Лучший из лучших - Смит Уилбур
– Сначала острижем! – выдавил Дуглас, задыхаясь от смеха и радостного возбуждения. – Держи ему голову!
Бросив палку, Генри двумя руками схватил пленника за волосы, изо всех сил оттягивая голову назад. Дуглас, по-прежнему сидящий на лопатках Джордана, прижал его к земле и взмахнул ножом.
– Не давай ему дергаться, – сказал Дуглас брату, кромсая золотистые волосы.
Пучки волос оставались в руках Генри: местами обрезанные, местами вырванные с корнем, словно перья, выдернутые из тушки зарезанного цыпленка. Генри с хохотом подбрасывал поблескивающие на солнце клочья кудрей в воздух.
– Теперь ты будешь мальчишкой!
Перестав сопротивляться, Джордан лежал, прижатый к земле, сотрясаясь от рыданий, а Генри снова схватил его за волосы.
– Режь покороче! – велел он брату – и вдруг взвизгнул от боли.
Тонкий конец хлыста из шкуры носорога хлестнул по свежим синякам, оставленным тростью преподобного отца Гэндера, – Генри взвился, схватившись за ягодицы, и запрыгал на месте.
Его схватили за воротник и вздернули: брыкаясь, Генри повис в воздухе, все еще зажимая руками горящее огнем седалище.
Дуглас поднял глаза: увлеченные издевательством над малявкой, братья не заметили всадника, показавшегося из-за поворота. Подъехав к барахтающейся посреди тропинки куче тел, мужчина сразу узнал близнецов, которые давно заслужили дурную славу на прииске. Через секунду он уже разобрался, что происходит и кто жертва.
Увидев брата, болтающегося в воздухе, как труп на виселице, Дуглас мгновенно сообразил, что обстоятельства изменились. Торопливо вскочив на ноги, он метнулся прочь, однако всадник развернул коня и, словно играя в поло, ударил длинным хлыстом. Дуглас замер от боли: если бы не толстая парусина штанов, удар распорол бы кожу.
Не давая ему возможности прийти в себя, всадник схватил хулигана за руку и с легкостью поднял его. Теперь мужчина держал в каждой руке по извивающемуся и хнычущему от боли мальчишке.
– Я вас, поганцев, знаю, – негромко произнес он, задумчиво глядя на близнецов. – Вы – братья Стюарт. Те самые, которые загнали мула старика Джекоба в колючую проволоку.
– Пожалуйста, мистер, отпустите! – зарыдал Дуглас.
– Помолчи! – спокойно велел всадник. – Именно вы перерезали поводья на упряжке Де Кока. Вашему отцу это влетело в крупную сумму, а еще комитет старателей желал бы знать, кто поджег палатку Карло…
– Мистер, это не мы! – взмолился Генри.
Судя по всему, близнецы знали, кто их поймал, и боялись его как огня.
Джордан с трудом поднялся на колени, глядя на своего спасителя снизу вверх. Наверное, он очень важный господин – может быть, даже член того самого комитета. С ума сойти! Ральф как-то объяснил братишке, что член комитета старателей – это нечто среднее между полицейским, принцем и чудовищем из сказок, которые читала мама. И вот то самое сказочное существо смотрит на Джордана – стоящего на коленях, заплаканного, покрытого пылью, с кровоточащими царапинами на голенях, в разорванной рубахе с болтающимися на ниточках пуговицами.
– Вы в два раза больше этого малыша! – сказал всадник. Глаза у него были голубые, необыкновенно яркие – глаза поэта… или фанатика.
– Мистер, мы просто играли! – пробормотал Генри.
– Мистер, мы ничего плохого не хотели!
Всадник перевел горящий взгляд с Джордана на извивающихся в руках близнецов.
– Играли? – переспросил он. – В следующий раз, если я поймаю вас за такими играми, вы и ваш отец будете объясняться с комитетом. Ясно? – Он грубо встряхнул мальчишек. – Вы меня поняли?
– Да, мистер…
– Я вижу, вы играть любите? Так вот вам новая игра, и мы будем играть в нее всякий раз, когда вы хоть пальцем тронете того, кто младше вас!
Мужчина неожиданно бросил мальчишек на землю и, прежде чем они успели прийти в себя, заработал хлыстом. Близнецы рванулись прочь, а он поехал за ними легким галопом и добрую сотню ярдов подхлестывал хулиганов по ногам, заставляя не терять скорости. Потом вдруг развернул лошадь и вернулся к бледному, дрожащему Джордану.
– Молодой человек, если вам пришла охота почесать кулаки, то не стоит связываться с двумя противниками одновременно.
Незнакомец ловко спешился, забросив поводья за плечо, и присел на корточки рядом с Джорданом.
– Где больше всего болит? – спросил он.
Джордану вдруг отчаянно захотелось не показаться плаксой. Он шумно вздохнул, сглатывая слезы. Кажется, мужчина его понял.
– Молодец! – сказал он. – Так и надо. – Вытащив из кармана платок, он вытер грязное, заплаканное лицо Джордана.
– Как тебя зовут?
– Джорди… то есть Джордан, – со всхлипом поправился мальчик.
– Сколько тебе лет, Джордан?
– Почти одиннадцать.
Боль от ран физических и душевных начала утихать, сменившись теплой волной благодарности к спасителю.
– Сплюнь! – приказал незнакомец, протягивая платок.
Джордан послушно смочил слюной уголок ткани.
Взяв мальчика за плечо, мужчина развернул его спиной к себе и принялся вытирать кровь на ногах. В небрежном прикосновении мужских рук не было ни капли нежности, но проявленное внимание заставило вспомнить маму. Пустоту внутри внезапно пронзило болью, и Джордан чуть снова не расплакался. Сдерживая слезы, он повернул голову, наблюдая за действиями незнакомца. Сильные пальцы двигались несколько неуклюже. Крепкие, коротко остриженные ногти слегка поблескивали. Тыльную сторону ладони покрывали тонкие золотистые волоски, отсвечивающие на солнце.
Незнакомец поднял взгляд на Джордана. Незагорелое лицо было гладко выбрито, не считая аккуратных усиков над яркими, чувственными губами. Большой нос смотрелся вполне пропорционально на крупной круглой голове, покрытой густой волнистой шевелюрой каштанового цвета. Мужчина был совсем молод – лет двадцать, не больше, – однако в нем чувствовались такая зрелость и сила, что выглядел он гораздо старше.
Первому впечатлению противоречили едва заметные детали: яркий румянец казался нездоровым и лихорадочно горел на щеках; кожа на лице оставалась гладкой, но в уголках губ и глаз виднелись признаки страдания; в проницательных глазах улавливалась трагическая тень, некая печаль, доступная разве что невинному взгляду ребенка.
Мужчина и мальчик посмотрели друг другу в глаза – где-то в глубине души Джордана что-то повернулось, и он почувствовал сладкую боль: благодарность, щенячья любовь, сочувствие, преклонение и что-то еще, чему он не знал названия.
Незнакомец встал: крепко сложенный, выше шести футов ростом – Джордан едва доставал ему до груди.
– Как зовут твоего отца, Джордан?
Мальчик ответил, благодарный, что его назвали полным именем, как взрослого.
– Да, – кивнул незнакомец, – я о нем слышал. Охотник на слонов, верно? Давай-ка отвезем тебя домой.
Он вскочил в седло, наклонился и закинул Джордана на круп лошади. Мальчик сел боком и обхватил всадника обеими руками за талию, чтобы удержаться.
Когда они появились в лагере Зуги, Ян Черут торопливо выскочил из-за сортировочного стола и снял Джордана с лошади.
– Он подрался, – сказал незнакомец. – Смажь царапины йодом, и все будет в порядке. Боевой у вас парень!
Ян Черут, обычно резкий и циничный, с этим человеком вел себя подобострастно – прямой взгляд незнакомца на длинноногом скакуне словно лишил его дара речи. Держа Джордана одной рукой, другой он снял с головы старую военную фуражку и прижал ее к груди, раболепно кивая в ответ на распоряжения.
Всадник перевел немигающий взгляд на Джордана и впервые улыбнулся.
– В следующий раз, Джордан, не задирай тех, кто в два раза больше тебя, – посоветовал он и, пустив лошадь рысью, уехал не оглядываясь.
– Джорди, ты знаешь, кто это был? – торжественно спросил Ян Черут, не сводя глаз с удаляющегося всадника. Не дожидаясь ответа, он сказал: – Это самый главный начальник комитета старателей, самый важный господин на прииске… – Ян Черут сделал театральную паузу. – Его зовут Сесил Родс.
– Мистер Родс, – повторил Джордан. – Мистер Родс.
