдат сделал несколько неуверенных шагов и затравленно оглянулся. Первой роты первого батальона Черданского полка не было. Она исчезла. Словно поднялась на небо. Туда Сажин и посмотрел. Но там, между будто взбитой со сливками облаков синькой, не было никого, кроме трех парящих коршунов. Первая рота первого батальона Черданского полка исчезла.
На рассвете двадцатого мая пред часовым крепости Грозной предстал странный человек. Без ружья, с зажатым в руке обнаженным кинжалом, без ранца и в одном сапоге, в пыли и кителе, на котором не хватало половины пуговиц, Сажин раз за разом называл свое имя, клялся, что служит царю, и умолял впустить. А через десять минут, стоя перед нависшим над ним Лекуновым, говорил неразборчиво и бессознательно:
— Спустился в ущелье — нету роты. Ваше высокоблагородие, как перед богом говорю — спустился, а роты нету.
Полковой врач предположение о сумасшествии Сажина не подтвердил.
— Где рота, солдат?! — тряся не склонного к диалогу рядового, кричал Лекунов. — Где рота? Был бой?
— Не было боя, — спокойно отвечал солдат. — Не было. Я по саду спустился — а роты нету.
— По какому саду?!
Ермолов вернулся в Грозную к полудню. И спустя два часа после возвращения рядового Сажина в крепость Грозная он поднимает первый батальон полка. С ним и повторит путь первой роты. По дороге два аула, разгромленные штабс-капитаном Недоспасовым, будут вырезаны полностью и сожжены дотла. По Ведено, еще не ставшему цитаделью имамата, батальон прошел как смерч и достиг селения Кайзехи. Через два часа этот населенный пункт был стерт с лица земли и никогда уже более на нем не возрождался. Последние из жителей аула — шесть старейшин — были поставлены на колени и казнены. Но перед смертью старики поклялись, что ни одно воинское подразделение русских до Ермолова в поселок не входило. Их установленные на кольях головы еще некоторое время стояли посреди пепелища, и стаи ворон от них и кучи трупов отпугивал только густой дым…
Первая рота не была обнаружена. Она словно поднялась на небо в полном составе. Или сошла в преисподнюю. При возвращении, у Ведено, Ермолова догнал казачий сотник и протянул генералу эполет.
— Ваше превосходительство, я знаю, чей это эполет.
— Где вы его нашли?
— На дне южной части ущелья. С позволения сказать, это и не ущелье, вы сами видели, так, овраг… Осмелюсь доложить, я узнал этот эполет по царапине на нем.
— Говорите.
— Мы были близки со штабс-капитаном Недоспасовым, он брат моей жены, ваше превосходительство…
— Эполет Недоспасова?
— Так точно. Эта царапина… Это след от пули на дуэли, после которой Александр Львович оказался на Кавказе.
До темноты личный состав батальона, рискуя нарваться на налет чеченцев, с пристрастием обыскивал ущелье и подступы нему. Но более ничего не было найдено.
Ничего, кроме странной, побуревшей от времени и покрытой рыжим мохом пещеры. Ермолов велел нескольким солдатам войти в нее, поскольку у входа в пещеру виднелись следы сапог. Впрочем, следы сапог тянулись на протяжении всего ущелья.
Трое солдат вернулись ни с чем.
— Ваше превосходительство, мы насилу выбрались обратно. На входе показался свет, и мы решили, что это тоннель, но через сто шагов тоннель раздвоился. Наудачу мы двинулись вправо. Но вскоре тоннель снова раздвоился. Вернулись и последовали влево, однако через сотню шагов произошло то же самое…
В Грозной Ермолов думал долго и мучительно. О странных свойствах местных пещер, уводящих людей навсегда, ему было известно.
— Нужно сообщить о странном происшествии в столицу, Алексей Петрович, — неуверенно предложил полковник Лекунов.
— Вы хотите, чтобы надо мной весь Петербург смеялся?
— Но это все равно придется как-то объяснять!
