Михаил Нестеров - Возмездие. Никогда не поздно
Он взял с тумбочки ключи от машины:
– Я поведу.
Обычно у них по этому поводу возникал спор, однако в этот раз Юонг беспрекословно согласилась на роль пассажира.
Старый Хэнк просунул дужку замка в отверстие дверной накладки и повернул его так, чтобы он казался закрытым. Но дверь была действительно заперта – для того, кто находился в самом домике. Только высадив ее, можно было выбраться наружу. Или через окно. Запасшись едой, водой и терпением, Старый Хэнк влез в свой дом через окно, закрыл ставни и опустил шпингалеты.
Все эти долгие часы ожидания он ел свою любимую вареную колбасу с хлебом, запивал ее чистой водой и мочился в раковину, под которой стояло ведро. Его сон был чуток, и он моментально реагировал на малейший шум. Спал он только ночью, зная натуру Билла, который любил повторять: «Ясный день скрывает лучше, чем темная ночь». Он лишь однажды отлучился на кладбище, а когда пришел, ему показалось, что в домике кто-то побывал. Он нюхал воздух, изучал пол, выискивая следы, всматривался в тетрадь, как будто кто-то мог украсть его мысли. Как в сказке, пахло русским духом, но вещественных доказательств не было. Почудилось, с кем не бывает.
Наконец Старый Хэнк разглядел сквозь живую занавесь бывшего командира опергруппы – с восковым, как ему показалось, лицом.Журналист очень точно передал атмосферу этого места. Защищенный кустами домик походил на логово паука, поджидающего свою жертву. («В доме нет ни одной мухи! Как будто хозяин питается насекомыми»). Вот чудик образованный: почему не сказал – жрёт этих гнусных тварей? Билл не услышал от журналиста ни одного бранного слова. Мягко выражаясь, у него не было привычки сквернословить. Но он не был мягкотелым, мог дать отпор взглядом и точно выверенной фразой или взвешенной, хрен его знает, как правильно.
Заброшенный вагончик в угасшем дачном массиве. Это как искорка в золе – светится, когда на нее дуешь, сравнил Биленков. Журналист ничего не сказал про отопление – ну уж, конечно, не паровое или водяное. Скорее всего, стоит в центре вагончика буржуйка, и огонь в ней согревает остывшую кровь копателя могил. Он протягивает грязные клешни к огню, и подсохшая на них земля осыпается на пол. «Ну, зачем я так о нем?» – слегка пожалел старого товарища Билл.
Он часто бросал взгляд под ноги, чтобы не наступить на сухую ветку и не выдать себя шумом: вдруг Старый Хэнк не пошел на работу, а остался дома? Биленков рассчитывал застать хозяина этой спецдачи врасплох, выбить из него показания и в первую очередь узнать, где Кравец, когда и при каких обстоятельствах он видел его последний раз, и что они, сволочи, задумали? Потом уже спросить про остальных: Андреасова, Лебедева, Абдулова.
Виктор обернулся. «Что?» – одними глазами спросила кореянка, повторявшая каждый его шаг. Она впервые вышла за грань защиты, и теперь ее главная функция – нападение. Она готова к этому. Он сам натаскал ее, и она спустит курок пистолета при малейшей опасности. И это была первая боевая вылазка самого Биленкова – после той, вошедшей в историю боевой операции, в результате которой был убит Лесник… Он выразил кореянке свои чувства мимикой: «Ничего. Все нормально».
Трусоватый журналист остался в машине. Интересно, что он делает сейчас? Строчит в планшетник эпитафию, посвященную Биллу и кореянке? Он не нашел следов Кравца в хижине Старого Хэнка. И какие следы мог оставить Кравец, даже сам Билл ответить не мог. Не мог же он расписаться на захарканных обоях: «Здесь был Кравец» и поставить число!
Биленков раздвинул стволом пистолета живую изгородь, низко пригнувшись, чтобы не столкнуться лицом к лицу с вероятным противником и не получить пулю или удар ножом, и замер, превратившись в слух. Ему показалось, он смог бы различить дыхание человека, даже если бы тот спрятался в погребе…
Старый Хэнк узнал Билла… И немного позавидовал ему, утонченному и изысканному: хоть в гроб клади. Прическа – волос к волосу, восковой цвет лица – как будто он перед тем, как явиться к Старому Хэнку, забежал к мадам Тюссо.
Он смотрел на Билла через замаскированное дикой порослью окошко, не боясь быть замеченным. Эта дикая зеленка служила ему отличной ширмой.
Нет, качал головой Старый Хэнк, он не станет обходить дом вокруг. А если и обойдет – что с того?
Хатунцев приготовился к встрече с командиром группы, прокручивая, как старую пластинку, его слова: «Вместе мы – одна команда. Стану я убивать самого себя?» Нет, он был из породы людей, которые дожидаются своей смерти, пусть даже она мучительная, самоубийства от него не дождешься. А вот отрубить себе палец или руку, угодившую в капкан, Билл смог бы наверняка. И боли бы не почувствовал. Осторожный и словно замороженный, сукин сын! Он появлялся будто ниоткуда и бесстрастно брался за работу. А когда заканчивал ее, в сердцах бросал: «Что бы я еще раз взялся за такую работу…»
«Стану я убивать самого себя?» Он защищался этой фразой и убеждал других поступать так же, как он. Он играл в убеждение. Давно это было или недавно – неважно. Это было в те времена, когда с героев осыпалась мужественность, подлецы были не такими мерзкими, а шлюхи поубавили в красоте и соблазнительности. Далекие девяностые…
«Стану я убивать…»Биленков, можно сказать, угодил в благоприятную ситуацию: сдвинув в сторону куст, он смотрел точно на дверь вагончика, к которой вела приставная деревянная лесенка. И дверь была закрыта на замок. Но как-то странно он висел: дужкой вниз. И Билл сразу понял: замок открыт. Хотя в некоторых случаях его переворачивают, чтобы дождевая вода не натекла в личину.
Он в два быстрых шага ушел с линии огня, уводя за собой и кореянку, и прижался спиной к домику. Через мгновение справа от него коснулась лопатками стены Юонг Ким. Не выпуская пистолета, он свободной рукой дотянулся до замка, стронул его с места, и замок, перевернувшись, закачался на дужке, как игрушечный гимнаст. «Так и есть, он не закрыт», – показал он жестом Ким. «Да, я вижу», – многозначительно покивала она. Виктор вынул замок из петли и осмотрел личину. Она оказалась ржавой, а вокруг нее – ни одной свежей царапины. Этот замок давно, очень давно не закрывали на ключ, а висел он в проушине – для пропорции. Если кто-то и рискнет сунуться в эту говнодельню, что он найдет внутри? Разве что злобу хозяина, которую тот давил каждый день, его одиночество, которое приговаривал к повешению и приводил приговор в исполнение, грязь, сувениры из могил… Вот журналист нашел то, что заинтересовало его с профессиональной стороны дела: дневник убийцы, со временем превратившегося в душегуба, ненавидевшего все, к чему прикасался его взгляд. Но почему журналист сообщил, что дом не был заперт? Возможно, он застал ту же, что и Билл сейчас, картину и не стал утомлять напарника деталями про перевернутый замок и прочую хрень. Вагончик не заперт – чего еще надо?
Старый Хэнк ушел на работу. И когда он вернется (усталый, выкопавший не одну могилу, а пять или десять), то увидит привычную картину. Биленков твердо решил занять позицию в доме и дождаться могильщика там. Его не прельщала встреча со старым диверсантом на участке, возможное преследование, стрельба по движущейся цели – все это осталось в далеком, беспредельном прошлом.
Его план был прост. Он зайдет в домик, Юонг Ким накинет замок и останется снаружи на подстраховке. Но прежде необходимо осмотреться в самом домике и выбрать там удобную позицию. А может быть, стоит обратить внимание на окна, закрыты ли они?Как бы внимательно ни вглядывался в оконце Биленков, он не смог рассмотреть в глубине вагончика его хозяина. Старый Хэнк стоял за тюлевой шторкой, разделяющей его жилище пополам, и если присмотреться с близкого расстояния, его облик показался бы отпечатком на ткани. Он стоял неподвижно и видел каждое движение своего бывшего командира. Для него он был более мертв, чем жив. Равно, как и его подружка, отбрасывал тень, но не излучал тепло. Вот его холодная рука сдвинула в сторону сливовый куст, остывший взгляд впился прямо в образ Старого Хэнка, отпечатанный на шторке, но не видел его. Сейчас он сократит оставшийся путь и на несколько секунд исчезнет из поля зрения Хэнка: прижмется к стене. Этот прием был выполнен с проворством ящерицы. Следом за ним к домику юркнула еще одна ящерка…
Хатунцев вышел из-за шторки и приблизился к двери. Через щель в дверном проеме он увидел руку Биленкова. Тот снял замок, осмотрел его. Станет ли проверять, закрыты ли окна? А что даст ему эта проверка? Если бы они были заперты снаружи, а так они заперты изнутри. Бесполезный шаг, но он его сделал. Снова укрывшись в затемненном углу, Хэнк увидел Биленкова за окном, он осматривал тыльную часть вагончика из-за укрытия, и его лицо терялось в зеленом наряде кустарника. Вскоре эта мышиная возня закончится. Бестолковые и толковые поступки Биленкова – все они носили характер обязательных к выполнению, и он прошел через них.
