Счастье в ее глазах - Ева Витальевна Шилова
Старая Линь Минчжу с кряхтеньем поднялась с колен, прочтя положенные утренние молитвы и отвесив положенные поклоны Отцу-Солнцу и Матери-Луне, и направилась на кухню, готовить скудный завтрак для двоих. Руки ее привычно работали, зажигая очаг, пристраивая греться чайник для кипятка, вымешивая тесто для слоеных лепешек с зеленым луком, а в голове крутились мысли, мрачные и тоскливые, несмотря на погожий денек. Сколько ей еще осталось? Уже семьдесят пятая весна ее жизни прошла, а покоя так и нет. Ей самой скоро отправляться на свидание с близкими в верхнее царство, на кого же она Айминь оставит?
– Бабушка, а что у нас на завтрак? Лепешки с чаем? – проснувшаяся внучка сунула любопытную мордочку на кухню. – А на обед? А можно цзяо-цзы[13]?
– Цзяо-цзы ей! – притворно возмутилась Минчжу. – А ну-ка, брысь с кухни! Умываться и возносить молитвы кто будет? Кровать застели! И чтоб на завтрак не опаздывала!
– Я быстро!
Айминь развернулась и резвой лисичкой понеслась вглубь дома, провожаемая грустным взглядом бабки. Никого, кроме внучки, у старой Минчжу не осталось. А ведь какая была семья! Большая, дружная, веселая, счастливая… Ее муж, Линь Чао, далеко не сразу получил разрешение ее родителей на свадьбу, хоть и знали они, что сердце молодой Ванг Минчжу отдано ему. И только когда молодой рыбак сумел скопить достаточно денег, чтоб хватило на свадьбу и подношения богам в Храме, почтенные Ванг Бокин и Ванг Сяомин торжественно огласили имя будущего зятя. И разрешили поселиться в своем доме как мужу единственной дочери. Поскольку та хибара, в которой жил он сам, на звание дома ну никак не тянула…
И все в ее жизни было хорошо, Чао оказался замечательным мужем, а родившиеся мальчишки-погодки и появившаяся после девятнадцати лет совместной жизни дочка только добавляли радости. Чао каждый день кроме дня перелома года выходил в море, и сама Минчжу не просто вела дом, а продавала за небольшую денежку результат своего ремесла. Началось с простой починки сетей мужа, а потом превратилось в забаву, искусство… и заработок.
Чжунгоцзе. Или макраме[14]. Так, оказывается, на материке называют древнюю островную технику плетения. Хотя Сунь Джиао, самая авторитетная плетельщица острова Вайсань всегда возмущенно фыркала, заслышав новомодное название. И презрительно спрашивала, чем именно кроме искорёженного названия ремесла эти… с материка… могут похвастаться?
Между прочим, была права. Островитянки легко могли дать фору самым заносчивым материковым мастерицам. Те кроме простого геркулесова узла, право- и левостороннего плоского узла, да прямого репсового узла больше ничем обычно и не пользовались. Потому и изделия островитянок ценились на материке куда дороже местных поделок…
И, если, жены рыбаков, прошедшие первичные обучение у тетушки Джиао, легко управлялись с рутинной починкой рыболовных сетей, то те, у кого было время, деньги и желание – учились более сложным вариантам плетения. Островные женщины в работе использовали дополнительно и квадратный плоский узел, и обратный репсовый, правый и левый узлы «Фриволите», а уж сложные «литайские» узлы и были в их исполнении той «коронкой», которая остальным оказалась не по зубам. В смысле, не по пальцам. А теперь и сама Минчжу, став наиболее авторитетным мастером чжунгоцзе на острове, объясняет молодым хохотушкам азы плетения. Потому что никто не способен сразу шедевр предъявить. Для начала им следует уяснить, что есть несущая нить, к которой собственно и крепятся рабочие нити. Потом, что для крупного изделия нужно научиться вывязывать не одиночные, а цепочку репсовых узлов, которая называется бридой. Потом, что кроме самих узлов, существуют целые схемы их соединения: «паучок», «ромб с отворотом», «ромб с репсовыми узлами», классическая «шахматка», декоративная «навеска». Выучить элементы «веер», «кавандоли» («гобеленовое плетение»), да мало ли что еще может придумать человеческий мозг! Главное, чтоб на выходе получалось, во-первых, нужное, во-вторых, крепкое, а уже в-третьих, красивое изделие.
И то, что когда-то было забавой, ну, взять и сотворить подвесы для горшков с цветами, чтоб не просто стояли у порога, где входящие и выходящие из дому их так и норовили сбить, а висели на стене, образуя каскадный рисунок, ну, подумаешь, сделать двухцветную сумку с кистями для ношения с собой коробки с обедом, ну, ладно, сплести настенное панно с кусочками отполированного дерева, потому что уж больно голой выглядела стена в прихожей, впоследствии превратилось в искусство. Потому что никто так и не смог повторить ее шедевр, сплетенный в свое время как сюрприз для матушки – выходную накидку с переливом цвета от синего грозового на правом плече к бледно-голубому на левом. И когда протерлось старое покрывало в гостиной первого этажа, Минчжу чуть ли не впервые в жизни подала голос на семейном совете, отговорив родственников покупать вещь и подождать, когда она сама ее сплетет. И вложила всю свою фантазию и умения, выплетя покрывало с разноцветными птицами. Семья не могла не порадоваться такой удаче, доверив отныне Минчжу все то, что для дома можно было сделать в технике чжунгоцзе. А потом, оценив ее дар, потянулись и первые покупатели.
Чего она только за свою жизнь не делала!
Подушки и пледы, занавески на окна и дверные проемы, межкомнатные перегородки для дома, подвесные кресла и гамаки, украшения, сумки и кошельки, дорожки на стол, салфетки и подставки под горячее, ковры и напольные дорожки, абажуры на лампы, оплетку для ваз и кашпо, корзины для декора дома, куклы на чайник, игрушки… одежду! Не только жилетки и накидки, а даже платья и блузки, если заказчицы могли раздобыть достаточно тонкую пряжу, а не стандартный шнур.
И в их доме было счастье и достаток, к которому она тоже приложила свои талантливые руки.
А потом…
Потом к их острову причалили корабли с красными парусами[15]. Щёголь Цао Гуй, промышлявший сначала перевозкой контрабанды, а со временем уже и откровенным разбоем, решил, что грабеж деревушек Вайсаня – это именно то, что сможет поднять его авторитет среди пиратской братии на недосягаемую высоту. А уж если четко объяснить тупым местным жителям, что отныне весь их товар, производимый на продажу и обмен, будет проходить исключительно через его загребущие конечности, то отныне можно будет смело почивать на лаврах, потому что с такими доходами особо надрываться и рисковать ему не придется до конца жизни. Не пришлось. Его жизнь закончилась на восточном побережье, на косе Киаохуи, где мелкие дети, помогая семьям, собирали на отмелях в сезон корзины самых жирных хасанских устриц. Потому что все мужчины острова, кто мог
