Михаил Серегин - Размороженная зона
– Гонишь ты, гражданин начальник, – равнодушно ответил Батя, ни на секунду не задумываясь. – Не такой Коля Колыма пацан, чтобы своего пахана кинуть. Я перед ним и так в долгу – было уже два раза, что не по делу я его подозревал. Так вот третьего раза не будет! – Голос смотрящего звучал решительно. В самом деле, все аргументы Васильева насчет Коли Колымы звучали как типичнейшая мусорская прокладка, ловиться на такие и верить параше, которую мент гонит на кореша, Батя отучился давным-давно.
– А откуда ж я тогда про «грузняк» узнал? – с наигранной иронией в голосе спросил Васильев.
– А мало ли… Может, «селитра» на «кума» пашет, может, еще кто. А Колыме я верю.
– Убедишься сам, – зловеще пообещал «хозяин», подаваясь вперед. – Когда я тебе «грузняк» покажу, тогда и убедишься. Получить-то я его могу только от Коли Колымы. Ладно, пора кончать базар. За старое мы, будем считать, в расчете. Если согласишься сотрудничать, я тебя прямо сейчас отсюда выпускаю. Не согласишься – твои проблемы. Последний раз тебя спрашиваю, будешь ровнять предзонник?
– А пошел ты, гражданин начальник, – так же равнодушно, как и до этого, отчего его слова прозвучали еще оскорбительнее, сказал Батя. – Зачем ты на свою жопу приключений ищешь? Плохо ведь это кончится. Живи спокойно. Или забыл старую поговорку: на вольняшке порядки ментовские, а на киче – воровские? «Разморозки», что ли, дожидаешься? Так ведь дождешься. И хреново будет тебе в первую очередь.
– Нет, Батя, – почти шепотом ответил Васильев. – В первую очередь хреново будет тебе, уж поверь моему богатому опыту. Покантуешься в ШИЗО еще десять суток, тогда поговорим. Если доживешь, конечно.
Он встал со стула, распахнул дверь и крикнул:
– Эй, сержант! Стул забери. Этому кадру – еще десять суток. Режим прежний. И смотри, если хоть на одном шмоне у него что лишнее найдут, сядешь на его место. И не говори, что я тебя не предупреждал!
Смотрящий выдержал понт до конца – так и не пошевелился, пока за вышедшим начальником не закрылась дверь. А после этого он еле слышно произнес:
– Это ты, начальник, считаешь, что мы в расчете. А я по-другому думаю. Совсем по-другому. Ну да ничего, разочтемся еще…
11
– Вот этот примерьте, может быть, вам подойдет, – высокая черноволосая девушка с бледным лицом и кругами вокруг покрасневших глаз протянула Коле Колыме плечики с надетым на них белым пиджаком. На ней самой было длинное белое платье.
Колыма послушно попытался влезть в пиджак, но он был как минимум на два размера меньше, чем нужно, и затрещал, едва блатной попытался свести руки. Этот костюм был уже третьим, который Колыма мерил за последние пять минут. Они с Горцем приехали в квартиру Софии, племянницы Свана, очень вовремя – там как раз собирались люди, чтобы узнать последнюю волю покойного. На оглашении завещания, написанного Сваном буквально за несколько дней до смерти – словно знал! – разумеется, должен был присутствовать и он, но неожиданно обнаружилось одно препятствие. Траурный цвет у грузин белый, а у Колымы, естественно, белого костюма с собой не оказалось. София сказала, что попробует подобрать ему что-нибудь подходящее, и увела в эту небольшую, скромно обставленную комнату.
– Нет, не пойдет. Маловат, – сказал Колыма, стаскивая пиджак.
София хотела что-то ответить, но не успела. Неожиданно дверь комнаты приоткрылась, и на пороге появился Горец, который, представив Колыму племяннице покойного пахана, прошел потом в гостиную, поздороваться с уже прибывшими друзьями Свана.
– Вах, Коля, что ты делаешь?! – едва переступив порог, воскликнул он.
– Как что? Мне София сказала, что костюм нужен белый, у вас же траур.
– Ай, ладно, ты же только прилетел, все понимают. Да ты и не грузин.
– Нет, Горец, я у вас в гостях, значит, должен делать, как у вас положено, – решительно сказал Колыма. – Я Свана сам не знал, только по словам Бати, но уважал его как правильного блатного.
Горец явно хотел что-то возразить, но в последнюю секунду передумал:
– Ладно, Коля, ты правильно говоришь. Но зачем ты старый костюм ему даешь, женщина? – На этот раз он обратился к девушке в белом. – Сейчас мы лучше сделаем!
Горец выхватил из кармана мобильник, быстро набрал какой-то номер и произнес несколько фраз по-грузински. Потом спрятал телефон и снова обратился к Колыме с белозубой улыбкой на лице:
– Все сейчас будет, Коля! До начала еще минут сорок, успеем! Прямо сюда сейчас все привезут. И пиджак, и брюки из лучшего магазина Тбилиси! А это старье брось! – Он взял из рук Колымы белый пиджак и презрительно отшвырнул в угол.
– Шалва! Не смей! – резко воскликнула девушка, бросаясь в угол и бережно поднимая упавшую вещь. – Это дядин пиджак!
– Да?! Ах, Софико, прости, я не знал!
И снова Колыме показалось, что Горец сказал не то, что сначала хотел. Девушка ничего не ответила, только бросила на молодого грузина гневный взгляд, отряхнула пиджак, повесила его на плечики и вернула в шкаф.
– Сейчас, как вещи принесут, я тебя поведу познакомлю с людьми, – сказал Горец Колыме. – Там все самые близкие люди Свана собрались, все в авторитете.
– А нотариус уже приехал, Шалва? – спросила девушка.
– Нет еще, – коротко ответил тот и снова повернулся к Колыме, хотел что-то сказать, но девушка его опередила:
– Может быть, вам тогда что-нибудь поесть дать? Вы же только что с дороги, проголодались, наверное…
Колыма, который действительно последний раз перекусил еще в Москве, с благодарностью кивнул. Девушка вышла из комнаты, но скоро вернулась с какой-то едой, название которой Колыма с ходу не запомнил. Горец от еды отказался и снова вышел из комнаты в гостиную. Колыма быстро насытился, а потом в дверь квартиры позвонили. Это принесли заказанный Горцем костюм. Через несколько минут Колыма переоделся и был полностью готов. Снова появившийся Горец повел его в гостиную знакомить с людьми.
Народу оказалось не слишком много – человек десять. Видимо, присутствовать при оглашении завещания было позволено далеко не всем, а только самым близким людям Свана. Горец представил Колыму по всем правилам блатного этикета, Коля вежливо обнялся с каждым из присутствующих, но с ходу всех все равно не запомнил. Вообще-то память у блатного была натренированная, но все грузины казались ему очень похожими друг на друга, а их имена и погоняла представлялись бессмысленным набором звуков.
Тут до Колымы неожиданно дошло, что, когда будут читать завещание, он ничего не поймет. Вряд ли ради него одного читать будут на русском языке. Он оглянулся, но Горца поблизости уже не было, была только девушка в белом.
– София, вы сможете мне переводить, когда будут читать завещание? – негромко спросил Колыма.
– Конечно, – кивнула девушка. – Вы садитесь, сейчас уже начнется, нотариус приехал.
Колыма устроился на одном из стульев, девушка села рядом с ним. Вскоре в гостиную вошел невысокий пожилой грузин очень важного вида с толстой папкой в руках. Рядом с ним, что-то быстро ему втолковывая, шел Горец. Нотариус кивал и отвечал односложно. Горец проводил его до стола, вежливо придвинул стул, а потом отошел и занял место среди прочих ожидавших оглашения последней воли Свана.
Грузин за столом достал очки, надел их, потом открыл папку, вынул оттуда несколько листков бумаги и принялся громко читать.
– Сейчас просто традиционные слова, имя, фамилия, в здравом уме и твердой памяти, – зашептала Колыме девушка. Блатной благодарно кивнул.
Грузин за столом сделал паузу, а потом громко и четко произнес несколько предложений.
– Говорит, что дядя завещал все движимое и недвижимое имущество Софии Киприани, – сказала девушка.
Колыма ничем не проявил удивления, но это стоило ему немалых усилий. Выходит, эта спокойная, молчаливая девушка и есть правопреемник Свана? Ничего себе! Но она сама, кажется, не очень-то удивлена, видимо, заранее знала о том, что написано в завещании дяди.
Грузин тем временем читал дальше.
– Сейчас ничего особенно важного, он перечисляет собственность, называет документы…
Взгляд Колымы ненароком упал на Горца. На лице молодого грузина застыла яростная гримаса. Да, для него-то, похоже, завещание пахана оказалось полной неожиданностью. И притом неприятной. Горец, краем глаза заметив, что на него смотрят, тут же справился с собой, и его лицо приняло непроницаемое выражение, но Колыма уже успел сделать свои выводы.
Еще минут пять нотариус читал документ, а девушка молчала. Видимо, список собственности покойного был довольно длинным. Что ж, это и неудивительно. Наконец грузин снова сделал паузу, потом прочитал еще несколько фраз, после каждой из которых слушавшие его люди вели себя все беспокойнее и беспокойнее. Они стали переглядываться, обмениваться короткими фразами, кто-то даже переспросил нотариуса. Слов Колыма не понял, но интонация была совершенно ясна.
