Сергей Самаров - Кроме нас – никто
Он вытащил из ящика стола и положил перед собой видеокассету.
– Что с Латифом? Съемка казни? – мрачно поинтересовался подполковник Яцко, исподлобья глядя на видеокассету, как на откровенного врага.
– Этим завершается. Сначала тот полковник… Потом капитан Латиф рассказывает о том, как «шурави»[10] готовили операцию. Все упоминаются поименно – кто готовил, кто в ней участвовал, от генерала до последнего солдата… Даже те, кого капитан знать не мог, а солдат он знать наверняка не мог… Для тебя, подполковник, работа! Выяснить, откуда у них полный список личного состава и все данные на офицеров штаба. Капитан Латиф читает список по бумажке. Кто-то эту бумажку душманам переслал… Более того, у них уже есть список погибших в вертолете… Это могло уйти только из нашей канцелярии или откуда-то повыше…
– Хорошо работают… – сказал Солоухин.
Подполковник Яцко коротко глянул на майора, как только что смотрел на видеокассету. Он принял эти слова как упрек в свой адрес. Упрек, если бы он прозвучал в действительности, был бы вполне справедливым. Именно подполковник Яцко, как сотрудник особого отдела КГБ, и должен нести ответственность за такую информированность «духов». И нести ему ее, судя по всему, придется…
В дополнение к ответственности за уничтожение имама Мураки, которую и на него тоже возлагают афганцы…
– И в заключение нам собираются показать сборище двенадцати имамов, которые предают нас всех проклятию и сообщают, что проклятие это начало действовать еще до того, как погиб имам Мураки… Говорят, впечатляет. Впрочем, я сам еще не видел… Посмотрим…
– Посмотрим… – мрачно отозвался майор Солоухин.
Подполковник Яцко выглядел весьма бледным, словно приболел…
В дверь постучали, и вошел дежурный офицер с видеомагнитофоном в руках и долговязый штабной переводчик, зажавший под мышкой маленький телевизор…
– Будем смотреть, – сказал Раух. – Слабонервных прошу подготовить валидол заранее…
* * *Под утро, за час до рассвета, произошло ЧП – в палаточном городке загорелась одна из палаток. Замкнуло электропроводку, как с ходу предположил дежурный офицер, и возник пожар. Огонь быстро перебросился на соседнюю палатку и даже задел цепкими яркими языками третью, когда пламя удалось сбить. Пострадавших не было. Никто даже не обжегся. Солдаты из этих палаток оказались на задании и должны были прилететь только днем, как и вообще половина личного состава.
Находящиеся в это время в городке офицеры батальона и офицеры штаба собрались на месте происшествия. Из штаба привели заспанного прапорщика-электрика, который несколько дней назад проверял электропроводку именно в этих палатках. Тогда ему пожаловались, что от проводки пахнет паленой изоляцией. Прапорщик уверял, что все контакты проверил и заново соединил на совесть, и по его вине ничего произойти не могло. Он твердил это настолько упрямо, что никто и усомниться не пожелал, чтобы не выслушивать эти уверения еще раз.
Подполковник Яцко, понимая, что случай этот может войти в сферу интересов его отдела, от электрика ни на шаг не отходил. Контролировал каждое движение и сам был похож на электрика, когда совал нос к каждому проводу, желая его понюхать, хотя все вокруг гарью пахло одинаково резко и противно. Главное, что Яцко хотел выяснить – был пожар по халатности электрика, или это был умышленный поджог.
Армейская палатка – такое несуразное сооружение, что загорается быстро, но и быстро сгорает, несмотря на хваленую противопожарную пропитку. И при этом часто остается в целостности металлический каркас, который порой позволяет опытному взгляду определить, откуда пожар начался и как проходил. Определить пытались чуть не всеми наличными офицерскими силами батальона спецназа ГРУ, потому что опыта пожарного следствия никто не имел. Собрались толпой, мешая друг другу, и зажимали носы – уж очень противно пахло от подгорелых ватных матрасов и полушерстяных одеял. Они в отличие от самих палаток медленно горят. Скорее, просто тлеют. Потушить успели, но запах остался не самый приятный.
– Здесь вот и загорелось… – прапорщик-электрик показал на коробку разводки с оплавленной краской на металлической крышке.
– Уверен? – спросил подполковник Яцко.
Прапорщик пожал плечами.
– А где ж еще?..
– А почему загорелось?
– Искры пошли…
– Это понятно, что не брызги… Искры-то почему пошли?
– Замкнуло…
– Мы даже и это понимаем… – усмехнулся майор Солоухин. – Но искры без причины не пойдут. Значит, контакт был плохой?
Прапорщик опять пожал плечами.
– Я помню… Плохой был контакт, изоляция подгорала… Я все соединил и завинтил… Не должно бы…
Старший лейтенант Вадимиров в разговоры не вступал. Он только пододвинул к себе табуретку с обгорелым боком, взобрался на нее, предварительно попробовав ногой на устойчивость, вытащил вместо отвертки нож и принялся развинчивать коробку.
– Подсветите… Видно плохо…
Сразу несколько сильных фонарей подняли свои лучи и, как палки, уткнули их в коробку.
– Здесь только два винта… А должно быть четыре… – сообщил старший лейтенант.
– Я на все винты завинчивал, – категорично и невозмутимо сказал прапорщик-электрик. – С этим у меня всегда порядок…
Винт упал на деревянный не сгоревший пол. За винтом и сама крышка коробки. Вадимиров присвистнул.
– Что там, Александр Владимирович? – со стороны, не подходя близко, спросил майор Солоухин. – Не заминировано?
Майор еще пытался шутить, хотя шутка эта вызвала сердитый взгляд подполковника Яцко.
Вадимиров спрыгнул с табуретки и протянул перед собой раскрытую ладонь. Лучи фонарей, как по команде, перешли с коробки на эту ладонь.
– Что это? – подполковник Яцко не мог понять.
– Подгоревшая пакля. Не вся сгорела. В углу коробки была зажата и потому не вся сгорела. Кто-то, кто знал, что в палатке никого нет, вставил в коробку пучок пакли и неплотно затянул винты, чтобы пакля хорошо продувалась и могла загореться. Контакты болтаются свободно. Только прижаты друг к другу. Должны искрить…
Подполковник посмотрел на прапорщика, как бык на матадора.
– Надо проверять всех афганцев, кто работает в городке, – сказал Солоухин. – Таких больше тридцати человек…
Яцко долго думал, но сообразил наконец, что сказал майор.
– Пойдем со мной, – скомандовал прапорщику.
– Пусть сначала проводку исправляет, – распорядился полковник Раух, в отсутствие командира части выполняющий его обязанности и потому слегка категоричный. – Дежурный! К утру должны стоять новые палатки… Людям после операции где-то отдыхать надо!
* * *Палатки к утру стояли. Не совсем новые, новых на скромном складе военного городка не нашлось, но целые, по крайней мере. И теперь не сразу можно было догадаться, что в городке ночью был пожар, если в сами палатки не заглядывать, потому что там, внутри, запах паленой ваты так и остался. Спать в такой палатке без противогаза невыносимо – через минуту, если сам не закашляешься, проснешься от чужого кашля. Поэтому боковые стенки палаток приподняли для проветривания. А к вечеру обещали подвезти с других складов новые матрасы.
После завтрака старшего лейтенанта Семарглова вызвали в штаб. Майор Солоухин встретил своего подчиненного в прохладном штабном коридоре с легкой усмешкой.
– Курил, Василий Иванович, много?
– Никак нет, товарищ майор. Стараюсь вообще не думать об этом, и даже не очень и хочется… – Семарглов, как обычно, улыбался, в очередной раз демонстрируя известную всем легкость своего характера.
– Тоже правильно. Чем меньше думаешь, тем голова целее. И помни, что я тебе установку дал… Не будешь ты курить… Но я буду проверять, как моя установка работает. Пойдем к Рауху. После обеда вылетаешь со своим взводом. С собой берешь новичка – подполковника Яцко. Но операцией, учти, командуешь только ты. К подполковнику можешь прислушиваться или не прислушиваться по своему усмотрению, но действовать будешь самостоятельно. Понял?
– Так точно, товарищ майор. А что, подполковнику здесь дел мало? После пожара-то… Это ж откровенная диверсия…
– Военная прокуратура уже сюда летит… Наш Яцко не по тому профилю. Его функциональные обязанности – профилактика… И хочет, кажется, смотаться, чтобы следаки его здесь не застали. Кто любит сам допрашивать, не любит, чтобы его допрашивали…
– Понял… – старший лейтенант хитро улыбнулся, оценивая ситуацию. – Что за задание? Опять караван?
Казалось, теперь, после успешного выполнения пары первых задач последних дней, для старшего лейтенанта выследить и уничтожить караван настолько же простое дело, как после завтрака в зубах поковырять. Можно и просто от скуки заняться… И это не уверенность в своих силах, а та же легкость восприятия ситуации, черта характера, которая в глаза бросалась сразу, еще до участия Семарглова в непосредственных боевых действиях. Сначала майор Солоухин из-за этого отдельно к Семарглову прислушивался и присматривался. Но уже убедился, что легкость отношения ко всему окружающему совсем не идентична бездумному отношению к боевому заданию и не отменяет у старшего лейтенанта персональную ответственность. К заданию он относится с полной серьезностью.
