Сергей Зверев - Черное золото
– Э-э-э, нет, Вася, ты тоже в этой истории увяз, по самые уши, так что давай не спорь, – произнес Трофим Иванович. – Тут дело в том, что мы только и живы. Остальные кто на пенсии, кто умер.
Он знал, что говорил. Генерал армии Романцов, бывший начальник Сивоконя, задумавший операцию с крейсером, год назад умер от острого инфаркта. Третий член комиссии, вице-адмирал Коваленко, вышел на пенсию и уехал к детям в Канаду, где, по слухам, слег парализованный после инсульта. Значит, остались они двое – Сивоконь и Ставрогин. Им и голову ломать.
– У меня нет денег, Трофим.
– У меня тоже нет, Вася, надо что-то придумать! – воскликнул генерал Сивоконь. – Или, полагаешь, если полетит моя голова, я выгораживать тебя буду? Нет, полетим все вместе.
– Но, Трофим, у меня нет денег.
– А ты подумай!
Он отключился. Для первого раза хватит, решил Трофим Иванович, пусть Васька голову ломает. Он на Каспии фигура известная, популярная, что-нибудь его дружки-бизнесмены ему подскажут. Не одной Москве грязное белье десятилетней давности разбирать. Пусть Астрахань подключается.
Он вышел в приемную. Секретарша перелистывала страницы глянцевого журнала «Космополитен».
– Лида, начинай прием, – сухо произнес генерал. – Раньше начнем, раньше закончим.
Девушка отложила журнал, кивнула, сверля Трофима Ивановича преданным взглядом.
– И сделай мне чайку, и покрепче, – смилостивился генерал.
Девушка кивнула, поднялась и направилась к окну, чтобы включить электрический чайник, стоявший на подоконнике. Сивоконь прошелся взглядом по ее стройным ногам, скривился.
– Разрулим дело с Воробышевым, будем о девках молодых думать. – Он не осознал, что произнес эти слова вслух.
Лида посмотрела на него с удивлением.
Хлопнув дверью, Сивоконь решил твердо: если Ставрогин не поможет ему, он запросто перестанет делать тайну из того, какими путями Васька со своими бизнесменами черную икру в Москву поставляет. Всем и каждому расскажет. Ведь в Москве все забито черной икрой, и так, что продыху от нее нет никакого, живот наизнанку выворачивается. Давно нужно ситуацию поправить.
* * *В частном рыбном хозяйстве, расположенном на азербайджанском побережье Каспия, все было укомплектовано на высшем уровне и сверкало чистотой. Лаборатории, промышленные сооружения, водоочистка, оборудованные по последнему слову техники, радовали глаз. Водоемы с проточной водой были скрыты под крышами, в водоемах выводились из икринок осетры.
То, что в других районах Каспия, например в низовьях Волги, происходило естественным образом, здесь обеспечивали люди. Стоило подобное хозяйство совсем недешево, но дело было весьма выгодным. В свое время владелец этого образцового хозяйства приложил немало усилий, чтобы создать в этом, прежде пустынном, месте вот такой питомник. Сюда были приглашены специалисты российские, европейские и даже канадские. Все должно было быть наилучшим. Надо сказать, что в этом хозяин преуспел. Во всем Азербайджане ничего подобного не существовало.
На берегу, под большим раскидистым деревом стоял небольшой гостевой домик. Построенный в восточном стиле, он напоминал маленький дворец из «Тысячи и одной ночи». К нему от берега вела дорожка, выложенная цветной плиткой. По бокам росли затейливо подстриженные кусты с благоухающими цветами. У домика располагалась ажурная резная беседка, в которой так хорошо было отдыхать во время полуденного зноя. Рядом журчал небольшой фонтан, настраивавший на спокойствие и умиротворение. В беседке сидели двое: господин Рафик Мустафович Мустафов собственной персоной, а напротив – грузный человек в голубоватом костюме. Собеседники с аппетитом уплетали шашлык из осетра, запивая коньяком «Апшерон».
Гость отставил рюмку.
– Хороший коньяк, – сипло произнес он.
Брови Мустафова взметнулись и опустились:
– Плохого не употребляем. Здоровье, знаешь, дороже денег. Ты заедай, дорогой, окосеешь.
Некоторое время длилось молчание, после чего Мустафов взглянул на пустые рюмки, привстал и наклонил горлышко коньячной бутылки.
– Да, дорогуша. Погодка, виды. Невозможно не отвлечься в таком райском месте. Я все-таки думаю, что лучше нашего Азербайджана страны на свете нет. – Он блаженно улыбнулся, глядя вокруг.
– Угу, – неопределенно промычал его собеседник, смачно жуя шашлык.
– И вот послушай меня, дорогой, скажу я сейчас чистую правду. Такую же чистую, как эта проточная вода. Так вот: что бы мне ни предлагали – все равно ни за что бы не уехал со своей Родины. – Мустафов поправил воротник сорочки и продолжил разглагольствовать: – Посмотри вокруг. Эти горы, это море, красавец Баку – все это мой Азербайджан, который вырастил меня, своего верного сына, вскормил и дал путевку в жизнь. Азербайджан всегда знал, что я отблагодарю его своей работой, своей любовью. И я сделал это! Все, что я делал, пока был полон сил, – я делал для родного края!
Закончив вдохновенную речь, Мустафов торжествующе глянул на собеседника. Затем он откинулся в тень и глотнул холодной водички, жмурясь от наслаждения.
Ценитель «Апшерона» иронически взглянул на бывшего министра. Даже он, много повидавший на своем веку, был впечатлен цинизмом Рафика Мустафовича. Естественно, трудно было представить, куда бы мог податься от своих знакомств, связей, родства и кумовства этот довольный жизнью толстяк. Близость к президенту страны сделала его вообще фигурой неприкосновенной. Как и его весьма солидное состояние, сколоченное на торговле дарами моря. Пока Мустафов был полон сил и занимал высокие государственные должности, он, конечно, на боку не лежал. Как мог, он обворовывал свой родной Азербайджан. Таким он и был – «верный сын» своего народа.
Несмотря на столь высокое, хоть и неофициальное, положение, Мустафов был на редкость скупым хозяином. Видимо, о таких, как он, и была когда-то сложена поговорка: «У него и снега зимой не выпросишь». Но, естественно, вслух эти мысли не прозвучали. Мужчина в голубоватом костюме приподнял фигурную рюмку и произнес стандартное:
– Твое здоровье.
– Твое тоже, – кивнул Рафик Мустафович.
Оба, чокнувшись, выпили. После чего собеседник Мустафова продолжил прерванный рассказ.
– Страна, конечно, интересная. Климат, само собой, не азербайджанский. Сам понимаешь, Северное море. Летом прохладно, в море такому любителю тепла, как ты, не искупаться. О фруктах в своем собственном саду я молчу. Это здесь из окна высунулся и сорвал мандарин. Природа бедная: горы и море – вот и все, можно сказать. – Он поковырялся в зубах и продолжил: – Но вот как этим всем распорядиться – другой вопрос.
– Ну-ну. – Мустафов слушал гостя с большим вниманием.
– Так вот, уровень жизни в Норвегии не идет ни в какое сравнение со странами, обеспеченными природой, так сказать, под завязку. То, что мы когда-то все вместе строили – коммунизм, – у них уже существует. Да что говорить, в соседних Швеции, Финляндии – то же самое. Так что у людей есть все.
– Что ты говоришь! Нет, надо бы как-нибудь туда выбраться, – поцокал языком Мустафов. – Ну а как там девочки?
Его собеседник ухмыльнулся.
– Всякие есть, выбор, так сказать, неограниченный. Но в Амстердаме лучше. На любой вкус, цвет и размер. Со всего мира такие съезжаются – закачаешься!
– Ах-ах, это интересно. – Мустафов закрутился в кресле.
Затем его собеседник подробно рассказал о рыбной бирже в Осло.
Мустафов внимал каждому слову. В Европе он не бывал дальше белорусского Витебска, куда ездил на фестиваль «Славянский базар». Мустафов, падкий до женского пола, вынес из столицы фестиваля массу новых впечатлений. Длинноногие витебские красавицы долго не давали заснуть бывшему министру рыбного хозяйства. Он вдруг вспомнил голубоглазую Станиславу, которую хотел увезти с собой на берега Каспия. Ах, какая была дивчина! По жизни Рафику Мустафовичу всегда хотелось экзотики, чего-нибудь эдакого… Рассказы любителя коньяка «Апшерон» навевали романтическое настроение. Но пора было возвращаться к сути дела.
– Ты говоришь, устранить русских с рынка черной икры – плевое дело, – произнес Мустафов, поигрывая рюмкой в большой волосатой руке.
– Да!
Разговор начинался явно интересный. Но собеседник замолк, и хозяин домика нахмурился нетерпеливо:
– Ты говори, чужих ушей здесь нет.
Гость оглянулся и с аппетитом принялся за отложенный осетровый шашлык. Выдержав паузу, он наконец заговорил.
– Осетровые нерестятся или так, как у тебя, – он показал шашлыком на водоем, – или в низовьях Волги. И только в пресной воде.
– Ну, мне это все можно не говорить, я сам кому хочешь лекцию по разведению осетровых в неволе прочитаю, – слегка раздраженно произнес Рафик Мустафович. – Я все прекрасно знаю, но что из этого следует? – Мустафов тяжело облокотился на столик, глядя на гостя в упор.
Тот наклонился к хозяину и тихо проговорил:
