Андрей Воронин - Сквозь огонь и воду
– Я понимаю, ты нажал первым.
– Да, я лишь потом, когда к трупу подошел, понял, что он мой сосед, через два дома от меня на набережной жил. Никогда дружны мы не были, в гости друг к другу не ходили, иногда мои племянники с его детьми вместе играли. Его глаза я на всю жизнь запомнил, стеклянные, остановившиеся, ни мысли в них, ни страдания, ни злобы, просто удивился человек, когда понял, что умирает.
– Надеюсь, в банковской машине твоих соседей не окажется.
– Кто знает? – отвечал Давид.
– Не нравишься ты мне. Я тебе серьезно предлагаю: посидишь в машине, стрелять не будешь. Деньги поделим, как и договаривались.
– С чего это ты такой добрый?!
– Я не добрый. Я расчетливый. Ты с оружием в руках и тараканами в голове лишь навредить можешь.
– Брось, Шпит, я готов ко всему, – Давид встрепенулся и принялся набивать патронами рожок автомата. – В бою, как в драке: если уж замахнулся, то бей, иначе проиграешь.
Садко с легким презрением покосился на вспотевшего Давида. Как грузин не старался скрыть волнение, оно все равно проявлялось в резких движениях, в срывающемся голосе.
– Ни одна душа не узнает, что это сделал ты, – подбодрил компаньона Шпит. – И запомни, если получишь деньги, сразу не исчезай из виду, иначе на тебя подумают. Главное, переждать, чтобы забылась причина, по которой человек мог исчезнуть. Придумаешь что-нибудь. Скажешь, что жениться собрался.
– Я женатый.
– Извини, друг, забыл. Как, наверное, забыл и ты сам. Жены своей ты небось года четыре не видел.
– Не учи, – раздраженно сказал Давид. – Сам знаю, что делать.
– Раз знаешь, то я молчу.
Справа от дороги возвышалась почти отвесная скалистая стена, слева пролег глубокий обрыв, известковые скалы густо поросли диким шиповником, орешником. Деревья находили любую щель, любое углубление, чтобы пустить корни.
– Здесь, – резко произнес Давид и тронул Лебедя, сидевшего за рулем, за плечо.
Тот сбросил скорость и только теперь приметил маленькую площадку на одну-две машины. Под каменным козырьком, словно специально, было сделано место для того, чтобы укрываться от дождя.
– Когда они здесь появятся? – спросил Давид.
Шпит неопределенно пожал плечами:
– Мой телефон тут уже не работает, но границу они проехали через пять часов после нас. Часа три мы потеряли. Значит, скоро появятся.
Давиду показалось, что в мире больше не осталось людей, только он сам, Шпит, Садко да Лебедь.
Пустынное шоссе, безлюдный пейзаж. Шпит повесил автомат на шею и, придерживая его руками, побрел вдоль высокого железобетонного парапета, отгораживающего обочину от пропасти, присел на корточки, повернулся к спуску лицом.
– Отличное место. Если хочешь, Давид, я тебе его уступлю.
С другой стороны бордюра располагалась маленькая площадка. На ней мог разместиться один человек.
– Словно специально для нас делали, – согласился Давид, – но у меня есть лучшее место, так что располагайся здесь сам.
– Я останавливаю машину, – с хищной улыбкой на губах произнес Шпит. – Вы добиваете охрану, если они, конечно, окажут сопротивление.
– Я бы отпустил их, – предложил Давид.
– Нельзя, – оборвал его Шпит. – Я человек в Сочи известный, и мне не к чему портить себе жизнь. Гранаты использовать в крайнем случае, – предупредил Шпит. – Главное для нас – не повредить сейф, не дать машине взорваться. Убить всех до единого. Ты понял меня, Давид?
– Не знаю, – ответил грузин.
– Нужно знать точно, на что идешь. Если не собираешься убивать, положи автомат в машину.
Давид и Шпит с минуту смотрели друг другу в глаза.
– Ты понял?!
– Понял, – согласился Давид.
– Думаешь, я убиваю ради собственного удовольствия? Я же не садист, – развел руками Шпит. – Это как охота: они дичь, мы охотники, Мы убиваем, чтобы есть. Они знали, на какую работу соглашались. Они ездят с оружием, и мы просто вынуждены взять в руки автоматы.
Мужчины разошлись, заняли позиции: Шпит, Садко и Лебедь – со стороны пропасти, спрятавшись за высоким железобетонным бордюром. Их практически не было видно с дороги. Давид устроился по другую сторону шоссе – за выступом скалы. Его укрытие было не столь надежным.
«Если машина не остановится после выстрела Шпита и доедет до моего укрытия, мне придется туго, отступать некуда. Ну и черт с ним, – зло подумал Давид, плавно переводя затвор автомата, досылая патрон в патронник. – Или пан, или пропал! – решил он.»
Он вслушался в звуки. Шум деревьев, щебетание птиц, гудение ветра, обтекающего высокую скалу. Давид ждал и в то же время боялся услышать урчание двигателя. “Шпит прав, – подумал он, – всех нужно убить. С каким удовольствием я убил бы самого Шпита и его подручных! Они не воины, они бандиты, – и тут же горько усмехнулся:
– И я теперь тоже!”
Глава 5
Россию Сергей Дорогин и Паша Матюхов проехали, как выразился сам Пашка Разлука, на одном дыхании. Менялись за рулем, делали остановки лишь для того, чтобы перекусить или размять ноги.
– С тобой отлично грузы возить, – смеялся Пашка. – Тебе, Сергей, все равно, когда спать: днем ли, ночью ли, по часу или по восемь. Давай вместе бизнесом заниматься.
– Мне это ни к чему, – хитро ухмыльнулся Дорогин.
– Конечно, ты богатый. Но сколько денег не копи, рано или поздно они кончатся.
– У меня – нет.
– Это только кажется. Никогда бы про тебя, Серега, не подумал, что ты круто поднимешься. У тебя руки такие, что к ним деньги не липнут. Ты их не любишь.
– А ты любишь деньги?
– Конечно, они ко мне идут.
– Не сильно ты их любишь, – заметил Дорогин.
– Вот он чисто русский пейзаж, – Муму бросил руль и воздел над головой руки. С двух сторон дорогу окаймляли пальмы, чахлые, пожелтевшие после холодной зимы.
– Тебе не нравится?
– Я как-то больше к березкам привык.
– По мне и субтропики – российский пейзаж, и торосы с айсбергами.
– Странная мы все-таки нация, – вздохнул Дорогин. – Ты, Пашка, в детском доме воспитывался, даже толком не знаешь, кто твои родители, не знаешь, какой ты национальности, а туда же, русским себя считаешь.
– Национальность, она в голове и в сердце, – Пашка Разлука картинно приложил ладонь к груди, вытащил из кармана губную гармошку. – Хорошее мы с тобой дело затеяли. Я, если б тебя не встретил, наверное, до сих пор из Подмосковья не выбрался бы. Каждый бы день на завтра поездку откладывал.
– Если что-то решил, надо делать.
– У меня так не получается. А ты человек счастливый. Наверное, и с Тамарой у тебя так случилось. Увидел ее и решил – твоя женщина.
– Ей просто деваться некуда было.
– Ты сильный, берешь за руку и ведешь ее за собой.
– Нет, это она меня из-за порога смерти вытащила. Я уже жить не хотел.
– Врешь, ты жизнь любишь!
– Теперь люблю.
– Она тебя научила?
– Она меня к жизни вернула. Микроавтобус уже ехал по Сочи.
– Не настоящее здесь все, а какое-то… – скривился Дорогин. – Чувствуется, что люди не работают, а прислуживают. Сколько ни пытался себя убедить, что официант профессия полезная, нужная, не могу.
– Все мы на кого-то работаем, – заметил Пашка. – Абсолютно свободных людей не бывает. Думаешь, президент свободен? Кукиш! Самый подневольный человек! Ему даже в носу безнаказанно поковыряться нельзя, вдруг ушлый фотокорреспондент снимок сделает, газеты его напечатают. Пьяным на людях не появись, с приглянувшейся девушкой не познакомься. Вроде и власть над всеми имеешь, а собой распоряжаться не можешь.
– Мне это пока удается, – хмуро заметил Сергей. – За президентов ты не переживай. Они всю жизнь спали и видели, чтобы свои кресла занять. Каждый находит счастье по-своему. Не прощу себе, если не искупаюсь.
Пашка высунул голову в окно и посмотрел на море, по которому бежали спокойные темно-зеленые волны. Внезапно он рассмеялся.
– Ты чего?
– Вспомнил, когда последний раз на море был, то монетку бросил. Вот и сбылось, вернулся.
Дорогин поставил машину на первой же стоянке.
– Пошли, мечты сбываются.
– Машину не обкрадут?
– Пусть только попробуют!
– У меня плавок с собой нет.
– Кто тебя здесь увидит?
– Если и увидит, то кто меня здесь знает? – рассмеялся Разлука. – Я же не президент.
Хрустела под ногами галька. Мужчины раздевались на ходу.
– Издалека за плавки сойдут, – Пашка щелкнул резинкой темно-синих трикотажных трусов.
– В Сочи публика ко всему привыкла, ты можешь среди бела дня на городском пляже даже голым купаться, никто и голову в твою сторону не повернет, – сказав это, Дорогин тем не менее свои трусы снимать не стал.
Он разбежался и, сложив руки над головой, нырнул в набежавшую волну. А Пашка Разлука медлил, стоя по колено в бурлящей холодной воде, ждал, когда вынырнет друг. Сергей показался совсем не там, где ожидал Пашка. Разлука думал, что увидит Дорогина далеко от берега, а тот выплыл метрах в пятидесяти слева.
