Валерий Барабашов - Крестная мать
— Прости, Марийка! Прости! Это все я, я подстроила. И зазвала тебя сюда, и под мужиков подложила. А эта старая жаба мне помогала. Ползаешь тут, коряга, жопой своей толстой сверкаешь!
— Цыц! Дура! — Анна Никитична замахнулась на Яну веревкой, хлестнула ее по голой спине. — Маруська сама под… — Она мгновенно прикусила язык. — Под кого-то легла, меня и в зале-то не было. Я кушаться пошла, а это вы, бесстыжие, меня сюда зачем-то позвали! А теперь ишь как запела!.. Антон Михайлович, ты тут у нас самый старший, чего молчишь? Видишь, как эти сикуши дело-то поворачивают? Пили-жрали в три горла, на дурничку, а теперь грозят — тюрьма, милиция! Тьфу, паскудницы!
Городецкий, пошатываясь, поднялся; прикрыл пятерней грех, отвернулся. Уронил глухо, в пол:
— Свяжите Полозову. Пусть спит. Утром разберемся, кто кого трахал.
Вырывающуюся Марийку отнесли наверх, в одну из спален, крепко привязали к широкой деревянной кровати. Катя что-то шептала ей на ухо — ласковое, успокаивающее, и Марийка, побуянив, поорав, скоро как в яму, провалилась в нервный, пьяный сон.
Глава десятая
В который уже раз Глухов, начальник заводского СКВ (специального конструкторского бюро), где Татьяна много лет проработала ведущим инженером, завел речь о сокращении штатов. Винить в этом Глухова язык не поворачивался — сокращение не было его прихотью. Завод много лет выпускал военную продукцию: в годы Великой Отечественной войны — знаменитые «катюши», потом целое семейство многоствольных и одноствольных минометов, всевозможные ПТУРСы[5], «Грады», несколько наименований гранатометов. Все это время завод процветал в экономическом отношении, коллектив жил безбедно, и с уверенностью в своем завтрашнем дне. Но в последние годы заводская экономика захромала на все четыре колеса. Военные заказы значительно сократились, упал общий объем производства, появились «лишние» инженеры и рабочие. Начальство судорожно искало выход из создавшегося положения, но ничего, разумнее сокращения штатов, не придумало. На заводе впервые за много лет заговорили о безработице. Дохнуло от этого слова ледяным холодом, реальность остаться не у дел ощутил каждый работник Придонского «Механического завода № 6».
Татьяна довольно скоро поняла, что взоры Глухова направлены на нескольких инженеров их отдела, в основном на пенсионеров и женщин, в том числе и на нее. С пенсионерами было ясно — пора им отдыхать, пора. Хотя в нынешнее время, когда буханка хлеба тянула уже почти на тысячу рублей, лучше было бы работать. А как без работы молодым и здоровым людям? На что жить?
Глухов позвал Татьяну в свой маленький тесный кабинет, увешанный красочными плакатами их продукции, долго не начинал трудного разговора, ерошил пятерней седые вьющиеся волосы, все перекладывал на столе бумаги, вздыхал. Потом признался:
— Ну что делать — не знаю! Всех жалко, все хорошие специалисты. И все мне нужны. Года через два-три опять зайдет речь о модернизации изделий, об увеличении их выпуска. Оружие во всем мире стали покупать активнее, наши изделия на мировом рынке котируются, дают в казну ощутимую прибыль, зачем же ломать налаженное производство, разгонять кадры?
Он поговорил в таком духе минут пять, объяснял Татьяне прописные истины, которые она и сама знала. Да и с кандидатурами на сокращение была, разумеется, хорошо знакома, разделяла мнение Глухова: Бердникову не сократишь — у нее важный участок работы, большая семья, четверо детей. Не сократишь и Колесову — она сидит на «спецзаказе», там вообще прямая связь с министерством обороны. О Ясеневе тоже речь идти не может — он единственный в отделе инженер со специальным радиотехническим образованием, его в свое время брали в отдел именно из-за этого. Бабкина — специалист по литью под давлением, Метчен-ко — собаку съел на электронике, компьютерах, Сажин в любых технологиях с закрытыми глазами разбирается — как без него. Проскурин — специалист по механической обработке…
Да, она, Татьяна Морозова, тоже была хорошим специалистом, ее опыт и знания ценили. Но, наверное, в этой ситуации начальством учитывались и другие факторы, может быть, и политические. Осенью прошлого года, а если точно, то 7 ноября 1994-го, на центральной городской площади имени Ленина она, Морозова, вместе с другими демонстрантами участвовала в митинге протеста против нынешней экономической политики правительства. Профсоюзы вывели на митинг рабочих и инженеров многих промышленных предприятий, в том числе и военно-промышленного комплекса. Требования митингующих были просты: увеличить заработную плату, обеспечить рабочим и служащим человеческую жизнь. В выступлениях ораторов приводились цифры заработной платы, стоимости потребительской корзины, заработков предпринимателей и коммерсантов. Говорилось и о растущей безработице, о резком снижении жизненного уровня трудящихся, о тревожащем всех положении на юге России, в Чечне. Умирали неизвестно за что сыновья митингующих и на таджикско-афганской границе. Сама же Татьяна стояла в толпе митингующих с большим самодельным плакатом:
МАСЛО ВМЕСТО ПУШЕК!
Ее фотографировали, как. впрочем, и других митингующих, вездесущие журналисты. Мастерски сделанный снимок женщины с плакатом, на котором был изображен гранатометчик явно кавказской национальности, назавтра же появился в нескольких местных газетах. Показали Татьяну и по телевидению. Факт этот незамеченным на заводе не остался, наоборот. На проходной кто-то вывесил газету со снимком Морозовой, написал крупными буквами: «А ТЕБЯ РАЗВЕ НЕ НАШ ГРАНАТОМЕТ КОРМИТ?»
Газета висела на доске приказов, под стеклом, несколько дней, создавала, разумеется, нужное общественное мнение, действовала на психику многих людей. Татьяне даже звонили по внутреннему, заводскому телефону, говорили анонимно, что, мол, такие вот, как ты, и разрушают государство, его оборонную мощь… гнать таких надо с завода! А еще конструктор!
Начальство ничего напрямую не говорило, никуда Татьяну не вызывали (парткомов теперь не было), но вот тихо, внешне сочувственно, ласково заговорил с ней Глухов, подвел ее к мысли: больше, как ее, Морозову, сокращать некого.
— Это мне за митинг отомстили, да, Григорий Моисеевич? — наивно спросила она.
— Ну что ты, Таня?! — по-отечески пожурил ее Глухов, опустив, однако, глаза. — Как ты могла такое подумать? Ты же у нас на хорошем счету. Ведущий инженер, опытный работник… Что делать — сокращение. Сегодня ты, завтра — я. Ты же знаешь, оружия требуется меньше.
Татьяна молчала. Она понимала Глухова: человек он мягкий и всего лишь выполняет чью-то волю. Да, из отдела сокращали еще двух инженеров, но те были как раз пенсионного возраста, особенно не расстраивались.
— Таня, я все понимаю, — печально говорил Глухов. — У тебя беда за бедой, а тут я со своими разговорами. Ну давай вместе список посмотрим — кого я могу предложить на сокращение? Я ни на одного из вас не хотел бы руку поднимать. Но что делать?.. Слушай, может, ты на рабочее место пойдешь, а? В сорок восьмой цех — чистота, белые халаты, приличные заработки.
— Я подумаю, Григорий Моисеевич, — дрогнувшим и глубоко обиженным голосом сказала Татьяна, поднимаясь, и гладко выбритое лицо начальника КБ поплыло у нее перед глазами. Вот как ее отблагодарили за многолетний добросовестный труд! Вот как ценят ее заслуги перед заводом! Вот как принимают во внимание ее семейную беду! Господи, какое бессердечие, какая жестокость! И разве она, как женщина-мать, как гражданка, не права, призывая разоружаться, тратить деньги не на войну, а на другие, гуманитарные цели?! Да во всем мире женщины — и не только женщины — борются именно за это!..
Погруженная в невеселые мысли, Татьяна вышла и* троллейбуса на своей остановке, завернула по пути і хлебный магазин, потом в овощной, купила кочан капусты и крупных румяных яблок. Яблоки были очень хороши, так и притягивали взгляд, и она не устояла перед соблазном, хотя денег в кошельке было в обрез. Да и когда теперь придется ей получать зарплату — неделю назад ее уволили-таки по сокращению штатов, выдали денег на два месяца вперед, как и полагается, начислили выслугу, еще чего-то начислили… словом, рассчитались с ней по закону, формально ничего не нарушили, а по сути — избавились от неугодной сотрудницы, выгнали. Живи как хочешь.
Дверь квартиры она открыла машинально, нагруженная сумками, вошла на кухню и вскрикнула от неожиданности. За столом сидел рослый незнакомый парень, с короткой стрижкой и слегка растерянным, виноватым лицом.
— Вы… вы что здесь делаете? Как вы сюда попали? — в сильном волнении спросила Татьяна, стараясь говорить как можно громче и решительнее, отступая к двери. Надо, наверное, выскочить, закричать, позвать соседей.
Парень поднялся — большой, сильный, широкоплечий. Одет как-то странно. На нем были явно военные, пятнистые брюки, но гражданского покроя куртка, из-под которой опять же выглядывала рубашка зеленого, защитного цвета. Кто это? Солдат? Или переодевшийся в солдатское домушник? И один ли он в квартире?
