Дмитрий Дубинин - Под чужим именем
И только открыв ее, я увидел то, что принесло мне столько неприятностей и и опасностей.
В коробке очень компактно лежали полиэтиленовые пакеты с чем-то белым. Я вытащил один из них не без труда — упакованы они были плотно. Покрутил в руках — запаяно герметично.
Я вскрыл ножом пакет и высыпал часть порошка на ладонь. Морфий? Героин?
Во всяком случае, не поваренная соль и не пищевая сода. И даже не кальцинированная И, вне всякого сомнения, не каустическая.
Я вернулся в кабину локомотива и повел вагон обратно, то есть, в сторону города. Но на мосту через ущелье я остановился.
Осторожно перейдя в вагон, я достал нож и принялся методично вспарывать пакеты и высыпать их содержимое в каньон.
Покончив с первым ящиком, я взялся за второй, а было их не так уж мало. Постепенно я приспособился, и скоро на пакет у меня стало уходить не больше секунды. Один из них, правда, я разрезать не стал, а положил в карман, чтобы вскоре отдать кое-кому.
Солнце заходило…
В Ченгир я вернулся уже почти в сумерках, усталый и разбитый. Назавтра я запланировал сделать еще одно важное для меня дело, причем, как я надеялся, последнее в этом краю.
Дверь в дом, где остановились я, Толя и покойный теперь Курмет, так и была не запертой. Я вошел и увидел картину, которая мне совсем не понравилась.
Пока я отсутствовал, Толя сделал еще одну вылазку за спиртным — количество пустых бутылок увеличилось на две штуки. Летчик же валялся теперь не на кровати, а на полу; он обрыгался, обделался, и запах от него шел ужасный.
Я попинал его в бок — бесполезно. Легче разбудить мертвого. А этот тип был жив, но пьян до такой степени, какой я воочию еще не видел.
В доме что-то шумело. Я не сразу понял, что это такое, но потом до меня дошло — текла вода в ванной. Я подошел к крану. Так и есть — бежит тонкой струйкой, несмотря на то, что кран отвернут до отказа.
Сойдет. Я вернулся в комнату, втащил Толю в ванную и перевалил его в чугунную лохань прямо в одежде — пусть хоть немного отмоется, а заодно, может быть, и протрезвеет.
Я оставил воду открытой и вошел в комнату — мне хотелось отдохнуть. За этот жуткий день я страшно устал.
Выпив полстакана водки, я улегся на кровать, сунув пистолет и нож под подушку.
Незаметно я уснул. Мне снились кошмары, и один из них был особенно ярок — огромный, как Кинг-Конг, Курмет, возвышаясь надо мной, направлял на меня автомат. Он ухмылялся развороченными челюстями, а из его рта хлестала ярко-алая кровь…
Заорав, я попытался проснуться. И в этот момент у меня едва не остановилось от страха сердце — мне показалось, что Курмет перешел из моего сна в реальность, но с огромным ножом вместо автомата.
Впрочем, через полсекунды я сообразил, что это вовсе не Курмет, а Толя. Но это было немногим лучше, поскольку он уже готовился всадить в меня большой кухонный нож.
Я извернулся и бросился в сторону. Вовремя! Рыча, как тигр на охоте, Толя вонзил нож в кровать. Потом, сообразив, что меня на кровати нет, выдернул нож и стал озираться.
Ну и видок! Мокрый, грязный, взлохмаченный. Глаза горят красным огнем, из горла вырывается хриплый рык.
Ясно. Наш пилот допился до белой горячки. Надо бы его успокоить, а то прирежет еще… Попался же ему на глаза этот дурацкий нож!
Толя снова бросился на меня, но поскользнулся на валяющихся бутылках и растянулся на полу. Я прыгнул ему на руку, в которой он сжимал нож, и попытался обезвредить дурака.
Не тут-то было! Белая горячка будит в людях силы нечеловеческие. Он отшвырнул меня, как котенка. Я отлетел к кровати, но успел выхватить из-под подушки оружие — не хватало еще, чтобы ему под руку подвернулся пистолет!
Толя еще некоторое время гонялся за мной, роняя мебель и ревя дурнинушкой, пока я, улучив момент, не треснул его по голове бутылкой. Толя медленно осел на пол.
В хозяйской утвари я нашел крепкую веревку и как следует связал Толю… Теперь можно было сесть и перевести дух.
Толя скоро очухался и принялся орать. Ему мерещились мертвецы, змеи и прочая пакость, какая может явиться пьянице в запое. Он плакал, умолял развязать его и вскрикивал, когда его якобы кусали всякие твари. В общем, все по-хрестоматийному — то же самое, согласно Марку Твену, вытворял после хорошей попойки папаша Гекльберри Финна.
Впрочем, скоро Толя уснул и захрапел, время от времени взвывая волком… За окнами стояла кромешная тьма, с улицы доносился трупный запах, где-то вдалеке выли одичавшие собаки, вторившие Толе… Это была одна из самых кошмарных моих ночей — не только в мертвом городе, но и вообще в жизни. Я очень хотел, чтобы она поскорее кончилась и больше никогда бы не повторилась.
* * *Под утро я все-таки задремал, но проснулся рано — семи еще не было. Толя как был связанный, так и уснул, мирно посапывая, и я решил в таком виде его и оставить.
Я вышел во двор, сел в машину и поехал в Пригород — исполнить то, что наметил еще вчера утром.
В гостиницу я приехал около восьми, но надеялся, что времени должно хватить с запасом. На этот раз проехать через базарную площадь оказалось попроще. Заглянул во двор — «мицубиси» там не было. Тогда я нахально поставил на это место «тойоту» и походкой прогуливающегося бизнесмена двинулся вдоль террасы — с улицы, как я убедился, попасть в гостинцу было невозможно.
Толкнув нужную дверь, я очутился в пустом прохладном вестибюле. За стойкой с ключами сидел невзрачного вида мужчина-азиат. Это обстоятельство меня немного успокоило — я смутно представлял себе, как в данной ситуации пришлось бы повести разговор с женщиной.
Не успел я подойти к стойке, как «дежурный администратор» — так было написано на табличке — сразу же заявил:
— Мест нет!
Я подошел ближе, перегнулся, насколько это было возможно, через барьер и негромко спросил:
— Где Партизан?
— Какой партизан? — c недоумением уставился на меня администратор. Причем, похоже, с искренним недоумением.
— Ладно… Мужчина такой… — Я обрисовал Сергея Юрьевича. — Здесь останавливался?
— Да, но он съехал…
— Совсем недавно, да?
— Да, но туда уже поселили…
— Хорошо, а дочь его осталась здесь?
— Дочь? — Недоумение усилилось.
— Дочь… — Я назвал ее приметы.
— Ах, значит, дочь…
— Ну да. Меня попросили кое-что передать ему или ей. В каком она номере?
— Во втором…
— Люкс?.. — Я покосился на список.
— Да. Я сейчас ей позвоню. — Администратор склонился к телефону.
— Стой. — Я сказал это тихо и зловеще. — Не надо звонить. Я сам пойду.
— Не положено…
— И ты мне сейчас дашь запасной ключ.
— Да вы что, в самом деле… — возмущенно начал он, но осекся, увидев наставленный на него пистолет.
— Сейчас ты возьмешь ключ, — продолжал я, — и пойдешь со мной. Поднимешь шум — пеняй на себя.
— О Аллах, как вы мне тут все надоели, — с усталостью в голосе произнес администратор. — Каждый день, каждый день… Пойдем. — Он тяжело вздохнул, взял ключ и вышел из-за стойки.
— Вперед, — скомандовал я.
— Знаю уж, — отозвался он.
Мы поднялись на верхний этаж и прошли в дальний угол коридора, где были две двери, ведущие в первый и второй номера-люксы.
— Давай ключ, — сказал я. Получив его, я спросил: — Где черный ход или пожарная лестница?
— Вон там. — Администратор показал.
— Пошли.
— Только по голове не бей, — попросил администратор жалобно. — На ней и так живого места нет… Тут была веревка — если хочешь, вяжи… Я тихо буду сидеть…
— Ладно. Открывай дверь.
Мы вышли на черную лестницу, полную пыли и грязи.
— Доставай свою веревку.
Администратор покорно протянул ее мне, и я принялся тщательно привязывать бедолагу к перилам. Он вызывал одну лишь жалость, и мне было страшно неловко.
— Так, — сказал я. — Бить я тебя не буду. Вернусь — развяжу. Дергаться не будешь — получишь двадцать долларов. Ясно?
Тот закивал головой.
— Ну, бывай. — Я вышел в коридор и двинулся ко второму номеру… Несколько долларовых бумажек я недавно извлек из Курметова бумажника — его он держал в машине. Так что двадцать баксов для меня погоды не делали.
Дверь номера была заперта. Я приложил ухо к замочной скважине. Шумела вода. Замечательно.
Я открыл дверь ключом, запер ее изнутри и внимательно осмотрел номер. Никого. Подошел к двери в ванную. Так, вроде одна…
На глаза мне попался электрофен, я воткнул вилку в сеть и проверил. Фен работал. Его я взял в левую руку, правой достал пистолет, после чего с легкого разбега высадил дверь ногой.
… Она лежала в наполненной до краев ванне и смотрела на меня своими прекрасными голубыми глазами, в которых я читал удивление, ужас и ярость… Она сделала инстинктивную попытку прикрыть наготу руками и открыла рот, наверное. чтобы закричать.
