Андрей Константинов - Сочинитель

Спекулянт хоть и содрал с Кудасова атомные деньги, но билет дал действительно хороший — третий ряд партера, самая середина, Даша играла одну из главных ролей, но Кудасов так и не понял за весь первый акт о чем, собственно говоря, идет речь в пьесе — он смотрел на женщину с русыми волосами и серыми глазами и ничего не слышал. Ближе к антракту ему показалось, что их глаза на мгновение встретились… Когда занавес закрыл сцену, а зрители потянулись в фойе и к буфетам, Никита остался сидеть на своем месте, прикрыв глаза. Понимая, что второй акт может превратиться для него в настоящую пытку, Кудасов решил уйти со спектакля, но осуществить свое намерение не успел — на кресло рядом с ним опустилась Даша, прямо так вот — в гриме и в платье фасона середины XIX века.

— Привет, — сказала она. — Как дела, товарищ сыщик?

— Нормально, — пожал он плечами. — Как у тебя?

— Тоже ничего, — тряхнула она головой. — Да, ты знаешь, я же развелась три месяца назад…

Никита ничего не ответил, и Даша вдруг заторопилась:

— Слушай, мне уже бежать надо — сейчас антракт закончится…

Она вскочила с кресла и, словно вспомнив что-то, поднесла руку к голове:

— Ты как сегодня — проводить до дому меня сможешь?

Кудасов молча кивнул.

Ноябрьская ночь восемьдесят девятого года была, конечно, совсем не такой, как майская — в восемьдесят седьмом… И все-таки, она тоже была нежна, коротка и бесконечна. Они о многом переговорили в ту ночь — им было что рассказать друг другу, хотя Никита, конечно, больше слушал… Даша, чтобы расставить все точки над всеми «i», жестко и конкретно выдвинула следующие условия: никаких взаимных обязательств, никаких обещаний, никто никому ничего не должен… Что ей мог предложить в ответ Кудасов? Его сыну Димке шел тогда одиннадцатый год…

После той ноябрьской ночи прошло почти четыре года, за которые они смогли увидеться всего семь раз. Актерская профессия требует практически такой же полной самоотдачи, как и профессия опера. Дашина звезда зажигалась все ярче, и у нее, как и у Никиты, практически не было свободного времени — все съедали репетиции, спектакли, съемки, гастроли, фестивали…

Никита Никитич вздрогнул и очнулся от незаметно подкравшейся вязкой дремоты. Несколько мгновений он удивленно смотрел на свой стол и на разложенные на нем бумаги — будто не совсем понимал, где он, и что, собственно, делает… Ах, да… Его вызывал к себе Ващанов — разгон давал за статью, которую Серегин написал. Что он еще говорил? Да, что работать надо лучше… Потом Кудасов вернулся к себе в отдел, сел за стол и достал из сейфа «досье Челищева», собирался еще раз его полистать… Как же это он умудрился задремать — прямо над бумагами, которые никак не предназначены для чужих глаз? А если бы кто-то к столу подошел? Грипп, это все грипп этот… Вымотал совсем. Отлежаться бы, действительно. А с другой стороны — вроде, и отпускает уже… Нельзя сейчас болеть, именно сейчас — нельзя. Когда такой прессинг идет, никак нельзя никакую свою слабость показывать… А ведь точно — все с Мухи и Ильдара началось… Антибиотик… Какая-то мысль интересная была по поводу Мухи и Антибиотика… Кудасов потер виски, но голова соображала плохо — видимо, дремота не до конца еще прошла. Муха и Антибиотик… Нет, мелькнувшая мысль упрямо не желала высвечиваться в мозгу повторно. И черт с ней! Вспомнится, никуда не денется…

Шеф 15-го отдела снова уткнулся в листы досье, переданного ему Обнорским. Особенно внимательно он рассматривал вычерченную Челищевым схему — она состояла из квадратиков, кружочков и треугольников, внутри которых были написаны имена и клички. Это была схема «империи» Антибиотика — такая, какой она представилась бывшему следователю прокуратуры… Конечно, Челищев не мог знать всего. На отдельных листах некоторые элементы расшифровывались более подробно, кое-каким фигурантам давались развернутые характеристики с указанием черт характера, пристрастий и слабостей.

В свое время Кудасов слышал о Сергее Челищеве много хорошего от знакомых работников прокуратуры — дескать, парень головастый, компанейский, «следак», кстати говоря, очень грамотный… Лично столкнуться с Сергеем Никите Никитичу не довелось ни разу… А потом, с осени 1992 года, о Челищеве пошла совсем другого рода информация — циничный, жестокий человек, лидер одной из группировок, ближайшая связь Олега Званцева, замыкавшегося непосредственно на Виктора Палыча Говорова…

В процессе изучения досье, перед Кудасовым возникал третий образ Челищева — нервного, измученного, выжегшего себя изнутри совестью парня… Нет, Никита Никитич не жалел покойного Черного Адвоката — Кудасов вообще не был человеком жалостливым. «Сам себя парень в угол загнал, — думал шеф 15-го отдела, переворачивая страницы досье. — Заблудился в трех соснах… Видать, стерженек-то внутренний у него ломким оказался…»

Кудасов раздраженно потер лоб — он не любил слабых людей, вернее, слабых мужиков. Слабость, считал он, украшение женщин. Как можно рассчитывать на слабого мужчину? Ведь погубит же такой и себя, и того, кто на него положился… Вот как Челищев этот — сам погиб, своего друга Званцева сгубил, еще кучу покойников вокруг себя наскирдовал. Даже бабу свою уберечь не сумел. У мужа законного отобрать умудрился, по слухам даже ребенка ей заделал — а от пули отвести не смог… Правда, труп Екатерины Званцевой обнаружен не был, но Кудасов не сомневался в том, что и она погибла в той июньской мясорубке… Разве могла уйти далеко одна слабая беременная женщина? Шлепнули где-то и закопали. От Антибиотика уйти трудно — а в том, что Челищева и остальных убрал Виктор Палыч, Никита Никитич был уверен… Толку-то что, в этой уверенности? Доказательства отсутствовали… Если бы этот Челищев, вместо того, чтобы в Рембо играть, вышел бы на нормальное сотрудничество!

Кудасов зло скрипнул зубами и поймал себя на мысли о том, что раздражение-то надо направлять не на покойного Сергея… Он-то как раз выйти на контакт пытался, да Степа Марков очень не вовремя погиб… Хотя — разве может хороший человек погибнуть вовремя? А потом, как раз он, Кудасов, а не какой-то дядя, упустил время, не успел найти Челищева… Какой источник информации мог бы из парня получиться! И жив был бы… Нет, лукавил сам с собой Никита Никитич — подсознательно Сергей Челищев все-таки вызывал у Кудасова труднообъяснимую симпатию — потому и злился начальник 15-го отдела.

Многое из того, что Челищев собрал в свое досье, было известно Никите Никитичу и раньше, но попадалась там и абсолютно эксклюзивная информация. Например, о том же Мухе… Кудасов перелистнул несколько страниц и нашел заинтересовавшие его строки: «Так… Мухин Всеволод Петрович… Характеристики пропускаем, там ничего нового… Так… Ага — „предположительно должен замкнуть на себя сферу торговли энергоносителями через следующие фирмы и государственные предприятия… Новая схема фактически позволяет установить монополию…“ Вот оно что… Монополия…».

Кудасов снова потер лоб и невидящим взглядом уставился в стену. Если Челищев не ошибался — тогда понятно, почему такая суета после ареста Мухи началась. Нефть и бензин… Новая схема, позволяющая монополизировать золотоносную жилу в регионе… А ведь Питер — это еще и выход на Запад, это «нефтяные терминалы»! Если Муха был ключевой фигурой в раскладе, если успел замкнуть на себе основные контакты… Тогда каждый день его пребывания в тюрьме — это колоссальные, трудно предотвратимые убытки для «империи». А Челищев, похоже, не ошибался… Нет, все-таки, как глупо у парня жизнь сложилась! Сам виноват, и жалеть его нечего… В благородного мстителя поиграть решил, с Антибиотиком в одиночку потягаться…

«Почему же в одиночку? — возразил сам себе Кудасов. — Он ведь все-таки в Генпрокуратуру обращался, досье для них составлял…». Помимо воли, мысли Никиты вновь начали крутиться вокруг пакета, изъятого Ващановым в 354-ом отделении связи… Хоть и защищал Кудасов Геннадия Петровича перед Обнорским, а ведь и вправду — странная какая-то история с этим досье произошла. Ващанов-то его забрал, кстати говоря, в тот день, когда Челищев еще был жив…

Обнорский… Журналист нравился Никите Никитичу — нравился, может быть, как раз тем, чего не было в самом Кудасове — горячностью, некоторой склонностью к авантюризму, своеобразным чувством юмора… Нет, все это, конечно, не главное, — начальник 15-го отдела просто почувствовал в Серегине родственную душу, потому что журналист был таким же упертым, таким же «зацикленным» на своей работе, как и Никита… Из Андрея мог бы хороший опер получиться… Такой, какой бы при необходимости пошел до конца, невзирая на риск… Да он и сейчас-то норовит влезть в такие темы, в какие не то, что журналисту — оперу-то подготовленному соваться опасно… И голова у него варит, и чутье есть. Плохо только то, что Андрей на свое «верхнее чутье» полагается больше, чем на неоднократно проверенные факты — видно все-таки что парню, как говорится, школы не хватает… Но и интуицию его не стоит игнорировать, «шестое чувство» — оно у некоторых людей развито почти до экстрасенсорных способностей…