Александр Афанасьев - Жертва особого назначения
– Не так быстро. Где база?
– А где бабки?
– А ты не видел?
– Видел, – не стал отпираться я. – Но есть два нюанса. Я видел мешок и не знаю, что там, старые газеты или еще какая хрень. Второе – как я тебя кину, если тут твой снайпер. Да, и третье – после всего, что тут сделалось, мне удочки сматывать надо – другого выхода нет. А сматываться, имея на хвосте американцев, меня не улыбает.
Американец переварил. Потом попросил:
– Дай мне оружие.
– Обойдешься. Да и нет у меня лишнего. Ты что, ту винтовку потащишь? Там, на месте, что-нибудь найдем. Пошли.
* * *Было нечем дышать. От жары потрескивали волосы, пахло паленым. Пахло раскаленным металлом, горелой резиной, гарью от солярки. Они прятались рядом с догорающей машиной, потому что другого укрытия у них не было.
Нога почти не болела. Боль сменилась на странное отупение, когда ты не чувствуешь ногу как часть своего тела. Хорошо, хоть кровь унялась, но он понимал, что все пошло наперекосяк. И что он не пройдет и сотни метров.
– Надо с ним договориться. – Борис сказал это таким тоном, как будто разговаривал сам с собой.
Никто не обращал на него внимания. Никакого. Курды не знают, как договариваться, они просто не умеют этого делать. Это народ, который вот уже сто лет, с начала двадцатых, находится в состоянии войны. За свой народ и свою землю.
– Надо договориться, – настойчиво повторил Борян. – Я его знаю, он крутой, но он не псих. С ним можно говорить.
Курды перебросились парой слов, один из них перекатился, залег на насыпи.
– Вы идете, да.
Борян просто еще не понял: он – лишний. Он никому здесь не нужен, и его жизнь ничего не значит. Он ни на грамм не проявил себя как командир, способный помочь выбраться из больших неприятностей, как вождь и как мужчина. И значит, для курдов он значил меньше, чем ничего. Все равно что грязь под ногами.
Один из курдов что-то выкрикнул и побежал, в то время как другой открыл огонь на прикрытие.
Дальше все произошло мгновенно. Огонь открыли с двух точек: из населенного пункта и откуда-то из болот. Из болот – близко, и из чего-то достаточно мощного. Курд, который пытался перебежать, споткнулся и рухнул на бегу лицом вперед. Второй упал назад, за машину. Брызнула кровь.
– Ты, козел, что ты делаешь? Надо договориться с ним!
Курд с искаженным от боли и гнева лицом сунул руку в карман и достал гранату. Выдернул чеку.
– Курдистан или смерть!
– Ах, ты! – крикнул по-русски Борян и вскочил на ноги. Что настигло его первым – осколки разорвавшейся гранаты или еще две пули – знает только шайтан.
* * *И мы выбрались из здания, идя, как два чертовых педика на фестивале. Снайпер ФБР мог бы и попробовать, только с очень хорошей болтовой винтовкой. Не с «СВД».
И даже до половины пути мы дошли.
– Руки в гору!
По тому, как застыло лицо американца, я понял – нет, ни хрена не шутка. Не доверяя ему, я не дал ему оружие и теперь расплачивался за это. Контролировать триста шестьдесят градусов я не мог. И никто не мог.
– Салам алейкум! – громко сказал я. – Можно я повернусь?
– Заглохни! Стреляю на первое движение.
Какой нервный.
– Не дергайся. Дернешься – труп.
Это я уже понимаю. И, кажется, даже опознаю его – по голосу. Хотя слышал всего дважды в жизни.
– Хорошо, только успокойся. Давай поговорим.
– Заткнись! Брось автомат!
По шуму шагов я примерно понимал, где он, но нападать и не подумал. Это только в кино такие трюки проходят. А в реальной жизни при прочих равных проверяющий всегда опередит с выстрелом проверяемого.
Так что автомат я бросил. Недалеко от себя.
– Руки назад! Руки назад!
Я вопросительно посмотрел на американца. Тот едва заметно мотнул головой.
Нет.
– Что дальше?
Вместо ответа что-то тяжелое хрястнуло меня по башке. Я упал – лежащего не бьют, это есть в культуре многих народов. И все-таки здорово он мне прислал, гад, аж искры из глаз.
– Это тебе за бандеровца, москалина.
Еще один удар – с разгона и по почкам. Этак-то он у меня здоровый кусок здоровья отнимет, гаденыш.
Еще один удар. А потом я почувствовал, как на руках с треском затягивается пластиковая лента наручников. В этот момент – видел я уже хреново – американец решил попытать счастья. Резко ударил ногой по земле, посылая в лицо наклонившегося надо мной убийцы землю, песок и камни. Убийца взревел, но я уже знал, чем это все кончится. Хреново это кончится. Придурок ты, придурок. Церэушный. Тебе надо было раньше, когда у меня руки были свободны. Тогда могли бы выжить. По крайней мере, я мог бы выжить. А теперь.
Хреново все теперь.
Очень хреново.
* * *В себя я пришел через несколько секунд. Убийца, а это был тот наемник, которого нанял Борян, тот самый украинский десантник-миротворец, замешанный в заказном убийстве, с наслаждением пинал американца у стены. Тот, наверное, проходил какие-то курсы спецподготовки на ферме, в центре подготовки американского оперативного персонала, но против украинского «кречета» был откровенно жидковат.
Украинец был в «пустынном», измазанном для большего эффекта грязью камуфляже, за спиной у него была автоматическая винтовка типа «AR10», короткая, с оптическим прицелом и выведенным набок, на сорок пять градусов, механическим. А слева лежал тот урод чернявый, которого я пристрелил. И рядом с ним – отличный пистолет «Беретта-92».
Рискнуть? Неохота подыхать вот просто так.
Я прикинул расстояние – ползти не получится. Не может быть, чтобы украинец не наблюдал за мной краем глаза, а боковое зрение – наиболее эффективное. А для того чтобы добраться до пистолета, мне надо перекатиться ровно семь раз. Семь раз, и пистолет будет у меня в руках.
Или лишняя дырка в голове. Для вентиляции.
Ну же, сделай что-нибудь! Хотя бы начни причитать, умолять не убивать. Хоть что-то.
Тем временем «кречету» надоело пинать американца, и он сделал с ним ровно то же, что и со мной – заковал в наручники. Точнее, не заковал, а просто застегнул пластиковую ленту. Затем, оставив американца в покое, подошел ко мне, для приветствия пнул ногой в живот. Я застонал, показывая, как мне больно.
– Ну чего, москалина?
– Бабки хочешь?
– Бабки это хорошо. Только потом. Чего это ты туда посматривал? Ага!
Вася посмотрел в том направлении и увидел пистолет. Хмыкнул, сделал несколько шагов, поднял оружие. Посмотрел, зачем-то взвесил, видимо, пытаясь определить, заряжен он или нет. Сунул за пояс.
– Чего, москалина? С кого начать? Кого за яйца подвешивать.
– Шефа твоего. – Я закашлялся и сплюнул кровь из надкушенной мною щеки, показывая, как мне плохо и больно. – Шефа подвесь.
– Дело хорошее. Только его кончили. И с кого мне теперь спрашивать?
– Работу хочешь?
– Чего-о-о?
– Работу, говорю. Развяжи – получишь.
Украинец снова пнул меня, но уже без особой злости.
– Вот наглая тварина. Одной ногой в могиле, а работу предлагает. Москальское семя, одним словом.
– Мы с тобой.
– Хорош трындеть. Никакие мы с тобой не одинаковые, ясно? Ты и рыбку хочешь съесть, и на х… не садиться. Поэтому на государство работаешь и себе гребешь, гнида. Со всех кормушек хаваешь. Я честнее тебя, понял?
– Дурак ты.
Эти слова мне обошлись в еще один пинок. Не детский, надо сказать.
– Дурак ты, – повторил я, – ты мне как брат щас должен быть.
По опыту скажу – если повторить то же самое, за что получил пинок, либо получишь пулю в голову, либо не получишь нового пинка. А Вася заинтересовался. Хоть и вида не показывает, но еще тогда, у машины, заинтересовался. Украинцы такие. Меня вообще-то вряд ли можно назвать укроненавистником, у меня своих дел за гланды, но они такие. Всегда взвешивают, что для них выгоднее, и соображения морали, верности данному слову, другой подобной туфты для них играют очень небольшую роль. Очень-очень небольшую. Может, оттого, что они живут намного хуже нас, у них так. У них ведь «хай гирше, або инше» – пусть еще хреновей, да по-другому. А спорим, я и сейчас смогу сделать такое предложение, от которого не отказываются?
– Тут бабла куча. В одиночку ты его не схаваешь, вытащат вместе с кишками. Но если вдвоем, я помогу тебе уйти на дно. У нас, в России. С легальными документами.
– Какое бабло?!
– Щас увидишь. Бабло, которое вот он привез мне. – Я кивнул на американца. – Миллион вечнозеленых. Вкуриваешь тему?
Василий подошел к американцу, пихнул его ногой.
– Что москалина кажет – правда?
Американец выругался.
– Ты его не спрашивай, дурак, ты со мной говори. Это ему деваться некуда. Правда, конечно, ты думаешь, на кой черт мы тут собрались все. На пикник, что ли? Бабло здесь. Лимон вечнозеленого грина. А чтобы нам окончательно в одной лодке быть, вон его, – я показал на американца подбородком, – кончу. Сам понимаешь, мне после этого никуда. Ну, чего?
– Ублюдок! – выкрикнул американец.
– Заткнись!
