Непримиримый - Валерий Павлович Киселев
– А ты спроси какого-нибудь старика-афганца – есть же там крестьяне! Что тебе, отец, важней: построенный русскими завод где-нибудь в Кабуле или то, что эти русские двоих твоих сыновей убили? Что он тебе ответит? Зачем ему, крестьянину, этот наш завод в Кабуле, если у него сыновей убили? Интернационализм-то и нам боком выходит. Пока другим народам помогали, свои деревни порушили. А главное, что сколько народу споили и водкой погубили – ничем этой беды не измерить…
Посидели ещё с полчаса, и Иван засобирался домой. Шёл по начавшей подмерзать, но ещё бесснежной дороге. Вдалеке, на той стороне озера, вдруг заиграла, но сразу же замолкла гармонь.
Иван вспомнил любимую частушку его матери:
Через пять полей широких,
Через пять поляночек
Дроли выберу игру
Из сорока баяночек…
«Неужели и правда когда-то на гулянки в одной деревне собиралось по несколько гармонистов? – подумал Потёмкин. – Эх, – вздохнул, – а сейчас одни вороны…»
Он вдруг вспомнил, как в шестнадцать лет шёл этой же дорогой поздним вечером первый раз со своей первой девчонкой – Веркой, как она дрожала – не от холода, а от чувства, что её прижал к себе парень. «Такое больше не повторится…» – горько подумал Иван.
Впереди на дороге он увидел старую «Волгу» серого цвета. Рядом стоял мужчина и разглядывал окрестные поля в бинокль. Потёмкин заметил у него на боку офицерскую планшетку.
– Рекогносцировку проводите? – спросил, подойдя, Иван.
– Да вот смотрю, где сеять на будущий год, – ответил мужчина.
Поздоровались.
– Третий день, как принял дела. Назначили меня директором вашего ООО, – сказал мужчина и представился: – Сергей Комаров.
Иван назвал себя и спросил, показывая глазами на планшетку:
– Из военных бывших? Давно в отставке?
– Угадал… Полгода. Я родом из соседнего района, друзья предложили возглавить это хозяйство, вот и согласился: всю жизнь мечтал, выйдя в отставку, заниматься сельским хозяйством. Сначала на родине у себя хотел, в соседнем районе, но родители ни в какую: «Все у нас развалилось, не поднять…»
– Да и у нас здесь не подарок… – сказал Иван. – Всё умирает… И что теперь осталось в нашем колхозе? – Иван по старинке назвал ООО колхозом.
– Четыре трактора, один, правда, не на ходу, комбайн старый. Друзья обещали помочь второй купить. Ферма – шестьдесят голов коров.
– А работников-то сколько? – спросил Иван.
– Двадцать человек… Ты, случайно, не знаешь, есть ли тут безработные трактористы? Мне хотя бы одного. Пусть будет и пьющий – перевоспитаю. Хочу будущей весной сто гектаров рожью засеять.
– Нет, трактористов не знаю, – ответил Иван. – Я хоть и местный, но в отпуске. Приехал на несколько дней, мать повидать. Служу я ещё…
– Где? – спросил Комаров.
– Сейчас в Чечне, майор, войсковая разведка.
– А я вэвэшник бывший, тоже майор… Бывал я в этой Чечне, будь она проклята…
Закурили.
– Неужели сейчас опять её не раздавим? – спросил Комаров.
– Не знаю, но сейчас взялись вроде бы серьёзней, – ответил Иван. – И войск больше, и армия сейчас уже не та, что была в девяносто пятом…
– А меня вот угораздило тогда в плен попасть, да ещё, наверное, самым первым… – вдохнул Сергей Комаров. – Одиннадцатого декабря девяносто четвёртого. Батальоном командовал. Хотя по численности какой там батальон – сто двадцать человек. Солдаты большинство молодые, необстрелянные, всего пять дней как прибыли в Дагестан, из милицейских частей округа собрали. Стрелять, тем более по мирным жителям, не готовы были просто психологически. Ну и командиры боевиков хорошо просчитали ситуацию – понимали, что не будем мы стрелять по женщинам с грудными детьми.
Вариантов у меня было два: стрелять по мирным жителям или сдаться в плен, надеясь на помощь своих или на политическое разрешение конфликта. Ну, боевики тогда, прикрываясь толпами женщин и детей, и захватили нас в плен, человек шестьдесят. Чувствую, что нас вот-вот начнут буквально с брони снимать, успел по рации сообщить о ситуации командиру полка.
– Стрелять надо было сразу! Нечего было яйца мять, – перебил его Потёмкин.
– Сейчас в такой же ситуации, на этом же месте, первая моя команда была бы «Огонь!» – сказал Комаров. – Но тогда никто из нас и представить себе не мог, что в Чечне настоящая война начинается. Да ведь нас и захватили-то ещё на территории Дагестана! Недалеко другие подразделения полка стояли, я думал, что нас выручат! В общем, привезли нас куда-то, сидим в подвале. А в час ночи, откуда ни возьмись, вдруг приезжают корреспонденты – и наши, и иностранные. И давай нас снимать, расспрашивать: зачем мы сюда приехали? Ты представляешь, что было: наши же телевизионщики примчались на приглашение боевиков снять первых русских пленных!
– Да уж, дури хватало… – сказал Потёмкин. – И что, не могли они, эти журналюги, рассказать командованию, где вы находитесь?
– Никто и ничего! Утром двенадцатого нас подняли, – продолжал Комаров. – Вижу, на улице стоят две «Волги» и иномарка. Нас, восьмерых офицеров, посадили в машины, вокруг чеченцы стоят, все оружием увешаны. И повезли нас из Хасавюрта в сторону Чечни по трассе Ростов – Баку. Едем мимо места, неподалёку от которого командный пункт нашего полка стоит. «Кто-то же должен нас спасти! – думаю. – Ну не слепые же все!» Хрен там – стоят, копошатся вдали…
Провезли нас совершенно открыто по дороге, а вдоль неё недалеко подразделения нашего полка. Никаких наших блокпостов на границе с Чечнёй не было, дагестанский ОМОН стоял. Менты дагестанские эту кавалькаду машин с бандитами и с нами, пленными, даже не остановили! Шлагбаум подняли спокойно – езжайте, мол, куда и кто хотите…
Комаров стрельнул окурок в канаву и достал из пачки новую сигарету.
– Через несколько часов оказались в Грозном, на площади Минутка, – продолжил он после двух-трёх жадных затяжек. – Поместили в подвале библиотеки рядом с Домом правительства Чечни. На следующий день привезли ещё одиннадцать человек – экипаж бронетранспортёра: ночью ребята заблудились и залетели в Чечню. Сам Аслан Масхадов к нам тогда пришёл, стал расспрашивать, кто и откуда. Я у него ещё карту с дислокацией наших войск случайно увидел. Потом прокуроры чеченские начали допрашивать: «Зачем вы пришли в Ичкерию?» Дотошные были ребята, даром что мусульмане: дела на нас завели, сфотографировали. Представляешь, всё вроде бы как по закону! И опять корреспонденты – из Египта, Иордании, других стран, кого только не было. С особым удовольствием снимали нас поляки, «братья-славяне».
Через несколько дней наши войска начали штурм Грозного. Кто-то из чеченцев предупредил нас, чтобы мы легли спать на пол. Так и сделали. Начались бомбёжки. Все почему-то сразу вспомнили о Боге… За стенкой в подвале стояли ящики с противотанковыми минами. Если бы в наш дом попала бомба, от нас ничего бы не осталось. Видел из окна подвала, как на площадь, под самый Новый год влетели наши танки и БМП, как они горели… Начался бой, дед-чеченец сломал замок в подвале и – «Бегите!» А куда мы пойдём? Везде чеченцы и бой идёт. Решили остаться в подвале.
За ночь к нам в подвал привели ещё больше двадцати наших пленных, из них человек шесть-восемь раненые. Фельдшер был в подвале, перевязал их, подштанники разорвали… Одного лейтенанта чеченцы стали при нас допрашивать, он сказал, что из своего БМП сделал сто выстрелов. Чеченцы вывели его и расстреляли. Был среди пленных штурман вертолёта. Тоже расстреляли бы запросто. Говорю ему: «Ты им скажи, что отказался бомбить, вот в наказание в пехоту и направили, так и попал в плен».
Несколько дней относительного затишья, а потом – новый штурм.
