Александр Тамоников - Рота уходит в небо

Предсказания Николая, что дедовщина по-любому проявит себя, подтвердились. Прошла неделя усиленного контроля. Ничего в смысле нарушения дисциплины не происходило, и его решено было смягчить. Офицеры и так были загружены службой, и дополнительные длительные нагрузки на пользу не шли, неизбежно сказываясь на качестве их основной деятельности. Поэтому Доронин с понедельника отменил суточный режим нахождения ответственных офицеров в роте, и теперь контролирующий порядок оставался в казарме до отбоя. Этим не преминули воспользоваться отдельные старослужащие, которым не по нутру были введенные ранее порядки.

Однажды уже спящих Николая и Костю поднял дежурный по роте, сержант Смагин.

— Подъем, духи! Оделись и в сотрир, на беседу, быстро!

— Какую еще беседу? –  спросил спросонья Колян.

— Там узнаешь какую, а ну мухой взлетели! –  Началось, –  буркнул Коля. –  Не бойся, Кость, –  прорвемся.

Пришлось подчиниться. Друзья, протирая глаза, зашли в туалетную комнату. Там находились Гольдин –  их командир отделения, Кузя –  старослужащий Кузнецов из первого взвода, Корявый –  Коркин, сослуживец и одногодок Кузи. Замыкал шалман дежурный по роте –  Смагин. Туалетная комната делилась на две. Передняя –  умывальник, задняя –  собственно туалет. В передней, почти посередине, сидел на стуле, закинув ногу за ногу, Гольдин. Остальные расположились полукругом. Смагин встал у двери, как бы перекрывая выход. На окна опущены темные шторы светомаскировки.

— Ну что, духи? –  начал Гольдин. –  Служба медом кажется? А? И думаете, бляди, так и дальше будет? Как ротный вам пел? Гвоздь в грызло! Поняли, обмороки?

Сержант встал, подошел к Косте, тыча его пальцем в грудь:

— А ты, интеллигент вшивый, считаешь себя на особом положении? В стукачи заделался, козел трухлявый? Отвечай, когда сержант спрашивает!

— Что-то я не пойму о чем вы, товарищ сержант?

— Ах, ты не понимаешь? Может, так поймешь?

Гольдин резко ударил Костю в солнечное сплетение. Удар был неожиданным, и Костя не успел напрячь пресс. Боль перехватила дыхание, и он согнулся. Тут же ребром ладони Гольдин ударил по незащищенной шее. Костя охнул и упал на пол.

— Ты че делаешь? –  подал голос Колян. –  Очумел, что ли?

— Че? Че ты, балбес, вякнул?

— А ничего! За что бьешь?

— Да ты никак борзый, душара?

Гольдин попытался ударить Колю, но тот, имеющий довольно богатый опыт деревенских кулачных боев, легко уклонился, не сходя с места.

— Вы че беспредельничаете? Нагрузить хотели? Грузите. А зазря бить нечего.

Почувствовав в Коляне скрытую угрозу своему дешевому авторитету, Гольдин решил сменить тактику.

— А ты, Горшков, ничего. Смекаешь, что к чему. Видать, не раз был бит.

— И бит был, и сам бил неслабо. Мне до фени все, когда заведусь.

— Ну-ну! А че за этого заступаешься? Он же стукач?

— Кто тебе такую ерунду сказал?

— Голь? Че ты с ним базаришь? –  вступил в разговор Кузя. –  Он же сам напрашивается, так грузи его по полной.

— Слышал, Горшков? Сам напросился. Так что давай, душок, вали за косяками.

— За чем? –  удивился Колян.

— Ты че, в натуре, с луны свалился? Дряни никогда не курил?

— А на что она мне?

— Вот балбес. Про анашу слышал?

— Слышал.

— Так вот. Забивается анаша в косяк и курится. Понял, придурок? За столовой махнешь через забор, дальше пойдешь прямо, у моста свернешь к реке. Там в бараках таджики живут. У них и возьмешь дряни –  два косяка.

— А бабки?

— Какие бабки, дурак?

— Че они мне, так дадут, что ли?

— А вот это нас не колышет. Как хочешь и на что хочешь бери. И чтобы через час был тут. Придешь пустой –  не взыщи.

— Да по пути пузырь водяры возьми, –  озадачил Коляна Смага.

— Въезжаешь? Сделаешь все как надо, дальше по-другому будем базарить. Не сделаешь –  кранты и тебе, и твоему дружку. Въехал? Давай вали. Время пошло.

— Ладно, принесу че надо, только это, его, –  Колян показал на Костю, который начал приходить в себя, –  не трогайте, не надо.

— Какой базар!

Николай повернулся и вышел из туалетной комнаты. Как только он ушел, Гольдин вернулся к разговору с Костей, который только отдышался от коварного удара.

— Ну так че, душок? Теперь понял, что я хотел сказать? Молчишь? Ну так запоминай. С этого дня лично ты ежедневно будешь чистить обувь, подшивать подворотнички, стирать и гладить форму мне и моим друзьям. И делать это будешь втихаря, чтобы не дай бог тебя не засекло офицерье. Ну а если стуканешь кому, тогда не взыщи. Тебе кранты. Домой на коляске увезут в лучшем случае. Понял, интеллигент?

— Обувь, говоришь, чистить? –  поднимаясь, переспросил Костя. –  Добро.

Он встал и вдруг, схватив сержанта за плечи, дернул на себя, нанося головой удар в лицо. Гольдин охнул. Отпущенный, он потерял ориентацию и тут же получил удар между ног. Корявый с Кузей, придя в себя от неожиданности, бросились на Костю. Костя успел локтем отбить руку Кузи и ударить в челюсть, но и сам получил увесистый и больной удар в затылок. В глазах потемнело, но Костя нашел в себе силы развернуться и въехать левой в сопло Корявому. Подоспел Смагин, который сбил Костю с ног. Подняться ему уже не дали. Разъяренные деды принялись избивать его ногами, стараясь не попасть в лицо. Гольдин постепенно приходил в себя в углу туалета и наконец дал команду своим дружкам прекратить избиение.

Колян еще из дома припрятал триста рублей. Знал, что пригодятся, вот и пригодились. Он беспрепятственно преодолел забор и темную улицу, вышел к мосту, осмотрелся. Справа, вдоль реки, –  заброшенные бараки, в черных проемах окон кое-где тускло горел свет. Николай подошел к двери, дорогу ему преградил огромных размеров пес. Пес лениво загавкал, не предпринимая больше никаких попыток отогнать незваного гостя. Видимо, гости наведывались сюда часто. Вышел черный, как негр, человек в длинном полосатом ватном халате.

— Ай, зачем пришел?

— Дрянь нужна.

— Э-э, кто сказал сюда ходить?

— Тебе че? Фамилии назвать?

— Э-э, зачем фамилья? Сколько брать будишь?

— Два косяка.

— Подожди, вынесут.

— Сколько я тебе должен?

— А твоя не знает?

— Ты мозги-то мне не пудри. Знает моя, не знает, тебя не колышет. Говори, сколько?

— Зачем ругаешься? А скажу нет косяк, что будет?

— Конец тебе будет. Давай, времени у меня нет бакланить с тобой.

— Двести пятьдесят отдашь, кто принесет.

Таджик запахнул полы халата и исчез в проеме двери. Через минуту Колю окликнули. Сзади него, на пригорке, стоял мальчик, точная, только уменьшенная копия взрослого обитателя развалин.

— Солдат! Сюда иди?

Николай подошел.

— Деньги давай?

— Дрянь где?

— Тут, –  пацаненок показал зажатые в кулаке удлиненные папиросы. –  Анаша ништяк.

— Давай сюда.

— Э-э, деньги давай?

Колян протянул деньги –  двести рублей, получив взамен две папиросы. Тут же он пошел на подъем, где его догнал пацан.

— Ну че тебе?

— Мало деньги дал.

— Ты че, в натуре, считать не научился, Тарзан?

— Моя считал, еще пятьдесят рублей надо.

Колян нагнулся к пацану.

— Слушай, чушок, пошел ты! Понял? Или тебе по макушке настучать для понятия? –  Коля не испытывал никакого желания доплачивать, чувствуя, что торговец наверняка задрал цену, видя перед собой явного лоха. Пацаненок, ругаясь на своем языке, неохотно удалился.

Прикупив по пути бутылку водки, Николай тем же путем вернулся в роту.

— Ждут? –  спросил он у дневального, такого же молодого, как сам.

— Там они. А че там? Разборки какие?

— Ага, скоро сам узнаешь.

Колян, пройдя вдоль спящей казармы, открыл дверь туалетной комнаты. Первое, что он увидел, -это окровавленное тело Кости, которое прислонили к стене. Четвертка дедов стояла тут же. У троих, включая Гольдина, морды были подпорчены. Значит, Костю, в его отсутствие, жестоко избивали, но он дал отпор. И тогда его били вчетвером. Одного. Кровь ударила в голову Николая, в глазах вспыхнула ярость.

— Ну че? Принес товар, душара?

— Товар? Принес. А это че? –  Он кивнул на Костю. –  Вы его одного вчетвером, значит, отоварили. За что?

— Ты че, конь, оборзел?

— За что, суки, пацана избили? Я же говорил: не трогайте!

— Ты кто есть-то, дух? Кого суками назвал, полудурок?

— Ну козлы, ну твари…

Колян выхватил бутылку водки и тут же разбил ее о край умывальника. Когда в руке у него оказался заостренное горлышко, он ринулся вперед, одним взмахом вспоров воздух возле самого лица Гольдина. Тот дернулся назад. Почувствовав, что дело принимает опасный оборот, Кузя с дежурным Смагиным выскочили из туалета. Николай же продолжал наступление на Гольдина.

— Ну че, хорек, побледнел? Я тебя за Костю порву сейчас, на куски порежу.

Взмахнув горлышком, другой рукой Колян врезал Гольдину прямо в переносицу. Тот упал. Развернувшись, Николай ударил стоящего в оцепенении Корявого сапогом. Коркин, схватившись обеими руками за свое мужское достоинство, осел на пол. Гольдин в это время попытался встать, но тут же был вновь уложен, ударом ноги в голову. Вскочив на поверженного врага, Колян рывком перевернул сержанта на спину и занес над ним страшное, калечащее оружие.