Андрей Воронин - Один шаг между жизнью и смертью
– Вот все вы так, – с непонятной горечью сказал он и, взяв с каминной полки бутылку, посмотрел сквозь нее на огонь. Водки в бутылке оставалось всего ничего, граммов сто или и того меньше. Цыба протяжно вздохнул и со скрупулезной точностью разлил остатки “эликсира вдохновения” по бокалам. – Все вы так, – повторил он, – романтики великих строек, комсомольцы-добровольцы. Бегаете, кричите, отстаиваете высокие идеалы, учите нас, грешных, как жить и к чему стремиться… А как только приложит вас жизнь мокрой доской по морде, вы сразу в кусты – баранку где-нибудь крутить, дерьмо за кем-то разгребать и шипеть на тех, кто этой передолбанной жизни не боится, а держится у нее на хребте, даже когда силы кончились.
Он замолчал и резко выплеснул в рот водку.
– Ого, – сказал Юрий, вертя перед лицом свой бокал, – вот это речь. Честно говоря, раньше ты шутил помягче.
– А я и не думал шутить, – заявил Цыба. – Ленка правильно сказала, здоровенный ты стал, как шкаф. Как старый шкаф, до отказа набитый всяким старьем. Никак ты, братец, не поймешь, что время шуток давно кончилось. Некому теперь с тобой шутить, да и некогда.
– А тебе не кажется, что перед тем, как решать глобальные вопросы, стоило бы проспаться? – спросил Юрий, которому эта лекция уже начала надоедать, тем более что Цыба был прав во многом, если не во всем.
– Это тебе надо проспаться! – Цыба грохнул кулаком по мраморной каминной полке и затряс ушибленной кистью. – Я после литра водки трезвее, чем ты после двухнедельного воздержания!
– Может быть, – сказал Юрий, глядя в огонь. – Очень может быть. Только не надо орать. И вообще, чего ты взъелся?
– Дурак ты, Филарет, – неожиданно грустно сказал Цыба. – Он еще спрашивает, чего я взъелся… Ты мой друг, понял? Ты Чарли Чаплина по телеку видал? А себя в зеркале? Не улавливаешь сходства? А я улавливаю, и мне это сходство активно не нравится, потому что его не должно быть, а оно есть. И я, мать твою, сделаю так, чтобы оно пропало, как бы ты ни брыкался!
– Ладно, – сказал Юрий и встал, стараясь не слишком налегать на больную ногу. – Спасибо за угощение. Приятно было с вами повидаться, ребята, но пора и честь знать…
Он не договорил, потому что Арцыбашев вдруг резко согнулся пополам, словно в живот ему всадили пулю из снайперской винтовки, сунулся головой прямо в пышущий жаром камин, издал мучительный горловой звук, и его обильно вырвало на угли. Из камина шибануло кислым паром. Цыба отшатнулся и непременно рухнул бы прямиком на стоявшего позади него жестяного болвана, если бы Юрий в последний момент не подхватил его под мышки.
– Опять травишься, – проворчал он, оттаскивая обмякшее тело банкира Арцыбашева подальше от огня и с помощью Лены укладывая его на диван. – Сто раз тебе говорил: не можешь пить – не переводи продукт. Эх ты, Цыба…
* * *– Уф, – сказал Юрий, стащив со своего приятеля брюки и бросив их на спинку стула. – Потяжелел наш Цыба. Раскормила ты его, Алена. Смотри-ка, это что же у него – брюхо, что ли?
– Это имидж, – не открывая глаз, невнятно произнес Арцыбашев. – Банкир и брюхо.., близнецы-братья.
– Спи, банкир, – устало сказала Лена, укрывая его одеялом.
Юрий отвернулся. Почему-то смотреть на то, как она укрывает одеялом пьяного Цыбу, было неловко, словно он подглядывал в окно спальни. Кроме того, это зрелище причиняло ему смутную глухую боль, в которой он не хотел признаваться даже себе.
– Да, – спохватившись, сказал он и полез в карман брюк. – Тут твой банкир меня вчера облагодетельствовал, насовал полные карманы капусты… Вот, здесь все.
Лена вздохнула.
– Знаешь, – сказала она, – в чем-то главном Женька все-таки прав. Ты неизлечим.
– Точно, – неожиданно ясным голосом сказал с кровати Цыба. – Он дурак, а это у нас пока не лечат. Костюм себе купи, а то ходишь, как этот… Деньги потом отдашь, если у тебя в одном месте свербит… Заработаешь и отдашь. Беспроцентный заем.., бессрочный.., первый транш…
Его слова постепенно перешли в глухое бормотание, а затем в полновесный храп.
– Спит, – сказала Лена.
– Спит, – подтвердил Юрий. Он стоял посреди роскошной Цыбиной спальни, сжимая в кулаке мятый ком зеленых бумажек. Нерешительно повертев деньги в руке, он сунул их в карман, решив, что заем – это все-таки не подачка. Конечно, за выпады в адрес его старого костюма любой на месте Цыбы уже пять раз попал бы в больницу, но это же был Женька Арцыбашев, которого во все времена легче было убить, чем заставить замолчать. Женька, которого он знал всю свою сознательную жизнь и который, начав говорить, никогда не мог остановиться.
Они тихо вышли из спальни и остановились в непроглядно густой тени винтовой лестницы, которая плавными витками уходила к далекому, как небо со дна колодца, потолку гостиной.
– Сто лет тебя не видела, – чуть слышно сказала Лена.
Юрий промолчал. Нужно было уходить, и было совершенно невозможно вот так просто повернуться и уйти, чтобы, очень может статься, потерять ее из виду еще на восемнадцать лет, а может быть, и навсегда.
– Давай выпьем, – после долгой паузы предложила она и первой двинулась к столику у догоравшего камина.
Квадратная кирпичная пасть тускло светилась в темноте, чуть разжиженной проникавшим с улицы светом фонарей. Юрий наклонился, нашарил в стойке два последних полена и бросил их в это красноватое свечение – зажигать свет ему не хотелось. Огонь лениво лизнул пятнистую кору, стало немного светлее. Лена подала ему бутылку с торчавшим из пробки штопором – ту самую, которую так и не открыл до конца Цыба. Юрий выдернул пробку, раздался характерный негромкий хлопок. Лена уже держала наготове бокалы. Вино рубиновой струей потекло из темного горлышка бутылки.
«Не то я делаю, – подумал Юрий. – Ох, не то…»
– За что выпьем? – спросил он.
– Вообще-то, мне казалось, что тосты должны произносить мужчины, – тихо ответила Лена, – но.., ладно. Я скажу сама, тем более что я и так весь вечер молчала. Просто никак не могла прийти в себя и сообразить, что надо говорить. В общем, давай выпьем за твое возвращение и…
– За мое возвращение мы уже пили, – напомнил Юрий.
– Молчи, не перебивай. Это вы с Арцыбашевым пили.., ну и я, конечно, с вами пила, но это совсем другое дело, понимаешь?
– Нет, – медленно сказал Юрий, – не понимаю.
– Ну и черт с тобой. Ты всегда был теленком и никогда ничего не понимал до тех самых пор, пока не становилось слишком поздно. Так вот, я хочу выпить за то, что ты наконец вернулся, и за наше прошлое.
Юрий сидел на полу перед камином, поджав под себя правую ногу и поставив локоть на колено левой. Лена опустилась рядом с ним на колени и тоже села, по-русалочьи подогнув ноги и тряхнув золотистыми волосами.
– Платье помнешь, – сказал Юрий. Лена не ответила. – И вообще, – продолжал он, – я не пойму, о чем здесь идет речь. Какое прошлое? То, что я за тобой когда-то бегал, вовсе не означает, что у нас было общее прошлое.
После длинной паузы Лена тихо рассмеялась и сказала:
– А ты изменился.
– Вот как?
– Да. Помимо всего прочего, ты научился хамить женщинам. Только не надейся, что тебе удастся меня разозлить. Твое желание отомстить мне вполне естественно, но имей в виду, что у тебя ничего не получится. Мелкая месть – не твоя стихия, это написано у тебя на лице. Так что можешь даже не пытаться. И не вздумай исчезнуть.
Юрий неторопливо пригубил вино, поставил бокал на пол и вынул из кармана сигареты.
– Почему бы и нет? – спросил он, выуживая из камина уголек. – С того самого момента, как я пришел сюда и обнаружил, что Елена Павловна, на которой женат Женька, это ты, меня не покидает ощущение, что было бы неплохо исчезнуть. Мне кажется, это был бы наиболее разумный выход.
– Наиболее разумный выход не всегда правильный, – сказала Лена.
Она приподнялась, снова став на колени, отобрала у Юрия сигарету и, сделав длинную затяжку, бросила ее в камин. Он удивленно повернул к ней голову, но сказать ничего не успел: узкие ладони с длинными, тщательно ухоженными ногтями легли ему на плечи, и он почувствовал на своих губах губы Лены. Поцелуй обещал затянуться надолго, но Юрий прервал его, почти грубо оттолкнув Лену.
– Вряд ли это правильный выход, – сказал он.
– Но почему? – удивилась Лена.
– Мне нечего тебе дать. Я нищий, и совершенно непохоже, чтобы в ближайшее время на меня вдруг свалилось богатство. Может, когда-нибудь.., но не сейчас. Я не имею права заводить семью.
Несколько секунд Лена молчала. Юрию даже показалось, что она не дышит. Он повернул голову и увидел, что у супруги банкира Арцыбашева подозрительно дрожат губы. Юрий подался к ней, чтобы как-то утешить, но Лена оттолкнула его обеими руками, спрятала лицо в ладонях и вдруг принялась сдавленно хохотать. Этот истерический смех напугал Юрия.
– Что?.. Что ты сказал? – икая от смеха, переспросила Лена. – Семью? Ты сказал – семью? Господи, да ты не просто идиот, ты блаженный! С чего ты взял, что я собираюсь за тебя замуж?
