Михаил Федоров - Сестра милосердия

Она посоветовала взять в грузчики армянина: — Пусть тащит ваши рюкзаки!

Воронеж сообразил:

— А ну, ара, идь сюды!

Армянин покочевряжился, но взвалил на спину Наташин и Ингин рюкзаки.

Воронеж недосмотрел: армянин через километр куда-то исчез. С рюкзаками пропали и припасённые медикаменты.

— Вот ара-бара! — бесился Воронеж.

— Сам ты баран! — отвечали ему.

Повезло, что самое необходимое осталось в медицинских сумках, с которыми медсёстры не расставались.

После Гума показалась впадина, а за ней — подъём: дорога вела в Ахалшени.

Это небольшое, компактное село из одноэтажных и двухэтажных домов, в котором жили русские, армяне, греки, грузины, мегрелы. Абхазов в нём почти не было.

Брали его тяжело. Наткнулись на пулемёт. Воронеж сунулся вперёд, но его прижало к земле огнём. Он видел, как высокий парень, блондин, бросился вперёд и подорвал место, откуда обстреливали, а когда выбирался назад, его достали. Он уже рядом был, когда ему раскурочило ногу.

— Наташа! — не закричал, а зарычал Воронеж.

Наташа сунула волосы в берет, подскочила к блондину через полянку:

— Ложись! Оторвала от штакетника забора доску, наложила шину на ногу.

— Раненый!

— Раненый! Теперь кричали с разных сторон. Наташу с Ингой носило из края в край села. После относительного затишья на Гумисте им приходилось оказывать помощь не покладая рук. В Ахалшени попали под ливень. Промокли.

— Только подсохли в Гуме, как приходится сушиться опять, — ругались на непогоду.

Взяли пленных. Одного — толстого-претолстого, безобразно толстого.

Звали его Нико. С виду Нико — лет сорок.

Наташа — Нико:

— Вы же еле ходите…

У него сердце выскакивало.

Воронеж:

— Куда тебя принесло? Весь трясётся: — Я не знал… Я мастер производственного обучения. В Тбилиси. Вызвали в военкомат. Я пришёл. Нас оцепили и в самолёт — и сюда. Выдали форму — и в горы…

Грузины его бросили. А сам он не смог уйти.

Наташа:

— Расскажите, как всё было. Напишите на бумаге.

Он рассказал, что у него две дочери, написал про стариков отца и мать, которые жили в Кутаиси.

«Видно, не такой уж плохой человек», — подумала Наташа. Видела, с каким сожалением говорил он о том, что случилось.

Воронеж — Наташе: — Чего он всё лежит у тебя и лежит? Давай его возьмём, за водой пусть ходит.

— Ты же видишь, человек больной! Наташа делала ему сердечные уколы.

Но как-то Наташи не было. Приходит: Нико нет.

Воронеж:

— Мы пошли за водой, ему стало плохо, а там трудно идти, и то ли упал… — Столкнули! — ахнула Наташа.

Воронеж не ответил.

— Знаешь, что у тебя девочка? — посмотрела, как на допросе.

— Ну и что?

— А то, что вот так тебя столкнуть…

— А ты что, хотела, чтобы он выздоровел и ушёл? Сбёг, как тот ара?

— Хотела… — сказала и чуть не разрыдалась.

С некоторых пор Наташа стала замечать в себе неожиданную плаксивость.

— Натаха! Ты в своём уме? Они твою…

— Да не они! Да если и они. Если все мы зверьми будем….

— Успокойся…

Наташа уже давно чувствовала себя неважно. За год войны истрепались её нервы, тело ныло от постоянных физических перегрузок, болело там, где раньше не чувствовала боли. Но она стоически переносила выпадавшие на её долю трудности. А что ей оставалось? Только всё сносить и терпеть.

После Ахалшени спустились на Каман.

Каман — почти стёртое с лица земли село. Всё было разбито. Валялись трупы гвардейцев. Коровы бродили по склонам и мычали. Собаки выли. От домов остались одни коробки. Всё говорило о том, с каким трудом брали село.

Каман — в горах и как бы под горами. Священное село. В глубине ущелья, на взгорке в начале села, возвышался храм. Ребята рассказали Наташе, что священник дал команду и абхазов встретили с автоматами. Там жили в основном грузины, мегрелы, сваны, и сопротивление оказали жестокое, но абхазы выбили врага.

Около церкви двумя этажами возвышался дом престарелых. Его пожилые обитатели разбежались во время штурма, и теперь в нём разместили раненых.

Батальон Наташи шёл сверху — его выбросили вертолётами в Двуречье, батальон её брата с Людой и Лианой шёл снизу через Гумисту, а Хасика с отцом — через Шубару. Это выше Афона. Прошли через горы, протащили бронетехнику, спустились к Гумисте и через Каман наступали на Шрому.

Взвод Хасика шёл в первом эшелоне, который пробивал проходы. Они перешли реку вброд рядом с церковью. Сняли с колокольни пулемётчика. На них выскочила монашка. Никто не ожидал, что она начнёт стрелять, а монашка вытащила из-под накидки автомат и в упор уложила несколько человек и нескольких ранила. Её не пощадили. Несколько дней она лежала на взгорке, и её чёрные ботинки грызла собака.

Взвод прошёл дом престарелых, дорогу через Каман, подошёл к мосту. За мостом на горе виднелась Шрома — последнее село на подступах к Сухуми.

Грузины из Камана кто бежал в горы, кто удрал через мост в Шрому, а кто не успел убежать, спрятался в подвалах, в колодцах.

Хасик решил набрать воды. Опустил ведро в колодец, а оно — бамц! Заглянул — в колодце грузин.

— Биджорик! А ну вылазь! Оттуда вылез гвардеец.

Хасик обыскал его, нашёл фотокарточку:

— Твои? — Семья, — тот опустил голову.

— Ты о своих думал, когда автомат в руки брал, а о моих? — Хасик постучал себе в грудь.

— Только не стреляй! Не стреляй! — затрясся пленный.

Хасик плюнул и отвёл в штаб. А Василий Забетович рыскал в Камане по дворам в поиске вина, и его усилия увенчались успехом. После нескольких дней изматывающего перехода и боя кавказские вина улетучивались с невиданной быстротой.

Разведка показала: по дороге на Шрому окопы грузин, БМП на высотке.

Все понимали, что абхазам придётся двигаться по этой единственной дороге, чтобы следом прошла бронетехника, но команды «наступать» не давали.

Командование долго думало и приняло решение: часть абхазов обойдёт Шрому по горам и начнёт её штурмовать с гор, а остальная часть пойдёт в лобовую. Но сначала артиллерия обработает подступы с Эшер.

Так и получилось: грады обстреляли село, но грузины настолько хорошо закрепились, что взять Шрому не смогли.

— Ничего не пойму! — говорил Хасик отцу. — Ведь для грузин обычное состояние — бежать. А тут — насмерть стоят.

— Там сваны, — отвечал Василий Забетович. — Есть такая грузинская народность, они мужественные, как абхазы. Шрома — сванское село. Поэтому местное ополчение держать его будет до последнего.

Артиллерия снова поработала. Команда: «Вперёд!»

Обычно взвод Хасика шёл ночью: разведает огневые точки, мины проверит, а потом уже шёл батальон. А тут команда «Вперёд!» среди бела дня.

Комвзвода начальству по рации:

— Вы чего делаете? Как — вперёд?! Час дня, нас постреляют всех! А ему:

— Ты что, Шрому взяли наполовину со стороны гор!

Ну, приказ есть приказ. И попёрли. Поверили, что не будет противодействия, что Шрому с тыла уже окружили. Действительно, бои велись за село, но только на подступах.

А взвод Хасика пошёл в лобовую средь бела дня. Их сразу обнаружили. И началась стрельба: из окопов, БМП расстреливает сверху.

Абхазы подходят к мосту, стреляют — бегут — стреляют — бегут, а грузинский БМП поливает.

Хасик: «Точку не погасили! Мы — вперёд, а нас колошматят».

Справа взрывало. Слева. Абхазы начали прятаться: невозможно пройти, пулемёт строчит, всё простреливается. Хасик перебежал мост, попытался забежать в гору, чтобы спрятаться. Слышит в очерёдности: сначала выстрел — «тух!» — и потом по нарастающей — «ш-ш-ш-ш…». Он ложится.

А кто неопытный, те гибли. Не успевали прилечь и в полроста принимали на себя удар: снаряд взрывался, и всё вокруг поражалось.

Следом за Хасиком бежал Василий Забетович. Очередное «тух!», «ш-ш-ш…».

Взрыв. Хасик пару шагов сделал (снаряд несколько секунд летит), только лёг — метрах в трёх бабахнуло.

Ему повезло: лёг за валун. По камню с треском прошли осколки. Но попали в автомат, в голову, в ногу. У Хасика сначала шок и — никакой боли. Ударная волна прошла сверху. Хасика контузило.

Сознания он не терял. Сразу встал, а ходить не может. Глядит — кровь. Но не так чтобы ногу разорвало, просто маленькие осколки глубоко впились. Осколки попали в голову. Скользящие… «Если б в лоб, череп бы раскроило», — подумал Хасик. Смотрит: кто не успел лечь, разорванные лежат. Пробитые осколками. Тут на него, как кошка, прыгнул Василий Забетович. Сбил, прижал к земле. Снова — «ш-ш-ш…». И вот думай: снаряд угодит в тебя или пролетит мимо?

Дотемна лежали на склоне. С опаской поглядывали наверх: как бы сверху не пошла грузинская пехота. Как стало смеркаться, отец оттащил Хасика к реке, а с темнотой перенёс вброд.