Михаил Серегин - Государственный киллер
– Это доказано совершенно точно и документально, – заявил капитан, напыжившись от осознания важности сообщаемых сведений, – улики настолько неопровержимы, что не имеет смысла оправдываться.
– Это какая-то ошибка, – стараясь говорить уверенно, произнес Илюха, – не может быть…
Капитан Буркин посмотрел на Илью неопределенным мутным взглядом, а потом вынул из ящика стола газету и швырнул перед Ильей. Это была свежая «Комсомольская правда».
– Третья страница, – сквозь зубы процедил капитан. – Посмотрим, как после этого будешь… отнекиваться.
Илья развернул газету и тут же наткнулся на заголовок, набранный на всю страницу огромными жирными буквами: «Бывший элитный офицер ГРУ примеривает маску террориста». В глазах замелькали фразы: «Знаменитый террорист Кардинал, в марте сего года совершивший дерзкий побег с тремя убийствами и взрывом операционной палаты, чуть не сотворил преисподнюю из всего Средневолжского региона…», «тайна имени Кардинал материализовалась в жителе провинциального города… настоящее имя супертеррориста по утверждению компетентных источников – Владимир Свиридов…», «Биография в высшей степени занимательна и в чем-то типична для нашего жестокого времени… бывший капитан ГРУ Владимир Свиридов, принимавший участие в войне в Чечне сначала в составе войск российского спецназа, а потом предположительно на стороне чеченских бандформирований…»… «Один из наиболее знаменитых террористов вот-вот попадется на крючок российским спецслужбам… двое членов его преступной группировки проходят дознание в ФСБ».
– А теперь посмотри это, – проговорил Буркин, не давая Илюхе опомниться, и протянул ему областную газету «Новый Арбат», украшенную великолепным заголовком – «Традиции семьи Свиридовых»: «Брат знаменитого террориста Кардинала (Владимира Свиридова) Илья Свиридов арестован по обвинению в убийстве и участии в деятельности преступной группировки, имеющей отношение к ряду терактов на территории Российской Федерации, в частности в Северокавказском регионе».
У Ильи перехватило дыхание, потому что только идиот мог теперь все еще надеяться на то, что это не конец. Когда и пресса пестрит разоблачительными материалами уже через сутки после самой перестрелки на территории ельховского комбината… это значит, что к такой раскрутке приложили руку губернские высшие власти. К тому же даже в не столь громких преступлениях имя обвиняемого «не разглашается в интересах следствия»…
– А где был ваш брат пятнадцатого марта? – торжественно провозгласил Буркин и отхлебнул из стоящего перед ним стакана. Потом поморщился и отставил в сторону, потому что в стакане была все-таки вода.
– А что было пятнадцатого марта? – пролепетал Илья.
– Нет, вы отвечайте на прямо поставленный вопрррос! – рявкнул Буркин.
Да откуда помнить до смерти перепуганному, оглушенному нежданными жуткими новостями и не отпускающим болезненным опустошением похмельного синдрома… Откуда ему помнить в середине мая, где был его брат пятнадцатого марта?
– Не помню, – пробормотал Илья, найдя в себе силы воспроизвести членораздельную речь, – по-моему, он ездил куда-то… в Питер, что ли.
– Вот видишь, – удовлетворенно протянул Буркин и, вынув из сейфа початую бутылку коньяка, налил себе полстакана и проглотил одним махом. Лицо его, и без того цветом напоминающее персонаж сказки Джанни Родари «Чиполлино» – синьора Помидора, еще больше побагровело. – В Питере, в Москве… в нашем городе его не было. А именно пятнадцатого марта произошел теракт в московской клинике.
Нельзя сказать, что выводы капитана Буркина отличались особенной стройностью и ценностью, но для Илюхи и этого вполне хватило. Он уже готов был поверить в то, что его брат и есть Кардинал. Тем более что девяносто процентов прошлого и примерно две трети настоящего в жизни его брата оставались для Ильи если не неразрешимой загадкой и тайной за семью замками, то во многом неясными и покрытыми мраком недосказанности.
– Я не знаю, – выговорил он и низко опустил голову, – я ничего не знаю…
* * *Владимир и отец Велимир беспрепятственно покинули квартиру, где их держали двое суток. Правда, перед этим они кардинально – Владимир настаивал именно на такой формулировке – сменили гардероб, тем более что их облик привлек бы внимание даже в том случае, если бы они были обычными законопослушными налогоплательщиками, а не террористами, находящимися в федеральном розыске.
К счастью, в одном из шкафов обнаружилось достаточно одежды, нашелся размер даже для отца Велимира. Он сбрил бороду, надел элегантный темный костюм, нацепил темные очки и стал похож на персонажа из голливудского мегахитового бреда «Люди в черном». Нет, не на инопланетянина, а на распухшего от неумеренного потребления чипсов, чизбургеров и прочей «хотдоговой» американской жратвы Томми Ли Джонса.
– Н-да-а, – протянул Свиридов, внимательно рассматривая своего преобразившегося друга, – в восьмидесятые тебя бы мигом арестовали по подозрению в шпионаже в пользу Израиля.
– Почему Израиля? – уточнил пресвятой отец.
– А песенку знаешь? «В нашем кране нет воды-и… Воду выпили жиды!.. В нашем кране есть вода, значит, жид нассал туда», – фальшиво пропел Свиридов.
Исполняя эту неимоверно режущую слух вокальную партию, Свиридов рылся в выдвинутом ящике массивного трельяжа, намереваясь в свою очередь изменить внешность.
Фокин сидел в комнате и, методически двигая челюстью, бессмысленно рассматривал откинутую ногу неподвижно лежащего перед ним бандита, одного из тех, кто входил в комнату к Свиридову. Неподалеку лежал второй, тот самый небритый молодой человек, что исполнял функции надзирателя в комнате, где содержался Владимир, – этот несчастный был придавлен здоровенным столом, а из свежей раны на сиротливо торчащей из-под стола голове все еще сползала тонкая темная струйка. Третий находился на диване. Он был застрелен двумя выстрелами – в грудь и в голову.
В тот момент, когда мрачный отец Велимир созерцал дело рук своих, прожевывая кусок хлеба с сыром, в комнату семенящей радикулитной походкой вошел старичок – со сгорбленными плечами и чуть подрагивающей сутулой спиной, вибрирующими непослушными ногами и скорбным морщинистым лицом под жидкими седыми волосами.
Одет старик был по последней моде вымирающего коммунистического электората: орденская планка на стареньком коричневом пиджаке, жеваные серенькие брюки и разношенные тряпичные туфли.
Увидев это, российский Томми Ли Джонс выплюнул кусок недожеванного бутерброда и отрывисто захохотал.
– Ну артист, е-мое! – воскликнул он, несколько раз подскакивая на жалобно завизжавшем диване. – Рональд Рейган на пенсии, чтоб меня черти давили!
– Господин Рейган страдает болезнью Альцгеймера, – ответил Свиридов старческим скрипучим фальцетом, а потом добавил обычным своим голосом: – То бишь старческим слабоумием. А я пока что нет. Пошли, Афоня, будешь конвоировать своего престарелого родителя.
– А где ты выкопал все это обмундирование?
– А черт его знает… У них там целый шкаф этим тряпьем завален – дом престарелых одеть можно. Наверно, жил тут какой-нибудь старикашка… Эти молодцы его уморили, значит, а гардероб не выкинули, – мрачно буркнул Владимир.
– Ну-ну… – Фокин порылся в карманах и протянул Свиридову записную книжку, по всей видимости, принадлежащую одному из валявшихся перед ним бугаев. – Я тут посмотрел… глянь-ка в букву «М».
Свиридов открыл книжку, пробежал глазами ряд написанных корявым малоразборчивым почерком фамилий и увидел ту, ради которой Фокин и дал ему на просмотр эти записи. «Морозов Николай Ильич. Тел. 72-12-82. Раб. тел. 26-55-93». И сбоку уже другим, тоже отнюдь не каллиграфическим почерком дописано: «Дела со старперами».
* * *Было уже около девяти вечера, когда отец Велимир и «его престарелый родитель» покинули роковую квартиру, где остался один труп и трое молодцев без сознания. Едва ли не у подъезда они наткнулись на человека в форме.
Это был лейтенант Бондарук, который только что вышел из серой «Волги», лишенной заднего бампера.
Впрочем, он прошел мимо парочки, даже не посмотрев в их сторону. Отец Велимир сжал кулаки и прорычал что-то угрожающее и ругательное, а Владимир крепко вцепился в его руку, желая предупредить всякие несанкционированные действия, могущие проистечь от несдержанности смиренного служителя церкви.
Они медленно прошли через арку и почти неожиданно для себя вышли на Казанскую – одну из центральных улиц города с наиболее оживленным движением.
– А я так и не пойму, – прошамкал Владимир, – каким образом ты умудрился так по-отечески напутствовать в лучший мир того милого гражданина и пожурить его собратьев… так, что они едва богу душу не отдали?
