Ставок больше нет - Казанцев Кирилл
А вот сейчас друзья и благодетели потерялись. Ленка чуть не заплакала от досады.
Но только делать было нечего. Деньги были нужны – край! И, с трудом дождавшись темноты, Ленка вышла на "бетонку":
По темноте – так это потому, что со времен "работы" с Левкой она изрядно подрастеряла "товарный" вид, пообносилась и исхудала, стала похожа на ободранную бродячую кошку. Вряд ли серьезный клиент мог на нее позариться при свете. А ночью все кошки серы. Даже бродячие.
И надо же было такому случиться, что именно в это время областное УВД проводило рейд по борьбе с проституцией!
Так или иначе, но только Ленка попала в облаву вместе со многими своими товарками. Бесцеремонные и грубоватые омоновцы забросили ее в "уазик" соответствующей раскраски, несмотря на попытки укусить кого-нибудь из них и громкие вопли о беременности – дежурной "отмазки" любой уважающей себя проститутки или наркоманки.
Но только это было еще не самым страшным. Намного хуже оказалось другое.
Ленке захотелось лечь и умереть прямо здесь, у стола оперативника из группы разбора, когда, подняв глаза на нее, тот вдруг неуверенно спросил:
– Лена? Это... ты?!
Он очень изменился – вырос, возмужал, раздался в плечах. Даже усики отпустил. Но все равно остался узнаваем. Это был ее одноклассник, Вовка Решетилов.
Они вместе учились до восьмого класса. И не только учились. Наверное, между ними было что-то большее. Какое-то детское, еще не сформировавшееся окончательно, чувство. Ходили в кино и в парк, ели мороженое, смеялись чему-то такому, что сейчас безвозвратно ушло из ее жизни.
Потом родители Вовки переехали. И он, разумеется, вместе с ними. Звонил пару раз, приезжал как-то. Но новая школа, новые впечатления, новые знакомства. Так они и потерялись.
Встретить его здесь, в управлении, было для Ленки полной неожиданностью. Да и сам Вовка растерялся. Глядя на нее расширенными от удивления глазами, он глупо бормотал:
– Как же так?! Они уже что, совсем озверели?! Кого ни попадя прямо на улицах хватают!..
– Ты это о ком, начальничек? – нарочито развязным тоном спросила она.
– Да об этих суках, об омоновцах! – взвился Вовка. – Ты этого так не оставляй, ты жалобу пиши!
Наверное, можно было действительно прикинуться дурой и проскочить на халяву, "отмазаться", объяснив все случайностью. Вовка бы это "схавал". Просто потому, что ему очень не хотелось терять светлые воспоминания о первой юношеской любви и верить в очевидное.
Но только Ленка с каким-то мазохистским наслаждением объяснила ему, используя довольно популярные слова и жесты, что никакой ошибки здесь нет, что омоновцы привезли именно тех, за кем их и отправляли.
Решетилов сразу потемнел лицом и, отведя глаза в сторону, поинтересовался осипшим вдруг голосом:
– И как же ты докатилась до жизни такой?..
– Слушай, начальник, ну не мучай ты меня! – почти что взвыла Ленка. Ей и без этой встречи было по-настоящему плохо, а тут еще этот со своими нравоучениями...
– Какой я тебе начальник? – не поднимая глаз, пробормотал Вовка. – Как же так получилось?
В принципе, вопрос этот не требовал ответа. Но Ленку уже, что называется, несло.
– Вот, видишь?! – Она высоко подняла рукава летней кофточки, показывая худые, как палки, руки. Почти от запястья и чуть выше локтевого сгиба, на внутренней стороне пролегали длинные синие, кое-где покрытые корочками коросты, "дороги". Следы от уколов, когда день за днем игла втыкается рядом с предыдущим, сделанным раньше.
Вовка потерянно смотрел на эти руки. Что это такое, он знал прекрасно. За свою не столь уж и большую милицейскую карьеру не однажды приходилось сталкиваться с подобным.
– Дай лучше сигарету. – Ленка покосилась на лежащую у опера под рукой пачку.
– Возьми. – Он передвинул сигареты ближе к ней. – Значит, ты вышла на "бетонку", чтобы на это заработать?
Ленке очень хотелось ответить на эти слова еще какой-нибудь гадостью, но она почему-то не смогла. Ей вдруг стало стыдно за собственное стремление к разрушению всего того, что по праву считалось хорошим в ее жизни.
– Кумарю я, – с тоской сообщила она, прикуривая от "зипповской" зажигалки, которую достала из сумочки. – Скоро ломать начнет. А денег – ноль. И взять негде. Вот так, Вова.
Почему-то на Решетилова ее слова подействовали подобно пощечине – он отшатнулся, потом сорвался с места и быстро вышел из кабинета, бросив напоследок:
– Подожди меня здесь!
Сидя на стуле, Ленка продолжала курить. Странный малый. Ну куда же она может уйти, если там, внизу, на входе – милиционер с автоматом?!
Вовка вернулся минут через десять и положил перед ней на стол несколько ампул.
– Что это?! – Этого Ленка испугалась больше, чем самой встречи.
– Реланиум, – ответил Решетилов.
– Релашка?!. – Ленка не могла поверить в свое счастье. Конечно, этот препарат не является наркотическим, но только он помогает пережить период ломки, снять болезненные ощущения. Проще говоря, выжить.
Она сжала ампулы в худом кулачке. А Вовка стоял и смотрел на нее с какой-то жалостью и тоской. Но без брезгливости и презрения.
– Это все, что я могу для тебя сделать. А сейчас пойдем, я тебя выведу отсюда.
6
Вернувшись в свой кабинет, оперуполномоченный второго отдела УУР УВД области лейтенант Решетилов увидел на своем столе позабытую Ленкой зажигалку. Дорогую, импортную, не китайскую подделку... Значит, все же Лена знавала когда-то и лучшие времена...
А он тоже хорош! Нечего сказать! Отпустил ее одну, в ночь, сунув ей несколько ампул реланиума! Откупился, блин! Нет чтобы поговорить с человеком, попытаться ему помочь! Просто он растерялся. Он все это время надеялся на встречу, но вот то, что она произойдет при таких обстоятельствах, ему и в голову не приходило.
Опуская зажигалку в карман, лейтенант Решетилов дал себе слово, что обязательно найдет бывшую одноклассницу, что сделает все для того, чтобы вытащить ее из наркотического омута. А эту вот изящную и дорогую вещицу он отдаст ей при личной встрече.
Глава 6
1
Василий позволил себе проснуться непозволительно поздно – в начале девятого утра. Спросонья он сразу и не понял, где находится и как оказался в этом доме.
А когда понял, то в первую очередь прислушался – не проснулась ли Анна. Вроде бы нет – в квартире стояла тишина, чуть нарушаемая монотонным шепотом телевизора, который Василий прошлой ночью так и не выключил.
Встав с постели, Василий проделал небольшой комплекс упражнений, разминая мышцы, после чего метнулся в ванную. Быстренько принял душ и, завернутый в одно только большое полотенце, прошел на кухню. Жрать, – именно жрать, а не есть или "принимать пищу", – хотелось ужасно. Желудок настойчиво и категорично требовал чего-нибудь в него накидать. Скопцов не мог даже вспомнить, ел ли он вчера что-нибудь или ограничился одним только кофе?
Так или иначе, но Василий, походя включив чайник, чуть ли не с головой забрался в огромный холодильник, просто переполненный всякими вкусностями. Вытащив достаточно большой кусок ветчины и не менее крупный кусок сыра, Скопцов закрыл холодильник и повернулся к хлебнице. Вот тут-то он и услышал сзади совершенно незнакомый возмущенный женский голос:
– А это еще что такое?!
Растерянный и даже в какой-то степени напуганный, Василий обернулся.
Бывало ли у вас когда-нибудь такое, что, проведя беспокойную ночь, вы просыпаетесь утром и оказываетесь в продолжении кошмарного сна? Наверняка бывало. Так вот, тогда вы поймете Скопцова, который этим утром оказался на кухне чужой квартиры, копался в чужомхолодильнике, замотанный при этом в чужоеполотенце, а за всем этим наблюдала чужая и совершенно незнакомая ему женщина лет сорока пяти.
