Илья Деревянко - Зачистка территории
На выходе из особняка покойного Горелкина Николай Калмыков неожиданно замер как вкопанный.
– Минуточку, ребята! – сказал он. – Едва не забыл! Не мешает запастись масками! Мы ж не станем мочить всех подряд, но тем не менее не хотелось бы, чтоб наши физиономии кто-нибудь запомнил!
– Семья? – лаконично спросил Игорь.
– Не-ет! – брезгливо поджал губы Калмык. – Он холост, а больных родителей, дабы не обременяли, упрятал в дом для престарелых.
– Тогда в чем проблема?! – раздраженно поинтересовался Белецкий-старший.
– Малолетние наложники! – перекосившись в глубочайшем отвращении, сквозь зубы процедил Николай. – По слухам, господин Лобкович каждые выходные «арендует» в детском доме номер четыре (возглавляемом скандально известным псевдоисториком Фоменковым) мальчиков и девочек. В интимной жизни этот писака – извращенец-педофил.
– Н-да уж! Хорош гусь! – покачал седой головой Андрей. – Носит же земля эдакую нечисть!!!
– Убь-ю-ю-ю с-с-суку!!! – по-змеиному зашипел Гиви. – Собственноручно удавлю пидора!!!
Бандиты остолбенели, пораженные произошедшей с Грузиновым метаморфозой. Никогда прежде им не доводилось видеть Гиви в подобном состоянии! Обычно добродушное, беспечное лицо Владимира превратилось в маску гнева: кожа побелела, скулы заострились, в светлых глазах плескалась ярость... Любивший детей, подбиравший бездомных животных, довольно снисходительный к личным врагам, Владимир одновременно люто ненавидел любых извращенцев, в особенности растлителей малолетних, и предусматривал для них только одно наказание – смерть!
– Удавлю! – стиснув кулаки, хрипло повторил он. – И Фоменкова тоже!
Кононов, испытывавший аналогичные чувства, но в отличие от Гиви не проявлявший их внешне, улыбнулся краешками губ.
– Хорошо! – сказал спецназовец. – После допроса он твой, Володя! И поганого сутенера навестим... Ну, в путь?!
– Маски, – напомнил Калмык. – Пойду пороюсь в гардеробе Горелого. Покойный Иван часто ездил на рыбалку с друзьями. В любое время года. Зимой, дабы не обморозить лица, они лыжные шапочки с прорезями для глаз надевали. Обождите меня здесь, я быстро!..
* * *«Использованные» педофилом Петя с Катей не спали до рассвета. Они обсуждали план бегства из детдома, превращенного господином Фоменковым в бордель. «Лучше побираться или вовсе с голоду подохнуть, чем постоянно ублажать различных грязных свиней!» – так считал Петя. Катя была полностью согласна с товарищем по несчастью. Единственное, что смущало ребятишек, – возможная поимка и жестокая месть со стороны полубезумного наркомана-заведующего. Дети помнили, кактри месяца назад Анатолий Тимурович расправился с десятилетним Геной Линевым, рискнувшим совершить побег. Мальчика задержала на железнодорожном вокзале милиция и доставила обратно. Едва стражи порядка покинули стены интерната, озверевший академик-сутенер до полусмерти избил ребенка ногами и две недели морил голодом в темном чулане. «В воспитательных целях», как он выразился. Детский организм не вынес фоменковского «воспитания». К исходу второй недели Гена умер. Взглянув на маленький трупик, псевдоисторик ни капли не смутился, напротив – дьявольски расхохотался.
– Так поступлю с каждым беглым щенком! Гы-гы!!! – объявил Анатолий Тимурович перепуганным воспитанникам.
Ночь напролет Катя с Петей вспоминали Гену, однако в конечном счете, невзирая на страх, решили попытать счастья. Будь что будет!!!
В половине четвертого утра они, окончательно оговорив детали, на цыпочках спустились по лестнице, вышли во двор и... внезапно столкнулись с пятью мужчинами в масках.
– Тихо! – прошептал один из незнакомцев, прижимая палец к губам. – Мы из СОБРа! Лобкович дома?
Петя кивнул.
– Где именно?
– В спальне, на втором этаже, – еле слышно сообщила Катя.
– Прекрасно! – удовлетворенно потер ладони другой мужчина. – Лобковича мы сейчас арестуем. Больше вы его никогда не увидите! Клянусь! Вот возьмите, – он протянул детям четыре сотенные купюры. – Доберетесь до Н-ска... но одна просьба, вернее, приказ! Отправляйтесь в город не раньше середины дня. Мы еще должны забрать Фоменкова за те же преступления!!!
«А все-таки есть на свете справедливость!» – с восхищением подумали сироты.
* * *В эту ночь господина Лобковича терзал длинный, беспрерывный, кошмарный сон. На покрытой наждаком площадке черные, красноглазые, злобно гогочущие демоны играли голым Павлом в футбол. Вместо ворот они установили две громадные, пышущие жаром печки. Причем вратарей у бесовских «ворот» не было. В результате завывающий дурным голосом Лобкович ежеминутно попадал то в одну печь, то в другую. Плюс дерущее кожу скольжение по наждаку. Плюс мощные пинки чертей-«футболистов». В общем, жуть!!! Вдосталь поиздевавшись над журналистом, бесы скрутили его колючей проволокой, приговаривая: «Теперь займемся говнюком по-настоящему!» Лобкович забился в отчаянных попытках освободиться, заорал пуще прежнего, проснулся и... увидел нескольких людей в масках, стоящих около кровати. Не до конца опомнившийся Павел поначалу принял их тоже за демонов и обмочился со страху.
– И-и-и! – пронзительно взвизгнул он.
– Не спится пидорасу, – сказал первый «демон» с бельевой веревкой в руках.
– Небось совесть мучает! – насмешливо фыркнул второй.
Третий молча приблизился и без замаха резко рубанул Лобковича ребром ладони по шее. Журналист потерял сознание...
* * *Бесчувственного Лобковича крепко связали, заклеили рот скотчем, погрузили в багажник и не мудрствуя лукаво привезли туда же, откуда выезжала «группа захвата», но не на саму дачу Горелкина, а в окрестный лес к небольшому болотцу. Вышвырнув журналиста из багажника, Кононов взял у Калмыкова финку, развел маленький костер и, дождавшись углей, положил на них лезвие ножа.
– Когда сталь раскалится добела, я прижгу тебе некоторые болевые точки, – любезно объяснил он суть приготовлений серому от ужаса Лобковичу. – Болевой фактор вытеснит из твоей башки все посторонние мысли. Ты не сможешь врать!
– У-бу-бу-му-у-у!!! – жалобно простонал Павел.
– Пидор хочет нас заверить, что и без пыток расскажет чистую правду, – недобро усмехаясь, «перевел» Андрей Белецкий.
– Убу-бу!!! Убу-бу!!! Убу-бу!!! – поспешил подтвердить журналист.
– Ой ли? – усомнился Игорь.
– Убу-у-у-у-у!!! – На глазах Лобковича выступили слезы.
– Ладно, – смилостивился спецназовец, – но не дай бог вздумаешь хитрить!!!
– Ы-ы-ы-ы!!! – Богатой мимикой потного, дрожащего лица Лобкович продемонстрировал абсолютную лояльность и готовность к плодотворному сотрудничеству.
Капитан ГРУ сорвал скотч с его рта:
– Нас интересует твой хозяин Печорский Иосиф Натанович. Ты обстоятельно, с полной откровенностью ответишь на заданные мной вопросы. Если я заподозрю тебя во лжи – не обессудь! – Игорь указал пальцем на раскаленное лезвие финки, по-прежнему «греющейся» на углях. Журналист незамедлительно нагадил в штаны. В воздухе запахло свежим дерьмом.
– Ну-с, засранец, приступим! – гадливо заткнув нос, процедил Кононов...
Павел «исповедовался» взахлеб, брызжа слюной, он назвал адреса Н-ской квартиры и загородной виллы Печорского, пространно описал системы сигнализации, схему организации охраны. Перечислил автомобили, которыми пользовался финансовый магнат (с указанием марок, цвета, годов выпуска и даже номеров!)... Кто именно является инициатором резни, Павел не знал, однако в причастности к этому своего босса нисколько не сомневался, поскольку программу «О-го-го!» и определенной направленности статьи ино-гда начинали готовить до того, как в городе происходили те или иные события!!!Иосиф Натанович заранее давал пресс-секретарю конкретную установку, Лобкович шустро стряпал очередное «разоблачение», щедро сдобренное плосковатыми остротами, а имена людей, случайнопогибших за компанию с основными фигурантами событий, и некоторые мелкие детали произошедшего он получал от шефа уже непосредственно перед выходом «О-го-го!» в эфир или перед сдачей почти законченной статьи (со специально оставленными пробелами) в печать. Наконец запас знаний Лобковича иссяк. В лесу тем временем окончательно рассвело. Солнце щедро позолотило верхушки деревьев. Звонко щебетали проснувшиеся птицы. От болота тянуло затхлой сыростью склепа...
– Он твой, Володя, – обернулся Игорь к Грузинову.
– Выкладывай, козел, домашний адрес сутенера Фоменкова! – свирепо прорычал Гиви.
– Улица Парковая, дом тринадцать, квартира одиннадцать!!! – шепелявой скороговоркой выпалил Павел.
– Ишь ты! Недалеко от моих родителей! – удивился гэрэушник.
– Когда он отправляется на работу? – Грузинов пнул Лобковича ногой в бок.
– В в-восемь ут-тра! – охнув от боли, выдавил журналист.
