Любовники смерти - Коннолли Джон
Когда праздник закончился, был уже третий час ночи, и начальник полиции решил, что Дэниэл Фарадей подождет до утра.
В ту ночь Дэниэл Фарадей и его жена умерли. Горелки на их газовой плите были открыты на полную мощность. Окна, входная и задняя двери были закрыты плотно, без щелей, поскольку Дэниэл работал инспектором в одной местной компании коммунальных услуг и знал цену утечки тепла зимой, так что газ не мог выветриться из дома. Похоже, его жена на каком-то этапе засомневалась (или была жуткая версия, что это не совместное самоубийство, а самоубийство и убийство, совершенное ее мужем), поскольку ее тело было найдено на полу спальни. На кухонном столе рядом с букетиком искусственных цветов стояла фотография Фарадеев с сыном. Полиция пришла к заключению, что они покончили с собой от горя, и Дэшат был сокрушен чувством вины, что не ответил на их звонок. Это прибавило ему решимости разыскать убийцу Бобби Фарадея, кто бы это ни был, и он начал задумываться о трех якобы самоубийствах, постигших одну семью, причем одно из них уже оказалось не тем, чем показалось сначала.
После возвращения от Фарадеев Эмили закончила паковать вещи. Она готовилась к отъезду с тех пор, как пропал Бобби, каким-то образом чувствуя (хотя и не произносила этого вслух), что Бобби не вернется, что с ним случилось что-то страшное. Обнаружение его тела и выяснение причины смерти только подтвердили то, что она и так знала. Ее обнаружили. И снова пора уезжать.
Эмили уже годы была в бегах, она убегала от чего-то, что преследовало ее. Она все лучше и лучше училась скрываться, но не достаточно хорошо, чтобы спрятаться навсегда. Она боялась, что в конце концов это что-то поймает ее.
Поймает ее и сожрет.
Глава 8
На следующий день у меня был выходной, и только тогда я заметил, каким беспокойным стал Уолтер. Он скребся у двери, просясь выйти, а через несколько минут снова просился домой. Он словно не хотел отходить от меня надолго, но все время засыпал. Когда зашел Боб Джонсон и поздоровался, как всегда выйдя утром на прогулку, Уолтер не подошел к нему, даже когда Боб предложил ему половинку булочки из своего кармана.
– Знаешь, – сказал Боб, – он уже был таким, пока ты был в Нью-Йорке. Я думал, он просто прихворнул в прошлые выходные, но, похоже, так и не поправился.
Днем я отвел Уолтера к ветеринару, но женщина-ветеринар не нашла никакой болезни.
– Он долго бывает один? – спросила она.
– Ну, я работаю, и иногда сутки или двое не прихожу домой. Когда меня нет, за ним присматривают соседи.
Она потрепала Уолтера по спине.
– Мне кажется, ему это не очень нравится. Он еще молодой пес. Ему нужна компания и поощрение. Ему нужен режим.
Через два дня я принял решение.
Это было воскресенье, и с утра пораньше я был уже в пути, Уолтер сидел на переднем сиденье рядом, то задремывая, то наблюдая за проносящимся мимо окружающим миром. До полудня я уже был в Берлингтоне и остановился у знакомого маленького магазинчика игрушек, чтобы купить для Сэм тряпичную куклу, а в булочной взял несколько кексов. В Берлингтоне я попил кофе на Черч-стрит и попытался почитать «Нью-Йорк таймс», Уолтер лежал у моих ног. Рэйчел и Сэм жили в десяти минутах езды от города, но я не спешил. Я не мог сосредоточиться на газете. Вместо чтения я гладил Уолтера, и он от удовольствия опустил веки.
Из галереи на другой стороне улицы появилась женщина, ее распущенные рыжие волосы касались плеч. Рэйчел улыбалась, но не мне. За ней шел мужчина. Он что-то сказал ей, и она рассмеялась. Пузатый и спокойный, он выглядел старше ее. Он нежно положил руку ей на талию, и они пошли рядом. Уолтер заметил Рэйчел и попытался встать, завиляв хвостом, но я удержал его за ошейник. Потом сложил газету и швырнул в сторону.
День не обещал ничего хорошего.
Когда я добрался до владений родителей Рэйчел, ее мать Джоан рядом с домом играла в мяч с Сэм. Сэм исполнилось два годика, она уже достигла того возраста, когда узнавала названия любимых лакомств и знала понятие «мое», которое покрывало очень многое из всего, что она научилась любить, – от чужих булочек до какого-нибудь дерева. Я завидовал Рэйчел и ее семье, которые имели возможность наблюдать за развитием Сэм. Я-то, похоже, видел это только урывками, как отрывки из фильма, в которых ключевые сцены вырезаны.
Когда я вышел из машины, Сэм узнала меня. На самом деле, я думаю, первым она узнала Уолтера, потому что назвала его «Уолнат», искаженной версией его клички, и протянула руки, чтобы обнять. Она никогда Уолтера не боялась. Для Сэм он попадал в категорию «мое», и пес, подозреваю, рассматривал Сэм схожим образом. Он бросился к ней, но в паре футов затормозил, чтобы не сбить на землю. Она обхватила его ручками, а он, лизнув ее, улегся и, счастливо виляя хвостом, дал ей упасть на него.
Если бы Бог наградил и Джоан хвостом, не думаю, что он бы когда-нибудь вилял. Она приложила усилия, чтобы при моем приближении выдавить улыбку на лице, и, едва прикоснувшись, поцеловала меня в щеку.
– Мы тебя не ждали, – сказала она. – Рэйчел уехала в город. Не могу точно сказать, когда вернется.
– Я могу подождать, – ответил я. – Все равно я приехал повидаться с Сэм и попросить об одном одолжении.
– Одолжении? – Улыбка на ее лице застыла.
– Я придержу просьбу до возвращения Рэйчел, – сказал я.
Сэм разомкнула свои объятия вокруг Уолтера достаточно надолго, чтобы доковылять до меня и обхватить мои ноги. Я подхватил ее и, вручая куклу, заглянул в глаза.
– Привет, красавица! – сказал я.
Малышка засмеялась и коснулась моего лица.
– Папа, – проговорила она, и мои глаза увлажнились.
Джоан пригласила меня в дом и предложила кофе. Я уже накачался кофе на день вперед, но приготовление кофе хоть чем-то занимало ее. Иначе нам бы пришлось лишь глазеть друг на друга или развлекаться наблюдением за Сэм и Уолтером. Джоан извинилась, и я слышал, как дверь закрылась, и послышалось, как она приглушенно говорит с кем-то. Я догадался, что она звонит Рэйчел. Когда она вышла, Сэм и я стали играть с Уолтером, и я слушал ее лопотанье, смесь распознаваемых слов и ее собственного языка.
Джоан вернулась и налила кофе, потом налила в пластиковую чашку молока для Сэм, и мы принялись за кексы, разговаривая ни о чем. Через пятнадцать минут я услышал, как подъехала машина, и в кухню вошла Рэйчел. Она выглядела возбужденной и рассерженной. Сэм тут же бросилась к ней, потом указала на пса и снова сказала «Уолнат».
– Какой сюрприз! – сказала Рэйчел, а потом удивление сменилось выражением сродни тому, когда обнаруживаешь у себя в постели труп.
– Решение под влиянием момента, – сказал я. – Извини, если расстроил твои планы.
Несмотря на все мои усилия, или, может быть, они не были достаточно энергичными для начала, в моем голосе слышалось раздражение. Моя бывшая заметила это и нахмурилась. Джоан, испытанный дипломат, забрала Сэм и Уолтера поиграть на улице, а Рэйчел сняла пальто и повесила на спинку стула.
– Тебе следовало позвонить, – сказала она. – Нас могло не оказаться дома, могли уехать куда-нибудь.
Она сделала попытку убрать несколько тарелок с сушилки, потом передумала.
– Ну, как ты поживал?
– Я поживал хорошо.
– По-прежнему работаешь в «Медведе»?
– Да. Там не так плохо.
Она неплохо изобразила горестную улыбку своей матери.
– Рада это слышать.
Последовало молчание, потом Рэйчел сказала:
– Нам нужно формализовать эти визиты, вот и все. Тебе далековато ехать, чтобы приезжать просто по капризу.
– Я стараюсь приезжать как можно чаще, Рэч, и всегда стараюсь позвонить. Кроме того, это не просто каприз.
– Ты понял, что я хотела сказать.
– Да, понял.
Снова молчание.
– Мама сказала, что у тебя была какая-то просьба.
– Я хотел бы оставить Уолтера у вас.
Впервые она проявила какую-то эмоцию кроме недовольства и плохо скрытой злобы.
