Игорь Рябов - Пуля уже в пути
— Молчи уж лучше, — проворчал я и прибавил ходу, стараясь не отставать от Новикова. — Вас, женщин, надо на руках носить, а то вы все норовите на шею сесть.
Напарнику тоже приходилось нелегко, и он сбавил темп. Сколько мы так отмахали, сказать было трудно. Казалось, зарослям не видно конца и краю. А говорят еще, что в южных республиках с лесом напряженка и потому на корню вырубают его в средней полосе России. В голове была пустота, ни одна мысль не пробегала. Только тихий звон стоял в ушах. Хорошо еще, что нас вроде бы пока не преследовали. Пользуясь этим, мы старались уйти как можно дальше на юго-восток. Где-то там маячило спасение, если Новиков не соврал.
— Прости меня, — виновато сказала Ксюшка и прижалась щекой к моему плечу. — Доставила я вам хлопот полон рот.
Я ничего ей не ответил, так как был уже на последнем издыхании. Ноги в коленях сгибались при каждом шаге, и того и гляди отломятся.
Еще через сотню метров нежданно-негаданно перед нами выросла полянка с крошечным озерцом посредине.
— Все, шабаш, — прохрипел Николай и рухнул как подкошенный. — Здесь и заночуем.
Солнце уже скрылось за кронами деревьев, устав наблюдать за нашими мучениями. Весь лес погрузился в серый полумрак.
Поставив Ксюшку на ноги, я дрожащими руками прикурил сигарету с пятой попытки и медленно проковылял к озерцу, больше похожему на огромную лужу. На удивление, вода оказалась чистой и прозрачной, в отличие от мутной речной. Зачерпнув пригоршню вожделенной жидкости, я с жадностью ее вылакал, словно бездомный пес. А затем вымыл потное лицо.
— Что ж, будем обживаться. Вряд ли нас станут искать в темноте. В этих джунглях и днем-то заблудиться немудрено.
Мы с Николаем наломали молодых веток с зеленой листвой и соорудили некое подобие постелей.
— Дежурить на всякий случай будем по очереди, — сказал я Новикову, и тот согласился. — Половина ночи твоя, другая половина моя. Выбирай сам, мне до лампочки.
— Ты первый, — сказал он и повалился на охапку веток, подсунув под голову рюкзак.
На другую постель я уложил Оксанку, накрыв ее курткой от своего комбеза. Она попробовала было возражать, но я только махнул рукой и отправился в лес на поиски дров. Через полчаса я натаскал здоровую кучу сухого валежника, которого должно было хватить на всю ночь.
Спустя некоторое время в стремительно темнеющее небо взметнулось пламя костра. В нашем лагере наступила идеальная тишина, и я присел на небольшое бревнышко, уставившись на пляшущие языки пламени. Зрелище было зачаровывающим, и я мог смотреть на него до скончания века.
Где-то звучно хрустнула ветка, и рука сама собой потянулась к автомату. Но, видимо, это был всего лишь неведомый житель местных лесов. Сколько я ни напрягал слух, больше ничего не услышал. Только издалека донесся заполошный крик какой-то ночной птицы.
— Игорек, подойди, пожалуйста, — еле слышно позвала Оксанка.
Я присел рядом с ней и взял ее махонькую ладошку в свою. Она была теплая и мягкая.
— Ты чего не спишь? — требовательно осведомился я. — Завтра нам опять в путь, и еще неизвестно, каким он будет. Тебе сейчас надо набираться сил, Ксюха.
— Посиди немножко со мной, — попросила она. — Что-то не спится, хотя голова совсем чумная. Я вообще не понимаю, что со мной творится последнее время.
— Это все нервы, ласточка. Вот выберемся из этой передряги, и сама увидишь, как быстро все изменится к лучшему.
— А мы выберемся? — Ее глаза сверкали в темноте, отражая блеск костра. — А вдруг…
— Никаких вдруг быть не может, — уверенно произнес я и тихонько сжал ее ладошку. — И не из таких передряг выбирались. Патронов столько, что можно целый месяц в одиночку Курильские острова оборонять. Можешь не волноваться — перестреляем всех, кто косо взглянет. Только пальцем ткни в того, кто не понравится.
Правда, я сам сомневался в успешном исходе неожиданной авантюры, в которую нас втянули. Но девчонке знать об этом не следует. Пусть будет уверена в нашей победе.
Она поднесла мою руку к своему лицу и прижалась к ней пылающей щекой. Та почему-то оказалась мокрой.
— Что с тобой, Ксюшка? — Я наклонился над ней. — Ты чего плачешь? Рука болит?
— Нет. — Она виновато улыбнулась. — Мне страшно, Гошик. Я боюсь, что нас всех убьют.
И тут же выпалила на одном дыхании, обвивая мою шею руками:
— Иди ко мне. Я хочу, чтобы ты был только моим…
Я поцеловал ее в мокрую и соленую щечку:
— Спи давай, кнопка. Маленькая ты еще. А насчет того, кто кого убьет, так это бабка надвое сказала. Поживем — увидим.
Я осторожно расцепил ее руки и выпрямился.
— Но я люблю тебя, Филин! — повысив голос, настырно изрекла она. — Как ты этого не поймешь.
— Я тоже тебя люблю, — серьезно ответил я и направился к костру. — Поэтому спи спокойно. А подрастешь немного, там видно будет, как жить дальше.
Ксюха затихла и не произнесла больше ни слова. Возможно, обиделась. Попробуй пойми подростков в таком возрасте, когда им все кажется черно-белым, без полутонов, и они сами порой не знают, что хотят от себя и окружающих.
Пламя весело трещало. А я погрузился в размышления о смутном будущем, не заметив, как пролетела моя часть дежурства. Растолкав спящего Николая, я устроился на его месте и закрыл глаза лишь тогда, когда убедился, что он начал двигаться вполне осмысленно. И тут же провалился в черную яму без сновидений, настолько тяжело дались мне последние двое суток.
Разбудил меня несильный толчок в плечо. Глаза спросонок еще не до конца раскрылись, а рука уже цепко ухватилась за автомат.
— Это я, Филин! — Надо мной склонился улыбающийся Новиков. — Пора продолжить нашу экскурсию по прекрасной Грузии.
— В гробу я видал такую красоту, — проворчал я недовольно, поднимаясь с ложа. — Вместе со всеми ее гнусными обитателями.
— Это ты зря, — протянул Николай. — Здесь и нормальные люди живут.
— Только нам почему-то одни уроды попадаются. Будто их к нам магнитом притягивает.
Ополоснув лицо в озерце, я почувствовал себя бодрее. И вот так каждое утро давалось мне с превеликим трудом. Недаром меня прозвали Филином.
Ксюшка проснулась раньше меня и с утра выглядела не в пример лучше, чем вечером. Только взгляд, каким она меня встретила, был печальным, как пепел несбывшихся надежд. Мне это совсем не понравилось.
— Как ты себя чувствуешь? — поинтересовался я у нее. — Рана не тревожит?
— Нормально, — сухо ответила она и отвела взгляд в сторону, словно не хотела меня видеть.
— И это радует, — встрял в разговор бодренький Новиков. — Мы им еще покажем, кто хозяин в чаще.
— Да уж, покажем, — неуверенно высказался я. — Если не промажем.
— Может быть, ты поцелуешь меня на счастье? — тихо произнесла Оксанка, приблизившись вплотную.
— Обязательно, мэм, — и я чмокнул ее в лоб, расплывшись в дурашливой улыбке.
— И это все?! — Она огорченно уставилась на меня своими серыми глазенками, в которых сквозило разочарование.
— Все. — Я в ответ округлил свои гляделки и вывернул наизнанку карманы штанов. — Клянусь мамой, все. Больше ничего нет, сударыня. Можешь обыскать, если не веришь.
— С тобой нельзя говорить серьезно, Филин, — она отвернулась. — Ты все стараешься превратить в шутку, как мальчишка.
— Так я и есть мальчишка, — усмехнувшись, произнес я. — Ведь не девчонка же, право слово…
Прикончив остатки тушенки и напившись холодной воды из озера, мы тронулись в путь. Впереди опять шел Новиков, за ним довольно бодро вышагивала Ксюха, опираясь на сделанный для нее посох из тонкого ствола какого-то неизвестного деревца. А уж следом за ними пристроился я. Мне доставляло огромное удовольствие наблюдать за грациозными движениями Ксюхи. Это в какой-то мере отвлекало от тревожных мыслей. А их накопилось великое множество.
Наконец я не выдержал и громко сказал, обращаясь к Новикову:
— А ты уверен, что мы идем в правильном направлении? Может, плутаем вкруговую?
К своему удивлению, я получил слишком уж честный ответ.
— Не совсем, но все же уверен. По моим прикидкам, шоссе должно бы находиться уже недалеко. И если мы движемся правильно, то скоро на него выйдем.
— Твоими бы устами водку из горлышка хлестать, — задумчиво произнес я, размеренно вышагивая. — Только интересно, откуда ты все это знаешь, братец? У тебя случайно не имеется в Сванетии скромный замок, доставшийся от дедушки в наследство?
— Просто знаю — и все. Разве этого недостаточно?
В его голосе сквозило легкое раздражение моими досужими расспросами.
— Пока достаточно. — Ударение я сделал на первом слове. — Но только пока. А на досуге я подвергну тебя допросу с пристрастием.
— И чего вы цепляетесь друг к другу?! — недовольно встряла в разговор Оксанка. — Делать вам больше нечего.
