Реквием «Вымпелу». Вежливые люди - Валерий Юрьевич Киселёв
С наступлением темноты сделали длинный, на целый час, привал. Развели небольшой костёрчик, приготовили горячую еду, чай и нежились, давая отдохнуть натруженному телу. Завели разговор. В этот раз заспорили о религии:
– Религия – это фактор. Высший фактор – приоритета управления человеком, – говорил Вася Сорокин. Он недавно вернулся из длительной командировки «с югов», его уникальный склад ума был выпестован длительным нахождением в Афганистане. Он хорошо видел влияние мусульманства на население этой страны. Он профессионально чувствовал эту силу. Мы поначалу тоже подумали, что разговор вёлся именно об этой стране. Но…
– Кто из вас верит в Бога? – вдруг неожиданно спросил Сорокин.
Все промолчали. У каждого из нас – свои отношения со Всевышним. Пока эту тему мы ни перед кем не открывали.
– Мы – материалисты…
– Даже если власть отделила церковь от государства, – продолжил Василий, – эти отделения и откаты есть временные и даже более усиливающие влияние религии на сознание человека. Скрытность и потаённость вызывает всегда больший интерес и возрастающее доверие к запрещённому…
– Не в религии и вере или неверии в Бога заключается развитие человечества, – возразил кто-то из нас.
– Согласен, – попивая чаёк, далее говорил, всё более возбуждаясь, Сорокин, – тем более, христианство напоминает, по аналогии с человеческим организмом, рак. Возникнув в Римской империи – великой и языческой, потихонечку развиваясь по окраинам, «съело» организм – разрушив язычество, а затем – и государство. Стёрло с лица земли памятники, здания, разрушив сознание, память и приоритеты язычников.
– Да, – заговорил Володя Геймур, наиболее начитанный и эрудированный член нашей группы. – Сегодня эта болезнь сидит в самом чреве бывшего великого государства в Риме…
– Ватикан, управляя миром, продолжает развращать сознание человечества.
– Одним из первых актов христианского государства было уничтожение Александрийской библиотеки, 325-й год нашей эры, – блеснул своими знаниями Геймур.
– И походы крестоносцев, чтобы мечом и огнём заставить полюбить Христа. Гордыня – самый большой грех в христианстве… – Наш оратор замолк, давая возможность задуматься над сказанным. – Но гордыня католического христианства – превыше всего! Отрицая любое инакомыслие и признавая только себя как единственно верных… Что это, если не гордыня?! Запретив все формы религиозности и став единственной обязательной властительницей душ и мыслей…
– Попытка крестоносцев уничтожить мусульманство на Востоке, – наконец вставил и я своё слово, – только укрепила силы истинно верующих мусульман…
– Точно, – подхватил Вася, – вот вам, в том числе, одна из реальных причин сегодняшнего восхождения ещё одной «молодой» религии – мусульманства и перехода многих уже христиан в другую религию. – Он опять замолк, а мы все вспомнили одну поучительную историю, которая произошла в Афганистане…
Рассказывали её многие офицеры, прошедшие пыльные дороги этой страны. Рассказывали часто с обидой и досадой, сетуя на глупость кое-кого из начальства. В Афганистане и религия, и условия пустыни и открытой местности с постоянными ветрами – всё это выработало уже веками сложившуюся традицию ходить «по малой нужде» сидя. Так вот, один из партийных деятелей, прибывший как советник, однажды сказал: «Я их научу ссать стоя…» Никто никого, соответственно, ничему не научил. Но эта фраза, образец беспардонного вмешательства в обычаи и традиции целого народа, была недопустима в нашем понимании, а для того «советника» его карьера на этом и закончилась. Но по таким судили и обо всех русских…
– Люди на подсознательном уровне чувствуют ложь, – продолжал Сорокин, размышляя о христианстве. – И в этом «чистом поле» сегодня видим или материализм, или секты, или… мусульманство.
– А как же православие?
– Православие – это наше почти генетическое состояние… Но разбираться в этом придётся каждому самостоятельно. – Василий неожиданно отвернулся и сделал вид, что задремал. Он не хотел больше говорить на эту тему. Мы должны сначала «пережевать» услышанное. Прожив длительное время в Афганистане, активно работая и принося при этом хорошие результаты, он ясно видел усиление позиций религии среди населения, которое и ранее без неё не могло ступить и шагу. Чем больше «сгибали» палку, заставляя отказаться от Аллаха, тем больше веры прибавлялось у людей. Видно, Василий очень часто и много говорил об этом со своими «подсоветными». Многое почерпнул из мудрости восточных стариков, не терпелось поделиться со своими братьями. Сказал и… запереживал: «Не рано ли?»
– Человеку не хватает на этом «поле» знаний, – продолжил я, рассматривая спину Сорокина. – Эти темы и государствами, и религиями запрещены и караются смертью. Раньше – открыто, сегодня – скрытно, но неотвратимо…
Думай как хочешь, что я имел в виду своей последней фразой. Но под каждым словом моего зама был готов подписаться.
* * *
Допили чай. Тщательно проверили рюкзаки и оружие, чтобы ничего не гремело, затушили и замаскировали костёр и двинулись в путь.
Шли быстро. Сначала яркая луна помогала, подсвечивая лесные дороги и тропинки, но с середины ночи пошёл дождь. Мелкий, противный, через некоторое время превратившийся в ливень. Тучи закрыли нашу небесную спутницу, и стало так темно, что хоть глаз выколи. Двигались по компасу, пока не стало светать. Прятаться от дождя смысла уже не было. Мы стали мокрыми, как часто это и бывало, до нитки. Сухими оставались только топографические карты и вещи, бережно нами хранимые в целлофановых мешочках, – носки, нижнее бельё и планы наших операций. Часа два двигались в темноте, пока небо не стало сначала сереть, а потом за тучами обозначилось солнце и оповестило о начале следующего дня. Стало немного веселей. Кроссовки хлюпали от воды в них, майки и трусы, не говоря о спецназовской форме, были хоть выжимай, удовольствие состояло в одном: нам всё нипочём или, на языке гражданских людей, – по плечу! Но через некоторое время наступил ступор от никчёмности происходящего. «Неужели нельзя пересидеть где-нибудь этот проклятый дождь? Куда мы рвёмся, зачем?»
Примерно в шесть утра вышли к речке. Сырая, мокрая трава снизу – почти выше пояса, ненавистный дождь сверху и – река, через которую надо переправиться. Вышли на берег и, нарушая все правила, столпились у кромки воды.
Мы тоже умели нарушать правила. Происходило это от безнаказанности на учениях. В боевых операциях этого случиться не могло. А сейчас усталость давила на правила. Да и кто может проверить нас в этой глуши, в такое время и в такой
