Фридрих Незнанский - Мировая девчонка
— Так, — сказал себе Плетнев, — один пока отдыхает. Послушаем второго.
Он опустился на корточки напротив Сереги, но вне досягаемости его ног, потому что тот сдуру мог начать брыкаться. А это надо?
— Повторяю вопрос…
— Не надо… я понял… — выдавил из себя парень. Горевший презрительной яростью, взгляд его потух. — Говори, чего от нас хочешь…
— Ты — Серега Акимов, «турист», так?
— Какой турист? — сделал невинные глаза парень.
— Ага, — кивнул Антон, — не понял… — И стал медленно подниматься, нарочито покряхтывая при этом — ну прямо дед старый, замученный радикулитами. Но взгляд его был пустой и равнодушный, словно не человек перед ним сидел, а стояла пустая картонная коробка, которую следовало убрать с дороги, чтоб под ногами не мешалась.
Он так и сделал. Обернулся, огляделся, увидел несколько коробок, стоявших одна на другой, и взял верхнюю. Небрежно сорвал с крышек полосу скотча и, перевернув, высыпал на пол содержимое. Кучей вывалились целлофановые пакеты с кружевным, женским, надо понимать, нижним бельем. Разноцветные упаковки с кружевами красного, синего, желтого, белого цветов. Антон небрежно, ногой отшвырнул упаковки в сторону и, даже наступив на одну из них, — с голубыми кружавчиками, — смаху надел пустую коробку Сереге на голову. И тот, вероятно, понял, что может случиться дальше, задергался, завопил, мотая головой из стороны в сторону и пытаясь сбросить коробку.
Плетнев левой рукой приподнял ее, открыв лицо парня, и спросил спокойно:
— Ты чего? Дурак, для твоей же пользы…
Он потянулся правой рукой себе за спину, где оперативники, да и бандиты тоже, любят носить оружие — сзади, под ремнем. И куртка нараспашку, и ствола не видно, а достать удобно. Это ж все — из опыта, а не по обезьяньей привычке.
— Мало кто способен зырить в очко ствола, по опыту знаю. А ты чего, обосраться хочешь?
И сказано было настолько безразлично, что до Сереги дошло: «базара» с ним не будет, этот нажмет на спуск без раздумья. А Федька увидит и с перепугу все выложит… Так стоит ли?
— Ну, чего, — Плетнев демонстративно решил «оставить пистолет на месте», коробку сбросил с головы Сереги, а сам достал из брючного кармана упаковку «орбита», выдавил один квадратик и сунул себе в рот. И стал жевать, как лошадь, двигая челюстью. — Еще разок повторить? Ты — «турист»?
— Ну, я… — Серега сглотнул свое «я». — А ты откуда? Солнцевский? Или долгопрудненский? Мы готовы платить, скажи, сколько?
— Решу, — махнул рукой. Плетнев. — Я пока сам по себе… Женщину на семь штук вы вчера кинули на Комсомольском?
— Не помню… Мы вчера с троими работали.
— С подругой она была. У обменника напротив метро «Фрунзенская». Вспоминаешь?
— А… ну да… было. А тебе она кто? Для телки вроде старая… Жена, что ли?
— Ха! Была б жена, у меня с тобой уже и базара бы не было, — ухмыльнулся Антон.
В это время за спиной Сереги заворочался Федя — приходил в себя. Все верно, кивнул себе Антон, как доктор прописал. Он тут же подошел к парню, пальцем задрал его подбородок.
— Говори, кто ментом одевался?
Федя дернулся и поднял глаза, сказал тоскливо:
— Да я говорил, не надо было… Я это…
— Братан, — попробовал повернуть к Антону непослушную голову Серега, — ну, пошутили… Клянусь, больше не будем! И вернем, чего взяли, без балды!..
— Где деньги? — спросил Плетнев.
— Ну… — Серега запнулся. — Нет сейчас, но через неделю соберу, гадом буду, и все отдам! Поверь, братан!
— Гадом ты не будешь, ты уже — гад ползучий, — Антон вернулся к Сереге и коротким ударом в челюсть отрубил его. Затем перешел к Федору. — Где деньги, ну?
Тот сжался, но выдавил:
— На кухне… Под плитой ее «бабки» лежат…
— Поглядим, — сказал Антон и ушел на кухню.
Вернулся с бумажным свертком. Он был таким, каким его описала Элеонора. Плетнев развернул его, стал вытаскивать пачки денег, перетянутые аптечными резинками. А ведь были обернуты бумажными лентами, так говорили обе женщины. И Антон вопросительно посмотрел на Федю. Тот понял суть молчаливого вопроса:
— Это мы уже, — хрипло сказал он. — Пересчитывали… Но все деньги на месте, ничего не брали. Можешь даже не считать. Сколько было, столько… — он словно подавился, с горлом у него был явный непорядок. И он стал усиленно глотать, издавая натужные звуки.
— А валюта где? Та, что вы женщинам всучили, а потом забрали? Где, спрашиваю?
— Так… это ж не наша, — Федя сжался, понимая, что теперь и его очередь. — Они и забрали…
— Кто — они? Выкладывай! — рявкнул Плетнев, грозно нависая над парнем.
— Гришка с Ником — из обменника. Это не наши, ихние «бабки».
— Ага, значит, они вам дают во временное пользование и тут же забирают? А что от вас имеют? Сколько отстегиваете?
— Не мы. У них с хозяином расчеты. Я не знаю, не положено.
— Хозяина как зовут?
— Не знаю, — испугался Федя.
И Антон увидел, что сейчас — бей его, не бей, ничего больше не скажет: видно, имя хозяина вызывает ужас, — надо же! Можно было, конечно, нажать, да времени уйдет немало, а там «девушки», небось, уже с ума сходят. И Антон решил кончать с допросом, в конце-то концов, ему какое дело до этих жуликов? Свое вернули — и достаточно пока. Надо будет Петьке Щеткину рассказать, пусть этими МУР займется — их дело.
— Ну, ладно, разберемся и с ними, — Плетнев кивнул, заворачивая пакет с деньгами. — Учти, если чего отсюда взяли, вернусь, и тогда живыми вас уже не оставлю, усек, Акимов Федя?
— Усек, — пробормотал тот. — Так ты от кого, братан?
— От прокуратуры. Устроит?
— Ну, ты — шутник!
— Ага, и вы — тоже.
— Может, развяжешь?
— Сейчас. Бегу и падаю. Сами поработайте. Серега твой через пятнадцать минут проснется. Так что зря можешь не рыпаться.
Плетнев захлопнул за собой дверь комнаты и ушел, хлопнув также и входной дверью. Федор услышал щелчок дверного замка, громко выдохнул и устало привалился к спине брата. Пронесло, кажется, окутанный каким-то непонятным ему туманом, подумал он. Одному развязать затянутый узел электрического шнура было почти невозможно, и Федор стал терпеливо дожидаться, пока очнется Серега, чтобы попытаться развязать себе руки вдвоем.
Нет, не простой мужик был здесь, думал он. И, очевидно, не братан — те так уверенно и ловко действовать не умеют… Хотя, с другой стороны, прикинул он, среди братвы немало и тех, кто прошел и Афган, и Чечню. Бывшие спецназовцы хорошо владели разными приемами, они их не в кино проходили, а в деле. Вот и этот, скорей всего, тоже из этих. Поэтому, наверное, и правильно, что не стали долго тянуть, отдали «бабки», а что еще оставалось? Они ж, эти бывшие, блин, как танки — давят, не глядя. Считай, значит, что сегодня повезло… А лохи? Да их всегда хватит! Придется только просить теперь хозяина, чтоб точки позволил сменить, видишь, как легко этот их вычислил! И точно на адрес вышел. Или кто-то из своих же заложил? Тогда совсем плохо! Придется с Серегой всерьез обмозговать… Да чего ж он никак в себя-то не придет?…
Федор подергал руками, пошевелил плечами, хотя тело сильно болело, — он силен оказался, этот молотобоец! Пожалуй, завтра и не до работы будет…
Серега наконец очнулся, и они уже вдвоем стали растягивать, пытаясь освободить руки, жесткий шнур. Больно было, но тянули, пока не почувствовали, что одна из петель вроде бы ослабла. И появилась уверенность, что еще немного… А когда Федя вытащил, наконец, свою правую руку из петли, а потом, облегченно вздохнув, замер, устало лежа на полу, до его чуткого слуха донесся непонятный, почти нереальный, легкий такой скрежет откуда-то из прихожей…
Элеонора и Светлана сидели молча, почему-то даже стараясь и дышать как можно тише, в машине Плетнева и смотрели в лобовое стекло — там, в конце длинного дома был подъезд, в который ушел Антон. Давно уже ушел. Время тянулось утомительно медленно, просто до сердечных спазм, трудно, а его все не было. Ну, что он мог там делать?
Ведь, по идее, он хотел просто забрать у мошенников отнятые жульническим образом деньги и уйти со спокойной совестью. И сколько на это надо времени? Час, два? Но, казалось, уже вечность прошла, а из подъезда за все это бесконечное время вышел только один человек — мужчина в сером костюме, и больше никто не появлялся. А этот прошел мимо их «тойоты» — Элеонора теперь знала, как называется машина Антона, — даже вроде бы попытался заглянуть в салон, но ничего не увидел и прошел мимо. Женщины отметили этот незначительный факт без всякого интереса и сразу же забыли о нем. Сидеть дальше и бесцельно ожидать неизвестно чего было уже невыносимо. И Элеонора, шумно вздохнув, решительно открыла дверь машины.
— Пойду подышу, — сердито сказала она, — не могу больше!
— Он же не велел уходить! — всполошилась Светлана.
