Дон Пендлтон - Аризонская западня
Болан глянул на часы — секундная стрелка перескочила на роковую отметку. Ракетная установка на боевом фургоне принялась одну за другой выплевывать громовые стрелы, которые с трехсекундным интервалом мчались к намеченным целям. Первая поразила главные ворота, разнеся их вдребезги. Вторая взорвалась между двумя лимузинами, стоявшими на подъездной аллее. Осколки черной стали и огненной ленты из взрывающихся бензобаков весьма «оживили» чинную атмосферу усадьбы. Третья и четвертая ударили по главному зданию, мгновенно превратив его в чудовищный вулкан, который изрыгал во все стороны языки пламени и клубы густого дыма.
Люди метались вокруг погребального костра, как муравьи вокруг зажженного муравейника. Они что-то кричали и размахивали оружием, но среди них явно царила паника и никто не знал, куда бежать и что делать. Палач помог им разрешить эту трагическую неопределенность, поливая их ряды длинной очередью из своей винтовки. Боевики валились, дергались на траве и отчаянно вопили, когда их пробивали пули в стальных оболочках. Те, кто сумели уцелеть, пытались отстреливаться, но безрезультатно.
Болан выпустил по ним целую обойму, быстро сменил ее и выпустил вторую. А для большей острастки сделал еще несколько выстрелов из М-79 разрывными гранатами.
Горстка раненых отчаянно старалась найти хоть какое-то безопасное место.
Болан позволил уйти этим недобиткам и сосредоточился на самом здании. Местами оно ярко пылало, местами было серьезно повреждено — там, куда попали ракеты, но в основном выдержало удар и по-прежнему высилось как символ всего того, что Болан жаждал искоренить в Аризоне. Нацелив на дом гранатомет, Палач выпускал заряд за зарядом, стреляя попеременно то разрывными, то газовыми гранатами. Кладка разлеталась во все стороны, обломки кирпичей, точно блохи, выпрыгивали из дымовой завесы. Чуть погодя взрывы загремели внутри здания, и чернильные столбы дыма вознеслись в безоблачное аризонское небо.
Этого было достаточно.
Послание получилось громким и отчетливым.
Некоторое время Болан стоял неподвижно, оглядывая сожженную усадьбу. Запах пороха и горелой плоти забивал ноздри. Палач круто развернулся и пошел назад той же дорогой, какой и прибыл.
Трудно сказать, уцелел ли Бонелли в нынешней бойне. В любом случае Палач сообщил ему все, что хотел. Дал знать: легкой победы в аризонской игре не будет... Если вообще игра продолжится...
Хотя, конечно, настоящая битва еще была впереди — там, на севере. Из прослушанных записей телефонных переговоров Болану стало ясно: в зону боевых действий направлены свежие силы. И оставалось только догадываться, сколько адского пламени и громовых раскатов таит в себе ближайшее будущее.
Такие люди, как Хиншоу и Моралес, всегда являли для окружающих смертельную угрозу, о которой среднестатистический обыватель даже и догадываться не смел. Беспредельная жадность, соединенная с военной выучкой, да плюс к тому безудержная жажда власти — все это, вместе взятое, не могло принести обитателям Аризоны ничего, кроме мучительной гибели и бесчестия.
Но разве кто-либо из этих людей просил Мака Болана стать их защитником?
И вообще: разве рядовой законопослушный гражданин не воспринимает ярких представителей преступного мира как своего рода романтических героев, бунтарей, бросивших вызов системе?
Все так. Но Болан и не ждал оваций. И не намеревался исцелять Аризону от ее собственных болячек. Он появился здесь отнюдь не из желания кого-то поддержать или спасти. Просто не быть здесь он не мог!
Он был Карой. Не судьей, не обвинителем, даже не приговором.
Мак Болан был Карой мафии. Он знал это и безоговорочно принимал эту роль.
Ну, а население Аризоны пусть примет то, что сможет...
Глава 13
— Трудно поверить, что один человек способен натворить такое. — Пол Бонелли находился в точке закипания. Его сузившиеся глаза с холодной яростью осматривали лагерь, фиксируя ужасающие разрушения.
— И все же такой человек есть, — словно оправдываясь, горько заключил Хиншоу.
Оба стояли на крыльце полевой штаб-квартиры Хиншоу. Несколько боевиков сгрудились неподалеку от своего предводителя, держась особняком от прибывших из Тусона. Сорок человек. Неплохая, конечно, подмога... Не отходя далеко от своих машин, «торпеды» Бонелли тоже с немалым интересом разглядывали живописные руины и лишь время от времени перебрасывались короткими деловыми замечаниями.
А комментировать было что. Стены главного здания были испещрены пулевыми пробоинами, оконные рамы расщеплены, в зияющих оконных проемах лишь кое-где торчали зубчатые стеклянные осколки. Около дома громоздилась куча обгоревшего, изрешеченного металла — остатки лимузина. Он лежал на боку, и две изорванные покрышки еще продолжали дымиться. Позади главного здания, теперь продуваемого вдоль и поперек, две груды обгорелых, черных балок напоминали о том, что совсем недавно здесь тоже что-то стояло.
Бонелли-младший сокрушенно покачал головой и повернулся, чтобы войти. Хиншоу выскочил вперед и гостеприимно распахнул дверь перед тусонским младшим боссом. Бонелли лишь коротко кивнул и шагнул через порог, с гримасой отвращения на лице потрогав на ходу выщербленный край дверного косяка — пули буквально измочалили местами деревянную панель. С той же брезгливостью он оглядел внутреннее помещение — продырявленные стены, перевернутую и разбитую вдребезги мебель.
— Каковы потери на этот раз? — спросил он Хиншоу.
— Четверо убитых, двое раненых. Чудо, что не потеряли больше.
— Полиция реагировала?
— Нет. Соседей тут немного, а те, кто есть, не суют нос в чужие дела.
Бонелли удовлетворенно кивнул и снова оглядел комнату. Его глаза остановились на мощном оружии, стоявшем в углу на запыленной треноге. Две короткие трубы — не то из пластика, не то из картона — были прислонены к пулемету.
Мафиози повернулся к Хиншоу, указывая на оружие:
— Это оно?
— Да. Пулемет 50-го калибра и использованные трубы из-под РПТР.
Хиншоу говорил четко, как на занятиях по стрелковой подготовке личного состава.
— Что за РПТР?
— Ручная противотанковая ракета, — терпеливо объяснил Хиншоу. — Вроде базуки. Мы обнаружили эти штуковины в сотне метров от лагеря, на холмике, — лагерь оттуда прекрасно простреливается. А это работа крупнокалиберного, — жестом он указал на сотни пулевых пробоин. — Негодяй присобачил к пулемету автоматическое спусковое устройство, и стрельба велась непрерывно. А сам тем временем палил из РПТР.
— То есть пулемет стрелял как бы сам по себе? — скептически уточнил Пол Бонелли.
Хиншоу кивнул.
— Это несложно сделать.
— Несложно? — прервал Бонелли, не веря своим ушам. — Ты хочешь сказать: один человек запросто положил всю твою сраную армию? А что же делали твои парни, Джимми?
— Умирали, — бесцветным голосом откликнулся Хиншоу. — Или прилагали все силы, чтобы уцелеть.
Бонелли уже не сдерживал раздражения.
— Очень, очень плохо, Джимми. Один парень смог натворить такое. Сколько же он угробил твоих людей?
Младший тусонский капо прекрасно знал точную цифру, но не мог отказать себе в удовольствии задать этот вопрос.
Хиншоу усталым голосом ответил:
— Двадцать три.
Бонелли скорбно покачал головой и медленно повторил число вслух. Затем произнес, чуть смягчая тон:
— Ладно, я-то вижу, что вы тут пережили. Я не в претензии. Но вот мой папа...
Пол не докончил фразу, давая Хиншоу понять, что Дон Никколо Бонелли уже не обладает достаточной гибкостью ума, чтобы правильно оценить сложившуюся ситуацию.
После короткой паузы он добавил:
— Очень не хочется огорчать отца — ведь он сам только что пережил крупную неприятность... — Еще одна пауза. — Но, может, и не надо торопить события, а? Может, стоит подождать, пока у нас на блюде не окажется голова одного вояки?..
Бонелли широко улыбнулся, глядя на скривившегося Хиншоу.
— Мы же намерены добыть его голову, верно?
Телефонный звонок разрядил напряженную обстановку. Хиншоу, будто не слыша, застыл на несколько мгновений, потом сорвался с места и схватил трубку.
— Слушаю! Да, сейчас даю. — Он протянул трубку Бонелли. — Вас.
— Да? — отрывисто бросил тот в микрофон.
На другом конце провода послышался задыхающийся, срывающийся голос:
— Пол? Это Джек Луканиа.
— Слушаю, Джек.
— На нас напали! Это было... что-то невероятное! Вы даже не представляете! Это... это...
— Джек! Расслабься и давай по порядку.
Луканиа глубоко вздохнул и продолжил уже чуть спокойнее:
— Прошу прощения, Пол. На нас напали. Дом почти весь разрушен, мы потеряли дюжину ребят.
— А как он? — спросил Бонелли, зная, что называть имя отца нет нужды.
— О, с ним все в порядке. Конечно, потрясен, вне себя от ярости. Это он велел мне немедленно вам позвонить.
