Александр Бушков - Дикарка. Неизвестный маршрут
– Предположим.
– Он не мог знать заранее, кто именно придет, – сказала Марина. – И потому оставил нечто вроде нейтрального пароля, подходящего для любого... Я права?
– Предположим.
– Значит, он вам сказал, что его друг – любой, кто придет от безвременно усопшей тетушки Марты...
Она внутренне напряглась. Пароль был совершенно правильный, действовавший в их группе опять-таки до конца месяца. Однако возможны самые неожиданные повороты...
– Предположим... – в третий раз повторил Гукасян, на сей раз гораздо задумчивее и словно печальнее. – Допустим...
– Я неправильно назвала пароль?
– Я этого не говорил.
– Тогда за чем же дело стало?
Гукасян вздохнул.
– И вы тоже играете в эти игры?
– В какие? – невинно глянула на него Марина.
– Странные вы люди, – сказал Гукасян. – Человеку следовало бы иметь свое дело, свой уютный дом, сидеть на крылечке, здороваться с добрыми соседями...
– Что-то я не видела в вашем квартальчике такого крылечка.
– Ну, я чуточку метафорично... В общем, человеку лучше всего сидеть дома и заниматься делом, а не болтаться по всем свету в поисках каких-то загадок. Люди вроде вас, бродяги, простите, то и дело сваливаются на головы честным содержателям гостиниц, впутывают в свои сложности, причем выгоды от этого сомнительные, а вот неприятностей – масса...
– Мне кажется, я уловила ход ваших мыслей, – весело сказала Марина, расстегнула потайной карман сумки и достала несколько сложенных вдвое бумажек. – Здесь тысяча долларов. Синими. Это в самый раз...
Она положила деньги на стол, поднялась, подошла к стене и принялась разглядывать дипломы. Когда обернулась, хозяин стоял в прежней позе, на том же месте, а деньги по-прежнему лежали на темной полированной поверхности.
Марина подняла бровь.
– Неужели мало? По-моему, вполне достаточно...
Гукасян тяжко вздохнул.
– Наш мир такой злобный и коварный... А вдруг вы из полиции?.. Или того хуже?.. И деньги у вас меченые, а под блузкой полно микрофонов...
– Да что вы такое говорите? – удивленно воскликнула Марина. – Я – приличная девушка! У меня и бюстгальтера-то под блузкой нет, а вы говорите о микрофонах!.. Они бы щекотали! И потом, с какой стати полиции вас провоцировать?
– Кто их знает, – печально сказал Гукасян. – Работа у них такая, только и думают, как бы устроить провокацию честному труженику...
– Но я же назвала пароль!
Он снова вздохнул.
– Неизвестно, как он к вам попал...
– Вот теперь вы тянете время, – сказала Марина. – Совершенно откровенно. Вам нужно что-то еще?
– Всем нам в этом мире не хватает любви и теплоты...
Она прислонилась к стене, заложив руки за спину, старательно сохраняя на лице серьезное и отрешенное выражение, свойственное озабоченной предстоящими экзаменами умненькой, честолюбивой студентке, и наблюдая, как взгляд Гукасяна липнет к ее ногам.
– Если я вас правильно поняла, вы определенно намекаете на все эти порочные вещи, что происходят меж коварными обольстителями и невинными девушками… Мама меня от чего-то такого предостерегала, и девчонки говорили, что мужчины, стоит оказаться с ними наедине, вытворяют ужасные вещи...
– Ходят такие слухи, – ухмыльнулся хозяин, подходя к ней бесшумной кошачьей походкой, посверкивая безукоризненными зубами и бриллиантом.
Во всем этом – от походки до пробора – был даже не дурной вкус, а целая охапка дурацких штампов, заезженных кинематографом еще сто лет назад. Однако здесь, надо полагать, все эти приемчики и прибамбасы считались подлинным светским шиком, непременной принадлежностью всякого уважающего себя темного дельца. Так что Марина особенно не удивлялась, считая, что к туземным обычаям следует относиться терпимо – в рамках той же неоэтики.
Дурочке ясно, чего от нее хотят в качестве входного билета. Можно, конечно, вместо этого откровенно надавить, обрисовав вкратце свои немалые возможности и нешуточную крутизну. Однако Марине вовремя пришло в голову, что далеко не всегда полезно палить из пушек по хомякам. Пушка, конечно, способна произвести на хомяка самое сокрушительное воздействие, но вот попасть в него гораздо труднее, чем, скажем, в слона. В каждой ситуации должны работать свои инструменты, переигрывать не стоит. Здесь, в этом поганом квартальчике, великая российская столица выглядит, есть такое подозрение, чуточку нереальной. Именно в силу своего величия и отдаленности. Вроде дракона из базарных россказней в волшебной стране – то ли есть он за семью морями, то ли врут... Чересчур неравны весовые категории, несопоставим масштаб государственных спецслужб и местных делишек, а значит, не будет должного ощущения реальности угрозы. А хорошая угроза всегда должна умещаться в сознании того, кому угрожаешь. Так что проще уступить его низменным инстинктам. Не убудет, а для дела выйдет польза.
И она осталась стоять неподвижно, выжидательно поглядывая.
– Понимаете, – задушевно сказал Гукасян. – Мы, восточные люди, до сих пор ужасно патриархальны. По моему глубокому убеждению, есть что-то холодное и даже механическое в отношениях типа «деньги-услуги». Это примитивно и совершенно бездуховно. У нас на востоке люди предпочитают более теплые, человеческие отношения, это, если хотите, вековые традиции...
– Чего не сделаешь из уважения к вековым традициям... – сказала Марина, откровенно улыбаясь. – Кстати, а резинки с ними соотносятся?
– Терпеть их не могу! – признался Гукасян. – Но заверяю вас, Катя, что со здоровьем у меня все в порядке – лучшие врачи, регулярные обследования и все такое. Никто вас, конечно, не принуждает, сами решайте, стоит ли рисковать ради ваших загадочных дел... Извините, у меня есть свои твердые правила и устоявшиеся привычки...
Он пялился цепко и внимательно, испытующе, поддразнивая. Ну что же, сказала себе Марина, в конце концов, я этим только и занимаюсь – рискую ради дела...
Гукасян, глядя ей в глаза и поводя усиками, стал неторопливо расстегивать ее блузку. Марина подняла взгляд к потолку, стараясь придать себе невинный и мечтательный вид героини старинных фильмов, коли он брал за образец. Жаль, что довольно трудно вызвать по желанию румянец стыда на щеках. Психология этих скотов известна: в самой прожженной шлюхе хотят видеть наивную школьницу.
– Ах, что вы со мной делаете... – прошептала она, глядя в потолок и смущенно улыбаясь. – Стыд какой...
Гукасян откровенно хохотнул, поглаживая ее груди. Прошелся по талии жесткими ладонями, сминая юбку, долго гладил ниже талии, запустил ладонь в трусики, надолго застыл, только пальцы шевелились без всякой фантазии.
Первобытный тип, подумала Марина. Скучища...
– Мне лечь или как? – спросила она, надеясь переломить скуку.
Гукасян положил ладони ей на плечи и недвусмысленно надавил. Марина сговорчиво опустилась перед ним на колени. У ее лица щелкнула тяжелая серебряная пряжка ремня с каким-то экзотическим орнаментом. Она умело заправила в рот напрягшуюся плоть и приступила к делу.
– Эй, эй, Катя! – сдавленным голосом торопливо бросил Гукасян. – Не хулигань!
Она вопросительно подняла глаза.
– Вот этих фокусов не надо, – сказал Гукасян, запуская пальцы ей в волосы. – Не части, давай как следует – с толком, с расстановкой…
Гурман попался, сердито подумала Марина, медленно водя языком вокруг чувствительных мест. Подавай ему неземное удовольствие в придачу к неплохим деньгам...
Но ничего не поделаешь, козыри были не у нее, и она добросовестно трудилась по полной программе. Облегченно вздохнула про себя, почувствовав, как мужское тело начали, наконец, сотрясать спазмы, возвещающие приближение финала. Держа ее за волосы обеими пятернями, Гукасян размеренными рывками раскачивал голову Марины вперед-назад, пока не замер.
Сноровисто проглотив все, Марина выпрямилась, мимолетным движением отерла рот и подождала, когда партнер вернется из мира неземных удовольствий в суровую реальность. Преспокойно осведомилась с вежливой улыбкой:
– Что-нибудь еще?
– Довольно пока, – сказал Гукасян, неуклюже приводя себя в порядок. – Ладно, сдала экзамен...
Аккуратно застегнув блузку и поправив волосы, Марина сказала:
– Я так понимаю, выдержала испытание? Мне самой можно пройти в номер, или вы проводите?
Гукасян вновь выглядел печальным, удрученным. Вернувшись за стол, он уселся и протянул:
– Кругом чистоган, меркантильность...
– Бывает, – сказала Марина, усаживаясь напротив. – А чего же вы хотели, дорогой мой? Что я влюблюсь в вас внезапно и беззаветно?
– Романтики хочется, человеческого тепла...
Марина прищурилась.
– Вы что, всерьез полагаете, будто у девушки, которую вы бесцеремонно поставили на коленки и сунули ей конец в рот, моментально возникнут к вам романтические чувства? Не придуривайтесь...
Гукасян меланхолично покосился на нее.
