Владимир Гриньков - Человек с двойным дном
– Меня зовут Сергей, – сообщил Нырков. – И я рад вас видеть. Как вы себя здесь чувствуете?
– Теперь уже лучше.
– «Теперь» – это с какого момента?
– С того самого, когда я вас увидела. Вы только не смейтесь. Мне здесь плохо. А вас я помню по больнице. Когда вы нас спасали. Поэтому такое к вам отношение.
– Мы уезжаем, – сказал Нырков. – Собирайтесь, машина ждет. Я все расскажу по дороге.
Получалось, он опять ее спасал. Ему приятно было так думать.
Из вещей у Клавы ничего и не было. В чем привезли сюда, в том и шагнула за порог.
По лестнице Клава и Нырков спускались только вдвоем, больше никого. И в машине тоже никого не было. Теперь Клава чувствовала себя человеком, только что покинувшим тюрьму. Впереди полная неопределенность, и придется заново учиться жить на воле, но самое страшное уже позади.
Ярко светило солнце. В природе царила безмятежность, и вообще красиво было там, где Клава ехала в машине. Они уже покинули город. Машина то катилась по дороге меж деревьями, и казалось, что тут дремучий сказочный лес, то вырывалась на простор, где справа на дальнем холме угадывалась деревушка, а слева петляла неширокая речка и бродили по лугу коровы.
Клава была счастлива и нисколько этого не скрывала. Обнаружив это ее счастливое состояние, Нырков решил, что у него есть шанс. Они вдвоем, и она зависит от него. В такой ситуации ее сопротивление вряд ли будет упорным.
Высмотрев ответвляющуюся от асфальтированного шоссе лесную дорожку, Нырков свернул туда. Краем глаза он заметил, как насторожилась Клава. Но она не успела ни испугаться по-настоящему, ни даже спросить его о чем-либо, потому что очень кстати обнаружилась поляна. Здесь Нырков остановил машину и заглушил двигатель. Клава уже знала, что сейчас произойдет, поэтому она не вздрогнула и не закричала, когда Нырков положил свою ладонь на ее колено. Молчание Клавы он расценил как ее готовность исполнить все, что он пожелает. Нырков решительно запустил руку под юбку, а второй рукой властно привлек Клаву к себе. Но тут случилось неожиданное.
Клава забилась в его объятиях и закричала:
– Что с ним?! Он умер, да?!
Опешивший Нырков отпрянул.
– Что с Геной?! – билась в истерике Клава. – Его больше нет?!
– Ну почему? Он жив-здоров! – растерянно ответил Нырков.
– Вы меня обманываете! Он жив?! Скажите!
– Жив! И мы едем к нему! Тут не так уж далеко. Два часа пути.
Клава замолчала. Но смотрела недоверчиво.
– «Умер, умер», – передразнил Нырков, досадуя из-за того, что все так нелепо сложилось. – С чего вы взяли?
– Я подумала, что раз вы решились на такое… – медленно произнесла Клава.
– На какое? – успел вставить слово Нырков.
– Если осмелились подступиться ко мне… Я подумала, что из-за Гены. Что его больше нет… И только потому вы такой смелый.
– Жив ваш Гена. Но сильно пострадал.
Нырков завел двигатель, и они вернулись на шоссе.
– Вы ведь его не только как Гену знаете? – уточнил Нырков.
– Еще как Святослава Корнышева.
– А это откуда вам известно?
– Гена сам сказал.
– Когда?
– В ту ночь, когда нас милиция задержала.
– Что вы вообще о нем знаете?
– О Гене?
– На самом деле он Святослав. Это его настоящее имя.
Кажется, это Клаву озадачило. Некоторое время она молчала.
– Но для вас и для окружающих он пускай так и остается Геной, – сказал Нырков. – Так будет лучше. Чтобы вопросов не возникало. Вы возвратитесь с ним в поселок Красный. И будете там жить как прежде. Денька через три и мы там появимся: я и двое моих сослуживцев. Вы их тоже видели в ту ночь в больнице. Но в поселке вы и виду не должны подать, что с нами знакомы. Впервые видите. Как и все ваши соседи. Так надо. Мы там будем своими делами заниматься. Как бы отдельно от вас. Но параллельно будем вас прикрывать, чтобы никто вас не обидел.
– То есть мы с вами не знакомы? И даже с вами не здороваться?
– Сначала как бы не знакомы, – сказал Нырков. – А потом я с вами познакомлюсь, Клава.
– Это для себя? Или по службе?
– Почему вы сердитесь?
– Потому что вы действуете нахраписто.
– Я просто искренен.
– Вы? Нисколько! – оценила Клава. – Я чувствую тут фальшь!
– Правда? – оскорбился Нырков.
– Ну конечно! – надула губки Клава.
– Хорошо, я буду искренен, – сказал Нырков. – У вас впереди довольно сложные не то что дни, а даже месяцы, я думаю. Обстановка будет как на войне. А женщина на войне беззащитна. Никто не церемонится. Если рядом с вами не будет никого, кто способен вас защитить…
– У меня есть Гена. Или Слава… Как его там…
– Продолжим разговор после того, как вы его увидите, – сказал Нырков.
Клава ужаснулась.
Нырков молчал.
Так и ехали. Тут надо только ждать. Не спешить. И оно в конце концов само собой сложится.
* * *Нырков преднамеренно не посвящал Клаву в подробности того, что ей предстояло увидеть. Нужно, чтобы она испытала шок. Потому что вряд ли Корнышеву удастся без проблем вжиться в роль Гены. А шокированный человек несоответствия, возможно, и не заметит.
Только когда уже подъехали к больнице, Нырков сказал Клаве:
– Его жизни уже ничто не угрожает. Но есть проблемы. И выглядит он ужасно. Ты держи себя в руках, пожалуйста. Договорились?
Клава молча кивнула в ответ, даже не заметив, как собеседник перешел на «ты». От волнения она не знала, куда деть собственные руки. Сцепила их в замок так, что побелели костяшки пальцев.
Нырков кому-то позвонил, и через минуту к ним вышел человек в белом халате.
– Идемте, – пригласил он, окатив Клаву оценивающим взглядом с головы до ног.
Едва они вошли в здание больницы, Клава запаниковала. Здесь была уже знакомая ей смесь из запахов застарелой пыли, годами не стиранных матрасов, медикаментов, мерзких больничных котлет и протекающей канализации. Точно так пахло и в той больнице, где какие-то страшные люди пытались убить Гену и саму Клаву. Страхи мгновенно ожили в ней, словно и не девались никуда, а только прятались до поры. На полутемной лестнице, ведущей на второй этаж, Клава споткнулась, инстинктивно ухватилась за плечо Ныркова, и больше его уже не отпускала до самой двери палаты.
У палаты дежурил еще один человек в белом халате, и только тут до Клавы дошло, что никакие это не врачи, а коллеги Ныркова, наверное.
Перед ней распахнули дверь, и она переступила через порог.
Это была небольшая палата, из которой, судя по всему, вынесли несколько кроватей, оставив одну. На ней-то и лежал человек, которого Клава с первого взгляда ни за что бы не узнала, если бы ей не сказали изначально, к кому она идет.
Корнышев лежал неподвижно, накрытый неопрятной больничной простыней до самого подбородка. Лицо его сильно расплылось, будто он очень поправился за несколько прошедших дней, имело синюшный оттенок и было обезображено пугающе страшными рубцами. Но больше всего Клаву потряс вид черной маски, закрывающей глаза несчастного.
Клава не осмелилась приблизиться. Она прижала ладони к лицу, будто боялась, что сейчас закричит.
– Слава! Это я, Сергей, – негромко сказал Нырков. – Ты меня слышишь?
– Да-а-а…
Этакий шепот-шелест.
– Ему еще тяжело говорить, – объяснил Клаве Нырков.
– Кто-о-о-о… зде-е-есь…
– Это Клава! – поспешил сообщить Нырков. – Твоя Клава. Помнишь ее?
– Не-е-ет…
Во взгляде Клавы плеснулся ужас.
– Я говорил – у него проблемы, – сказал Клаве Нырков. – Ему многому придется учиться заново. И даже вспоминать. Кто он такой, кто ты, где вы живете…
А Корнышев лежал бревно бревном. Про таких людей говорят – овощ. Еще недавно он был молод, силен и красив. Всего лишился в одночасье. Сердце бьется, кровь бежит, легкие работают. Но это уже не человек – овощ…
Клава разрыдалась. Она смотрела на Ныркова глазами провинившегося ребенка и рыдала. Ей было велено держать себя в руках. Но что же делать, если ты по-детски слаб. Она пыталась сдерживать рыдания и даже зажимала рот. Но получалось только хуже. Закрыла лицо руками, выбежала из палаты. Когда стук ее каблуков затих вдали, Нырков наклонился и одним движением снял с головы Корнышева черную маску.
– Нормально! – оценил он.
– Куда она? – произнес Корнышев своим обычным голосом. – Сбежит!
– Поймаем.
* * *Для перевозки Корнышева выделили машину «Скорой помощи». Двое крепких санитаров, которые, как заподозрила Клава, тоже были коллегами Ныркова, на носилках перенесли Корнышева в салон машины, и там, в салоне, остались со своим подопечным, а Клаву усадили рядом с шофером, отгородились от нее сдвижным и почти непрозрачным стеклом. Из-за этого всю дорогу у Клавы было такое чувство, что они везут покойника.
Совсем тоскливо стало, когда наступили сумерки. Машина за несколько секунд проскакивала через рано заснувшие, и потому кажущиеся безлюдными деревни, и снова – одиночество на пустынной дороге. В поселок Красный приехали уже ночью. Первыми на въезде стояли бараки, в которых давно никто не жил. Нет стекол в окнах, входные двери распахнуты настежь и висят на петлях кособоко. Шофер, которого Клава сегодня увидела впервые в жизни, уверенно вывел машину к нужному бараку, будто проделывал подобное каждый день.
