Валерий Горшков - Любой ценой
Щербатов только небрежно махнул кистью руки – проваливай.
Когда Ярослав и майор остались вдвоем, милиционер протянул Охотнику пачку с папиросами.
– Спасибо, я не курю, – отказался Ярослав.
– Это тебе спасибо, капитан, – вымученно улыбнулся Щербатов. Ребром ладони протер слезящиеся, покрытые красной сеткой лопнувших капилляров глаза. – У нас за последний месяц двадцать семь заявлений от обворованных граждан. Все – в нашем районе. Но у меня людей – раз два и обчелся. Некому работать. Покосила война наших мужиков… Кроме этих проклятых краж еще ведь и квартирные, и гоп-стоп, и бытовуха всякая, и убийства… Мы, конечно, как могли, пасли этих ухарей, да все без толку. Они, сволочи, ушлые! Агентура у них не дремлет. Каждого из моих сотрудников уже давно в лицо знают. А ты взял и повязал их, тепленькими. С поличным. И денег сбросить не дал… В общем, по старому русскому обычаю… с меня причитается, Ярослав Михайлович. Я серьезно.
– Возможно, я бы и не заметил, но… Просто после вчерашнего. Товарищ майор. Я хочу кое-что добавить по поводу кражи. Вчера вечером у моих знакомых в трамвае, предположительно этого же маршрута, украли кошелек с деньгами и продуктовыми карточками. Сдается, это дело рук этих двух, рыжего и усатого.
– Скорее всего, – согласился Щербатов. – Только это дохлый номер. Не пойман – не вор. Мы, конечно, будем с ними работать, но по личному опыту могу тебе сказать, капитан, что такие профессионалы колоться и брать на себя лишний срок не станут. Получат за один сегодняшний эпизод по три года – и привет. Отсидят, погуляют с недельку и обязательно примутся за старое. Знаю я эту воровскую породу. Почитай двенадцать лет в милиции… Но, на всякий случай… Как фамилия знакомых?
– Я, честно говоря, не знаю, – улыбнулся Ярослав. – Я ведь только вчера на гражданку вернулся. Почти полгода в госпитале, в Чехословакии, провалялся. С контузией и ранением. Ну, и на Московском вокзале, у стенда с расписанием пригородных поездов, случайно познакомился с агрономами из Морозово. Я как раз туда собирался, к другу. Они мне и сообщили, что теперь до колхоза автобус ходит. Слово за слово, разговорились. До автобуса еще было время, я решил прогуляться, а они в писчебумажный магазин поехали, на трамвае. Когда мы снова встретились, я узнал, что у них щипач украл кошелек. А там – все деньги и карточки, до конца месяца. Так что где живут – примерно знаю, а фамилию не спрашивал. Варвара и Шурик.
– Я-с-сно, – кивнул, что-то быстро черкнув на листе бумаги, майор. – Значит, фронтовик? – Щербатов положил перо и поднял на Ярослава заинтересованный взгляд. – В каких войсках воевал?
– В парашютных. Десантник.
– Это серьезно, – сухо обронил милиционер и задумался. Вокруг рта майора пролегли глубокие морщины. – Значит, еще не устроился? В смысле работы.
– Нет. Я как раз на встречу ехал, – сообщил Ярослав. – Насчет работы.
– Тогда, может, к нам, в милицию, а, Ярослав?! – встрепенулся Щербатов. – Мужик ты, судя по всему, серьезный. Опытный. Под пулями вражескими ходил. Смерти в глаза смотрел. Нам такие сотрудники сейчас позарез нужны. Как кровь. Как воздух. Что скажешь?
Вместо ответа Охотник недвусмысленно поднял и повертел в руках свою приметную темно-коричневую трость с костяной рукояткой. Но на Щербатова эти манипуляции не произвели ни малейшего впечатления.
– По поводу ранения не беспокойся, – отмахнулся майор. – Хромота – не помеха. Вон в соседнем кабинете сидит старлей Амельченко, вообще без одной руки! Отличный сотрудник, между прочим. Кучу безнадежных дел раскрутил… У нас в милиции, Слава, ведь не только руками, ногами, оружием и кулаками надо уметь работать, но и головой. Причем гораздо больше, чем всеми остальными частями тела. Хотя кое-кому это может показаться странным, – Щербатов зло фыркнул. – Главное – у тебя есть хватка. Есть хребет! Подучишься месяц на курсах, постажируешься еще с месячишко – и в бой. Если будут вопросы – мужики всегда помогут. Мы ведь здесь как одна стая, друг за друга горло перегрызем. Так что блатные в чем-то правы, клича нас, милицию, волками. Я тут на днях поймал себя на мысли, что, когда урки говорят мне «легавый», я прихожу в бешенство. А когда называют волком, мне, черт побери, даже приятно. Значит, ненавидят, но – уважают. Так что? Соглашайся.
– Я подумаю над вашим предложением, – ответил Ярослав, тактично уклонившись от ответа. Просто не хотелось прямо в глаза говорить майору «нет». – Такие серьезные поступки на бегу не делаются. Вы же понимаете…
– В общем, имей в виду, Корнеев, – резко вставая и протягивая Охотнику руку, бросил Щербатов. – Если надумаешь, я тебя сразу приму. И комнату отдельную в общежитии дам. Эх, мне бы таких, как ты, десантников, десятка два, я бы уже давно всю местную бандоту и гопоту к ногтю прижал, – мечтательно вздохнул майор. – Ладно. Удачи тебе. Если что понадобится – обращайся напрямую. Всегда помогу. А по поводу твоих вчерашних знакомых не беспокойся. Я твой должник. Сделаю, что смогу. Душу из этого рыжего вытрясу, но узнаю – он или не он их лопатник сработал. Ну, бывай!..
– Всего добро, – Ярослав стиснул сухую, крепкую ладонь милиционера и вышел.
Оказавшись на улице, Охотник сразу же свернул налево, к Сенной, но тут его неожиданно окликнули. К удивлению обернувшегося Ярослава, это был толстяк Кацнельгогель, собственной персоной. Он мок под нудным снегом с дождем, втиснув свою огромную тушу под узкий козырек эркера, нависающего со второго этажа дома. По тому решительному виду, с которым искусствовед бросился вдогонку своему недавнему «спасителю», можно было сообразить, что он прохлаждался здесь последние несколько минут не просто так, дыша свежим влажным воздухом и любуясь дивной архитектурой Никольского Морского собора, а ждал именно его.
– Ярослав Михайлович! Голубчик, подождите! – запыхавшийся от бега на десять метров толстяк остановился рядом с Охотником, сипло дыша и морщась от бьющего прямо в лицо липкого снега. За время их не столь долгого пребывания в участке погода испортилась окончательно. – Уделите мне одну минуту вашего драгоценного времени! Вы ведь не слишком торопитесь? Иначе не затевали бы всей этой истории с поимкой воров, так ведь?
– Логично мыслите, Эраст Григорьевич, – улыбнулся Ярослав. – Слушаю вас, – он внимательно разглядывал искусствоведа, силясь догадаться по выражению его одутловатой физиономии, что толстяку еще нужно. Карманники в камере, деньги свои он получил. Одним словом, гражданская справедливость восторжествовала. Кажется, на этой мажорной ноте можно было бы и откланяться. Ан нет.
– Ярослав Михайлович, давайте хоть в подворотню зайдем, – быстро бросив взгляд на дверь отделения милиции, кивнул на ближайшую арку Кацнельгогель. По-свойски взяв Охотника под руку, потерпевший почти поволок его в проходняк, бубня под нос: – Тут же просто настоящая буря! Как вам это нравится?
Оказавшись в арке, искусствовед достал из кармана пальто носовой платок, вытер мокрое, раскрасневшееся лицо. Затем аккуратно сложил платок и убрал назад. Ярослав терпеливо ждал.
– Голубчик, – вновь обратился к нему толстяк, понизив голос до громкого шепота, – я искренне поражен вашей смелостью! В…э-э… вашем не совсем здоровом положении рискнуть ввязаться в этакую переделку – это, я вам скажу, не каждому по зубам. Вы мужественный человек!!!
– Ерунда, – хмыкнул Охотник. – Это не переделка – пустяк. Но все равно спасибо.
– Не торопитесь! Дайте мне еще несколько секунд! – видя, что Ярослав собирается уйти, попросил Эраст Григорьевич. – Увидев меня, вы, конечно, задали себе вопрос – что ему от меня надо? Я вам отвечу. Я остался, чтобы предупредить вас. Оказав мне… и милиции содействие, вы тем самым, вполне вероятно, поимели себе большую проблему. Сейчас я все объясню!.. Дело в том, что примерно с месяц назад, в одном из коммерческих ресторанов нашего города, где я ужинал с… э-э… одной дамой, я имел неприятность практически нос к носу встретиться с неким человеком по прозвищу Святой. Настоящего его имени и фамилии я не знаю. Но все урки называют его именно так – Святой. Уверяю вас, это страшный человек! Его власть в преступном мире нашего многострадального города поистине безгранична! Будучи по сути своей бандитом, он выглядит как артист эстрады. Безупречные манеры, дорогая одежда, но внутри – сплошная гниль!
– Очень интересно, – вздохнул Ярослав. – Только не могу взять в толк, при чем здесь я?
– Не торопитесь! Выслушайте меня ради вашего же блага! Так случилось, что много лет назад, еще в двадцатых годах, мне однажды приходилось сталкиваться с этим человеком. А точнее – этим нелюдем в человеческом обличье. Я тогда хорошо его запомнил и сейчас сразу же узнал… Понимаете, как правило, люди, тесно связанные с произведениями искусства, то есть – с большими ценностями, хорошо информированы. В том числе и о тех людях и событиях, о которых не принято говорить вслух и тем более – писать в газетах. Иначе не выжить. Вы меня понимаете?
