Фридрих Незнанский - Последняя роль неудачника
Уже через неделю моя жизнь оказалась заполненной до отказа. Не успела я появиться в фирме Варенцова, как меня подхватил нескончаемый водоворот дел, Степан уже не мог без меня обходиться — в плане профессиональном, конечно, ибо в остальном… У него, оказалось, были две официальные любовницы, но еще, как я подозреваю, и немало увлечений. К счастью, этой стороной его жизни занимаюсь не я — в этом состоят основные обязанности его личной секретарши. Ей приходится следить за тем, чтобы дамы не сталкивались друг с другом, улаживать трудности и даже разрешать драматические ситуации, что уже случалось и наверняка повторится не раз. В вопросах же профессиональных Степан не перестает удивляться моей необыкновенной способности вживаться в дело и не понимал, как он мог до сих пор заниматься один всем тем, что теперь он делит со мной!
— От скромности вы не умрете, — заметил Гордеев, хотя ему, в сущности, было глубоко наплевать.
— Привожу в точности его слова, — объяснила Грушницкая. — Примерно через пять месяцев работы я уезжала в Лондон с целой кучей нерешенных проблем. Степан просил меня встретиться там с ним, так как он сначала поедет в Испанию и Португалию, а уж потом — в туманный Альбион. В общем, до встречи с ним я должна была подготовить встречу с одной капризной, даже не звездой — звездочкой, гастроли которой Варенцов позарез хотел устроить. Перспектива провести два дня за границей очень меня обрадовала. Я немного боялась, как бы Артур не начал ворчать, что работа отнимает у меня слишком много времени, но все прошло гладко. Он лишь пошутил, что будет вполне удовлетворен, если я хотя бы останусь по эту сторону Атлантики. Мне очень нравилась моя новая жизнь. Я чувствовала себя раскрепощенной, хотя у меня появились всевозможные обязанности, обязательства, я стала уставать. Но только теперь я до конца постигла бедность и пустоту моей прежней жизни… если только я все не придумала. — Она лукаво посмотрела на адвоката.
Гордеев даже поперхнулся от неожиданности.
— Нет, конечно нет, — засмеялась она. — Знаете, честно говоря, я очень рада, что рассказываю вам эту историю. Долгое время я как будто с трудом вспоминала, что же побудило меня искать перемен. Как бы сквозь туман видела ту пару, из-за которой пришел в движение любопытный механизм моего освобождения, и иногда спрашивала себя: а существовали ли на самом деле те двое и встречала ли я их? Быть может, рано или поздно все это как-то объяснится, думала я. Конечно, я имею в виду не факты, ибо они неопровержимы. Итак, мы подошли к самому главному.
Из Лондона я поздно вечером позвонила Артуру, и оказалось, что его нет дома. Мобильный телефон не отвечал. Это было просто невероятно! Я ломала голову, где же он мог находиться? Он, мой Артур, у которого нет близких друзей. Только бы с ним ничего не случилось. Мне уже начало казаться, что он в больнице. А я в Англии — и ничем не могу ему помочь. Да в самом ли деле по мне эта новая жизнь? В общем, я провела ужасную ночь, а утром наконец дозвонилась до мужа. Он был в отличном настроении и клялся, что я, должно быть, не туда попала, так как вчера вечером он никуда не выходил. Артур заявил, что решил воспользоваться моим отсутствием, чтобы последить за здоровьем, сходил в бассейн и рано лег спать. После этого разговора на сердце у меня стало тревожно.
Тем не менее я выполняла свои профессиональные обязанности. Довела переговоры с сумасшедшими рокерами до конца. Варенцов остался доволен. Он уезжал утром, а я собиралась лететь вечером, чтобы день провести в Лондоне без всяких дел. Едва ли не впервые после замужества я оказалась одна — совершенно одна! Меня так и подмывало вкусить холостяцкой жизни, но я решила лететь самолетом в тот же день…
Я вот о чем все время думаю: стать свободной женщиной — разве это легко? Освободиться от другого — да, но от собственных влечений?.. Ведь надо от столького отказаться! В который раз я вновь пересматриваю свои как будто бы уже бесповоротные решения. Почему прочность брака в значительной степени зависит от того, сколько времени супруги проводят вместе? Не говорит ли это о ненадежности чувств?
— Я не знаю, — честно сказал Гордеев. — Я знаю много женатых пар и много разведенных. У всех свои истории. Они похожи и… непохожи. Продолжайте, пожалуйста.
— Постепенно я пришла к выводу, что окружающий мир за те полгода ничуть не изменился — поколебалось лишь спокойствие моей скромной персоны. Когда я ехала в аэропорт и думала о муже, я испытывала только одно желание: вернуться в себя, уползти в свою раковину и забыть о вдруг проснувшемся тщеславии, которое едва не стоило мне счастья. Мне кажется, за эти полгода я обошла вокруг себя самой, как вокруг света, и теперь знаю достаточно, чтобы решить, чего я хочу на самом деле. В общем, я поняла, что не могу жить иначе. Разве побег мой был столь необходим, обогатил меня чем-нибудь? Впрочем, это не имеет значения… все равно никогда уже мне не стать той, что я была раньше.
Итак, во второй половине дня, уж точно не помню во сколько, я села в самолет в аэропорту Хитроу. Заснуть я не смогла, как ни старалась. Я не принимаю снотворное в самолетах, после этого голова квадратная. Вы спите в самолетах, господин адвокат?
Гордеев покачал головой.
— И правильно. Я хорошо помню, что уселась, даже не взглянув на соседа, и постаралась устроиться поуютнее. Книга, плеер, коктейль… Лишь вооружившись всеми этими необходимыми вещами, я повернулась налево. И увидела женщину с классическим профилем и гладко зачесанными волосами. Это была Она.
— Кто? — спросил Гордеев.
— Та самая женщина из ресторана, которая изменила мою жизнь.
— Давайте наконец называть вещи своими именами, — взмолился Гордеев. — Вы говорите об Альбине Артемьевой?
— Да, но тогда я еще не была с ней знакома.
— Значит, все же познакомились?
— Наберитесь терпения.
— Да уж терплю, — пробурчал Гордеев.
— Знаете, это просто необъяснимо, что я снова увидела ее. Будто колесико судьбы сошло с места, будто произошла ошибка. Она должна была навсегда исчезнуть с моего горизонта — а она сидела рядом со мной. Такое случается лишь однажды. Я думала: страдает ли она от разлуки, о протяженности которой я, естественно, не могла судить? Нет, конечно, не страдает: такую любовь не может убить разлука. В подобном чувстве нет места сомнениям. Вот это-то и было чудом. Убежденная в главном, я смотрела на эту женщину, а ведь, в сущности, еще совсем молоденькую девушку — но такую спокойную, уверенную в себе, словом, такую же, какой я видела ее в тот первый раз. И конечно, образ ее спутника незримо присутствовал рядом с нею.
— То есть она была одна?
— Она была одна, — подтвердила Грушницкая. — Самолет тем временем взлетал. Небо в иллюминаторах из темного стало черным: в ту секунду, как мы оторвались от земли, опустился густой туман. Помню, я любовалась изысканным багажом своей соседки: все вещи были разных размеров и формы, но близкие по материалу и цвету. Они представляли собой как бы одно семейство. Мне хотелось на чем-то сосредоточить внимание и попробовать отвлечься от болтанки — самолет то и дело нырял в ямы, хотя нас уверяли, что все нормально. Но как?
Я обратила внимание, что на безымянном пальце моей соседки нет обручального кольца, но это в конце концов ничего не значит, ибо она, конечно, выше всяких условностей. Интересно, сколько ей лет, думала я. Должно быть, около двадцати пяти. А может, чуть меньше.
— Меньше, — кивнул Гордеев.
— Вот видите, вы все знаете лучше меня.
— Я, пожалуй, больше ничего и не знаю, — защитился Гордеев, хотя, конечно, это не было правдой. Взять, например, хотя бы то же обручальное кольцо. Он знал, что по договоренности с мужем Альбина его просто не носила: это испортило бы ее имидж молоденькой манекенщицы. — Продолжайте, пожалуйста. Вы познакомились?
— Да. Первой заговорила она. Сама бы я не решилась на это, несмотря на то что мне уже приходилось общаться с довольно знаменитыми людьми, тут бы я спасовала — все-таки эта женщина изменила мою жизнь. Она любезно осведомилась, хорошо ли я себя чувствую. Я что-то пробормотала в ответ, тогда действительно воздушные ямы следовали одна за другой. Я слабо улыбнулась, и вдруг что-то всколыхнулось во мне, словно неистовые волны прорвали плотину. Я позволила накопившимся во мне вопросам вырваться наружу. Сначала самые банальные: как ей удается так спокойно переносить качку? «Я столько часов провела в воздухе и много раз облетела вокруг земли», — ответила она и продолжила разговор: приземление будет нелегким, в любом случае мы намного опоздаем, если вообще нас не посадят на другом аэродроме, как с ней уже бывало… Да, на прошлой неделе… Она посмеялась над подобной перспективой — все непредвиденное явно забавляло ее. Как человека свободного, который наслаждается игрой воображения! Я же при мысли о том, что нас могут посадить где угодно, встревожилась. К тому же мне хотелось как можно скорее добраться до Артура. Или хотя бы предупредить его, чтобы он знал, где я! А моя соседка смеялась над моим волнением, придумывала тысячи возможных осложнений. Тогда я вдруг осмелела и спросила, ждет ли ее кто-нибудь в Шереметьеве. Она, казалось, была удивлена. Нет, но она оставила там свою машину… А кроме этого верного друга, она не представляет себе, кто бы еще мог ее ждать. Сказано это было очень просто, без всякой горечи, как нечто само собою разумеющееся. Но ведь у нее есть друзья? Ну, конечно, у всех есть друзья. Но друзья, которые приехали бы ради нее в Шереметьево… Она сделала недоверчивую гримаску. В сущности, у нее даже есть муж. Но он не знает, что она прилетает. Они уже практически в разводе. Тут же я узнала, что все ее время отнимает работа — подиум, вот почему она много разъезжает. Да, она работает для модельного агентства «Стар Лайтс»… Она произнесла название, которое мне ни о чем не говорило. Внезапно небо просветлело — мы приближались к Москве. Меня охватила паника — нет, я не могу расстаться с ней вот так! Лучше бы я вообще ее не встречала никогда! Но теперь это невозможно. И вновь за меня, без моего участия, сработал некий беззастенчивый механизм. Все, что произошло, несомненно, имело какой-то смысл. И мне пришлось повиноваться и все-таки попробовать разгадать тайну — тайну совершенства, тайну успеха. Как всякий робкий человек, я накрутила себя и с каким-то поистине злобным бесстыдством принялась выпаливать все подряд: и про годовщину, и про ресторан, и про впечатление, которое она на меня произвела, и про открывшиеся у меня вдруг глаза, и про последствия. Я смеялась, чтобы придать большую легкость словам, хотя слезы то и дело подступали к горлу. Я рассказала ей, как, дойдя в своих рассуждениях до логического конца, обрела наконец свободу и вот теперь сижу в самолете рядом с ней. Она смотрела на меня, а я все говорила, объясняла, как я предполагаю строить дальше свою жизнь… Она слушала меня, не прерывая, явно удивленная, но все с тем же непоколебимым спокойствием. Какой же издерганной, уязвимой, растревоженной чувствовала я себя рядом с этой женщиной, исполненной такой безграничной уверенности в себе. Наконец после долгой паузы она заговорила:
