Евгений Сухов - Город в кулаке
— Ну зачем ты так? — Горшаков не принимал участия в трапезе и к алкоголю не прикасался. Верный своей основательно укоренившейся в последнее время привычке, Артем сидел не за столом, а чуть сбоку и с наслаждением смаковал косяк с анашой. Косые взгляды в его сторону других клиентов «Лиры» и местного обслуживающего персонала Горшакова совершенно не волновали. — У нас шесть бизнесменов на приколе горбатятся. Два магазина. Гостиница на Северной. Вот эта вот шарашкина контора, — он обвел рукой полутемный зал ресторана. — Да много чего. Зачем париться, Леня?
— Мало, Темыч, мало, — мрачно изрек Кулагин. — Этого мало. Тридцать процентов отстежки в Москву — это большие деньги. А со временем аппетиты законников будут расти. И потом, тут дело престижа. Нам нужны заводы, госструктуры, сами чиновники, наконец. Нам нужен весь город.
— Так я не против. Чего ты пылишь? — Глаза Горшакова уже основательно затуманились. — Просто внес эту… как ее?.. коррективу, во! А так базара нет.
Кулагин отвернулся от него. Задумался. Минуту или две молча курил сигарету, сосредоточенно разглядывая ее тлеющий кончик.
Энергичная музыка сменилась медленной композицией из репертуара группы «Roxette», и танцевальная площадка, расположенная в дальнем конце зала, заметно опустела. Левинсон пружинисто поднялся на ноги и одернул на себе стильный пиджак канареечного цвета.
— Пойду потанцую, — сказал он, но после этого направился не прямиком на площадку, а к барной стойке, возле которой отирались официантки.
Кулагин продолжал хранить молчание.
— Так я не понял, Леня, — просвистел Вершинский. — Че с этим конем педальным делать будем? Еще раз идти к нему на перетир?
— Да какой там перетир? — Протас активно налегал на салаты, и когда он начинал говорить, куски пищи вылетали у него изо рта. — Мочить надо этого гондона! Мочить, пацаны, и всего делов.
Вершинский перевел взгляд с Протаса на Кулагина.
— Мочить, Леня? — уточнил он.
— Ну не в жопу же нам его целовать! — Протас вошел в раж. — Только мочить его надо красиво! Так, чтобы он, сука, знал, за что его мочат. Ясно? А другим наука будет. Кстати, Леонид, пока не забыл… Ко мне тут один мужик с предложением сунулся. Волына его кликуха. Стволами торгует. Спрашивал, не надо ли нам лишней амуниции. Толкает недорого. Ему уже лет сорок с гаком, и по виду бывший инженер с какого-то военного завода. Я его проверил. Нормальный… Можно иметь дело. Напомни мне потом, чтобы я тебе адресок черканул. Ладушки?
Кулагин придвинул к себе пепельницу и погасил в ней сигарету. Разогнал дым рукой. Поднял голову. Левинсон не столько танцевал, соблюдая положенный ритм композиции, сколько беззастенчиво лапал тесно прижавшуюся к нему официантку за все выпирающие места.
— Леня, — Вершинский разлил водку по рюмкам. — Чего ты молчишь-то?
— Я думаю, Протас прав, — выдал, наконец, итог собственных умозаключений Кулагин.
— А то! — польщенный соратник счастливо ощерил зубы в улыбке.
— Тарасова надо замочить. И так, чтобы он действительно знал, за что. А вот когда на его место поставят нового человека, вот тогда с ним и потолкуем. По-новому… Только не ты, Толян. Я найду подходящего человечка…
— То есть я — говенный переговорщик? — обиделся Вершинский.
— Не в этом дело. Здесь подход нужен нестандартный. Короче, у меня есть соображения…
— А со стволами что? — Протас прикончил последнее блюдо с салатом и, не стесняясь, вытер рот рукавом рубашки. — Будем брать партию?
— Я подумаю. — Кулагин вновь повернулся к Горшакову: — Темыч, сегодня же свяжись с нашими штатными киллерами. Пусть возьмут Тарасова на себя. Только проинструктируй их. Хотя нет… Пусть свяжутся со мной. Я сам проинструктирую. Они у нас еще в обойме?
— Да куда они денутся? — Взгляд Горшакова блуждал, но Кулагин знал, что соратник не столько под кайфом, сколько расслабляется психологически. Такую тенденцию он уже отмечал неоднократно. — Ржавеют только без работы, а так… Ждут своего звездного часа. Я, кстати, с ними недавно оттопыривался. Путевые пацаны, я тебе скажу. Бля буду, путевые. Особенно Лис.
— Верю. — Кулагин машинально подхватил со стола наполненную Вершинским рюмку. — Только со шмалью к ним больше не суйся. Понял? Сам хоть обкурись, а мне торчки вместо киллеров даром не нужны. Сечешь поляну?
— Заметано, братан. — Горшаков хлопнул друга по плечу.
За столик вернулся Левинсон. По его лицу было видно, что своей вылазкой он остался крайне доволен.
— Перепихон кого интересует, пацаны? — Он без раздумий опорожнил свою рюмку и тут же сунул в рот маринованный огурчик. Захрустел. — Галку я уже подписал, а у нее, вон, две подруги бесхозные маются. Галка сказала, что это честные давалки. Так что дело — верняк! Леньке не предлагаю. Он у нас человек почти семейный. А ты как, Толян? Пишешься? Темыч?
Горшаков отрицательно покачал головой.
1993 год. Верхний проспект Грязная работа
— Он?
— Вроде он. Глянь еще раз на фотку.
Копнин выудил из-под плаща портмоне, раскрыл его и достал из бокового отделения небольшую любительскую фотографию.
— Посвети, — просил он.
Мазитов щелкнул зажигалкой. Копнин всмотрелся в изображение, затем поднял глаза и еще раз оценил пожилого мужчину в сером пальто, садящегося за руль белой «Волги».
— Точно он. Стопудово!
— Тогда погнали.
Михаил Игнатьевич Тарасов, вот уже на протяжении нескольких лет бессменно руководивший новоречинским подшипниковым заводом, скрылся в салоне автомобиля, а буквально через минуту его «Волга» плавно тронулась с места. Мазитов направил «шестерку» следом. Обе машины покатили по Верхнему друг за другом. На пятом по счету перекрестке Тарасов свернул влево. Мазитов повторил его маневр. Копнин бросил беглый взгляд в боковое зеркало. Улица была пустынной и слабо освещенной.
— Давай.
Мазитов резко ударил по газам. «Шестерка» настигла впереди идущую «Волгу» за считаные секунды и врезалась передним бампером ей в зад. Скрежет металла разрушил вечернюю тишину безлюдной улочки. Обе машины остановились.
— Молоток, — похвалил напарника Копнин и, распахнув пассажирскую дверцу, вышел из салона.
Мазитов неторопливо последовал за ним, по-медвежьи переваливаясь с ноги на ногу. Тарасов выскочил из своей «Волги» как черт из табакерки. Из разбитого носа тянулась тоненькая струйка крови, глаза горели безудержным безумием.
— Вы что ж, скоты, делаете? — голос директора завода дребезжал, словно треснувшая металлическая рама. — Совсем, что ли, совесть потеряли? Или шары залили и не видите ни черта? Вы угробить меня вообще могли, придурки!
— Здорово, дядя, — легким движением руки Копнин поправил на шее белоснежный шарф и остановился напротив Тарасова, глядя на своего визави с игривым прищуром. — Ты чего так распылился? Тачку жалко?
Что-то в его голосе заставило Тарасова осечься, и уже готовая сорваться с его уст следующая оскорбительная фраза так и осталась невысказанной. В маленьких бесцветных глазках мелькнул испуг. Он машинально отступил на шаг назад. Копнин широко улыбнулся.
— Не жалей, дядя, — все так же развязно и игриво продолжил он. — Не стоит того твоя колымага. А вот себя самого пожалеть стоит. Ты же вроде еще не старый, а жизнь свою прожил зазря. Оглянись!
Тарасов оглянулся. Копнин и Мазитов дружно рассмеялись.
— Кретин, — вынес свою оценку Илья. — Это образное выражение. Типа оглянись на прожитые годы. У тебя совсем чердак не работает, что ли?
— Что вам от меня надо?
Глазки Тарасова беспокойно забегали по сторонам. Он лихорадочно искал какой-нибудь поддержки, но взяться ей было неоткуда. Улица по-прежнему оставалась пустой и безлюдной. Единственное спасение было в немедленном бегстве. Михаил Игнатьевич уже прикидывал, куда бы ему сподручнее было рвануть, но Мазитов легко прочел ход его мыслей. В руке у Ильи появился пистолет с черным вороненым дулом. Смертоносный зрачок уставился Тарасову прямо в грудь.
— Встань на колени, урод! — последовало грубое предложение.
Если бы освещение на улице было не таким тусклым, штатные киллеры Кулагина смогли бы заметить, как лицо Тарасова залилось мертвенной бледностью. Страх в глазах не просто имел место, он в них буквально плескался.
— Да вы чего, ребята? — пролепетал Михаил Игнатьевич. — Я же это… Не всерьез. Да черт с ней, с машиной…
— На колени! — повторил Мазитов.
Тарасов понял, что пистолет может выстрелить в любой момент. Решимости у человека, в чьей руке он находился, было хоть отбавляй. Мужчина покорно опустился на колени, но при этом предпринял новую попытку достучаться до здравого смысла своих собеседников:
— Это же вы виноваты, а не я… Но, если что, я готов заплатить. Деньги у меня есть. Не здесь, правда… Дома. Но есть. Я дам столько, что вам на две такие машины хватит… Только не убивайте!
