Лев Пучков - Операция «Моджахед»
— Ну и ничего нам это не даёт, — покачал головой Иванов. — Халида сказала, что они обе из его личного «инкубатора», а мы, в общем-то, и не сомневались на сей счёт. Это просто подтверждает её слова. Вот если бы там нарисовались рожи этих мерзавцев...
— В панораме пятивёрстки, на которой их местонахождение обозначено флажком, — подхватил Костя Воронцов. — И на стене — документация крупным шрифтом, с личными данными! Вот это было бы дело!
— Можно было бы без карты и рож, — живо откликнулся Вася Крюков. — Пусть бы он за кадром не команды давал, куда пригнуть и где держать, а назвал бы свои координаты. И не в пятивёрстке, а по «двушке», так вернее. Типа, сидим мы в квадрате тридцать шесть сорок восемь, по «улитке» — семь...
— Ладно, хорош балагурить, — прекратил эти мечтания Иванов. — Получается, что имеем мы с этого — мизер, и кому-то придётся вплотную заниматься этими Музаевыми. Всем отдыхать, я пошёл писать рапорт. Мне завтра с утра в Моздок, отчитываться перед Витей... Думаю, это ещё тот разговор будет...
— На правительственные награды не рассчитываем, — морально поддержал начальника Костя Воронцов. — Но будем надеяться, что нас хотя бы похвалят за то, что предотвратили теракт у церкви. Разве мы не молодцы?
— Молодцы, — буркнул Иванов, сонно зевнув. — Надейтесь. Я тоже надеюсь. Надеюсь, что нас за такую славную работу не разгонят к чёртовой матери и не отдадут под суд...
Глава четвёртая
СЕРГЕЙ КОЧЕРГИН
5 июня 2003 г., Ханкала — Моздок
Вообще, были надежды, что спецпредставитель своим государственным умом влёт вычислит бесперспективность данного дела и отдаст его на откуп «конкурентам». Чекистам, то бишь. Это ведь их огород, вот и пусть себе ковыряются потихоньку, как привыкли. Глядишь, к выборам президента найдут кого-нибудь.
Нет, мы не то чтобы такие уж отчаянные лентяи и совсем не желаем работать. Вопрос в том, как именно работать. Когда есть конкретный объект, допустим, отслеженный на рынке, и известно его местонахождение — это хорошая ниточка. Собрались, приехали, вцепились мёртвой хваткой и по-быстрому размотали весь клубок. Ну, пусть не весь клубок — половинка где-то там оборвалась ввиду сложных обстановочных факторов — но всё равно, есть какой-то результат.
А сейчас нам предстояло заняться такой тягомотиной, что любой штатный опер взвыл бы. Мы же, напомню, не опера, а простые вояки, у нас совсем другие задачи. Я вам сейчас скажу, что нам нужно делать, вы поделитесь с каким-нибудь знакомым сотрудником милиции, который хотя бы месяц был в командировке в Чечне, он вам популярно объяснит, что это такое.
Нужно нам было всего ничего: найти близких родственников Земфиры Музаевой и попросить их оказать содействие в её поисках. Как минимум — нормальное фото и места возможного пребывания вне Чечни. А в норме — чтобы кто-то из них (а желательно сразу несколько лиц) поехал с нами и погулял по улицам приграничных городов, авось в толпе углядит родное лицо...
Что, ничего странного не находите? Нормальная просьба, да? Ладно, если у вас под рукой нет знакомого милиционера с опытом пребывания в Чечне, я вас кратко введу в курс. Просьба, разумеется, вполне естественная, но... Это с нашей точки зрения. С точки зрения русского офицера, работающего в Чечне.
А теперь представьте себя на месте Музаевых. Нет, чтобы было доходчивее, оставим Музаевых в покое, а будем оперировать всем нам известными и близкими понятиями. Представьте, что идёт Великая Отечественная, сорок третий год на дворе... Вы — белорусский селянин, выдавший недавно дочь за всем народом любимого и горячо обожаемого партизана Поликарпа Бурлака из отряда легендарного Сидора Ковпака. И вот к вам в один прекрасный день вламываются эсэсовцы и просят оказать помощь. Дайте нам фото вашей дочурки, мы её маленько искать будем. Для чего именно — мы вам не скажем, это такой наш эсэсовский секрет. Нет портрета? Зер гут, яволь. Тогда собирайтесь, будем ездить с вами на нашем немецком мотоцикле с коляской по близлежащим посёлкам, чтобы вы нашли в толпе вашу дочурку и указали нам на неё...
Вот такие дела. И попробуйте убедить меня в том, что эта метафора совершенно идиотская и даже дикая по нашим цивилизованным условиям. Это вовсе не метафора, просто так оно и есть на самом деле, спросите в неофициальной обстановке у любого, кто тут был. У чеченов сейчас своя Великая Отечественная, мы для них ничем не лучше эсэсовцев, и они с трудом представляют себе, что среди тех эсэсовцев могут быть вполне хорошие ребятишки.
В общем, домыслите сами, как отнесутся Музаевы к нашей миссии.
Вот поэтому я и сказал вначале, что мы надеялись на передачу дела чекистам. Как говорит Вася Крюков, ну их в задницу, такие дела...
Ладно, давайте по порядку, а то начал сразу с больного вопроса, а в суть не посвятил.
Итак. Иванов прилетел из Моздока и сообщил «радостную» весть: есть решение сверху. Всё бросаем, занимаемся вплотную нашей недоловленной смертницей Земфирой. Строго конфиденциально. Минимум информации навынос, особенно для чекистов. Знакомая песня, не правда ли?
Иванов признался, что в такой постановке вопроса виноват он лично, вернее, его преступная искренность в разговоре с Витей и желание дать временному начальнику как можно больше информации по этому делу. Может быть, всё было бы иначе, не упомяни он о моём замечании насчёт Абу, голос которого я узнал на той записи...
С Абу я познакомился во время работы по основному профилю: нашей командой тогда ещё и не пахло. Я неплохо владею рядом языков (сугубо юношеские увлечения из мирной жизни, к военной специфике никак не относятся), в том числе и арабским. Бывало, знаете ли, валяешься вечерком на тахте, почитываешь «Шахнаме» (в подлиннике, абу-дабийского издания) и сам с себя прёшься — ну, блин, какой же я всё-таки умный и грамотный!
Это сейчас я так себя оцениваю, с позиции пережитого. Этакий умненький полиглот, вдобавок владеющий оружием, единоборствами и спецтехникой... А тогда, разумеется, оружием и спецтехникой там и не пахло, и ничего такого я не думал. Некогда было, надо было торопиться жить.
До встречи с Абу я и не подозревал, что в этой войне мой арабский может пригодиться. Чеченский — другое дело, его я изучал тоже вне ведомства, по сугубо личным мотивам, которые не всякому первому встречному откроешь.
Дело было так: чем-то озабоченный полковник Лаптев заглянул в нашу палатку, посмотрел на меня, этак задумчиво шевеля губами, и вдруг пробормотал:
— А! Арабский. И фарси. Полиглот, блин. Фарси — на фиг, но арабский... Точно... Ну-ка, лейтенант, «форма четыре», полная боевая — через пять минут едешь с нами.
И поехал. У нас не принято спрашивать младшего, хочет он ехать или как, просто приказывают за пять минут до у бытия, и попробуй не успеть.
Живописать мероприятие не буду, секрет. А по сути это были обычные переговоры.
Да, пару слов по поводу переговоров. Вот в народе бытует мнение, что моё ведомство иногда некими странными делишками занимается... С первого взгляда стороннему наблюдателю трудно понять, почему всё именно так устроено и нельзя сделать как обычно: тихонько подползти и всех грамотно расстрелять, как это умеет делать наш прославленный спецназ. Спешу заверить, что даже наша хитрая контора на прямой равноправный контакт (без последующего уничтожения либо захвата) с этими мерзавцами идёт лишь в том случае, если у них на руках имеются козыри, побить которые мы просто не в состоянии. Например, захваченный ими наш коллега. Чтобы спасти боевого брата, мы готовы пожертвовать многим: своей жизнью, важной информацией, возможностью завалить на месте международного террориста и так далее.
У противной стороны был свой переводчик, с ним Лаптев и общался. А я сидел скромно в сторонке и впитывал всё, что осталось «за кадром». А потом Лаптев этак мимоходом посвятил меня: знаешь, с кем общались? Это тот самый пресловутый Абу. Запомни его хорошенько.
Я запомнил. Внешне он из себя ничего особенного не представляет, можно запросто спутать с любым похожим экземпляром из той же категории. Но есть такие отличительные черты, как голос, физиолептика и характерные манеры. Со слухом у меня полный порядок, да и на память не жалуюсь.
Наш манёвр дал результат: мы узнали многое из того, что не предназначалось для наших ушей, и в конечном итоге переиграли противника. Спустя несколько дней, когда дело дошло до собственно обмена, мы спасли своего товарища и не отдали приготовленного «на бартер» их товарища. Всех присутствующих с той стороны, естественно, по ходу дела «зачислили». Живьём взять никого не вышло, при всех своих нехороших качествах они отличные воины. В минусе же мы поимели утраченную напрочь возможность в последующем вести какие-либо переговоры с противной стороной. Теперь они просто не пожелают с нами общаться, коль скоро возникнет схожая ситуация. Значит, нам остаётся лишь не давать поводов для возникновения подобных ситуаций.
