Сергей Зверев - Идеальное погружение
Михаил подхватывает ружьишко, я вооружаюсь навигационно-поисковой панелью.
— С богом, — провожает нас традиционной фразой Устюжанин.
Прыгнув в воду, проверяем работу дыхательных аппаратов и, наблюдая за девушкой, плавно опускаемся вниз…
Глубина двадцать — «полет» нормальный. Перед погружением я подробно проинструктировал Марину о поведении на глубине. Она изучила теорию и многократно слышала наставления опытных инструкторов, но лишний раз напомнить о вреде паники и дерготни не помешает.
Приглядывая за ней, вскоре убеждаюсь, что девушка чувствует себя достаточно уверенно: не нервничает, дышит ровно, держится на установленной дистанции. И даже осматривает пространство по сторонам, любуясь стайками тех же сардин.
На глубине тридцати метров чувствую ее прикосновение. Оборачиваюсь. Марина встревожена и показывает куда-то в сторону. Смотрю в указанном направлении. На удалении метров сорока замечаю вытянутое тело тигровой акулы.
Это подросток, длиной не более двух метров. В таком возрасте они не представляют для человека опасности. Тем более что данный экземпляр «обхаживает» стаю рыбешек и не обращает на нас внимания.
Вообще-то появление в прибрежных водах акулы — тревожный звонок. Белые акулы — самые опасные из всех морских хищниц — возле Филиппинских островов появляются крайне редко. Почему-то здешние воды им не приглянулись. Зато полно других представительниц этого рода-племени: тигровых, голубых, мако, серых, в том числе рифовых и молотоголовых… Наиболее нежелательны встречи с тигровыми и мако.
«Все нормально, не дергайся, — успокаиваю Марину. — Держись поближе…»
Настороженно посматривая на хищницу, девушка плывет рядом со мной на дистанции вытянутой руки…
Сорок метров. Стоящее в зените солнце неплохо освещает дно. Глубина на траверзе восточного мыса постепенно понижается.
Включаю панель и поворачиваю под девяносто градусов влево. Начинаем прочесывать акваторию параллельными галсами…
* * *За четыре полных смены второго рабочего дня мы продвинулись в зоне поиска еще на два с половиной километра. Таким образом, всего к востоку от «лежбища» нами была обследована полоса шириной метров триста и длиной три с половиной мили.
Конечно, с точки зрения ходовых качеств боевой субмарины данные цифры не впечатляют: три с половиной мили даже на малошумной скорости она проскочит и не заметит. Однако нам эти площади ерундой не представляются. Ежедневно по пять часов изнурительно однообразной работы на глубине — это вам не по набережной с друзьями прошвырнуться.
Сегодня мы тоже ничего не нашли. Ни одного следа пропавшего «Белозерска». Ветер начал усиливаться еще до того, как Георгий с Игорем появились на поверхности. Пора было сворачивать поиски.
Дождавшись вторую пару, я хорошенько запомнил ориентиры на берегу мыса и отвел «Миллениум» в глубь бухты. Со штормами в этих широтах шутить не стоит.
В бухте мы встали на два якоря, убрали шмотки с открытого кокпита, а внутри катера закрепили все, что могло упасть. Потом девушки приготовили ужин, и мы сидели в салоне до поздней ночи. Шторм понемногу усиливался, но небольшие дозы крепкого алкоголя и хорошая компания были отличными средствами против качки.
Глава восьмая
Филиппины; акватория южнее острова Катандуанес.
Настоящее время
Народ разошелся: Георгий с Михаилом залегли спать в гостевой каюте, Инга с Игорем, как и сутки назад, уединились в носовых апартаментах.
Заступив на вахту, я остаюсь в салоне. Марина решает скрасить мое одиночество. Обняв ее, колдую над фирменным коктейлем из вискаря, колы и большого количества льда. По ходу дела интересуюсь:
— Живешь в Москве или в России?
— Лучше бы жила в России, — почему-то невесело отвечает она. И вздыхает: — В Москве. На улице Плеханова в Перове. В квартирке покойных родителей.
Вот как. Значит, родителей уже нет. Печально.
— Не замужем?
— Разведена.
— Ты несколько раз куда-то звонила. Инга сказала, что у тебя болен ребенок?
Покусывая губы, она некоторое время молчит. Я вновь замечаю ее волнение и мысленно ругаю себя за проявленное любопытство.
Вздохнув, Марина отвечает:
— Да, есть проблема. Но я надеюсь, что все обойдется. Давай не будем об этом…
— Чем занимаешься в Москве? — перевожу разговор на другую тему.
— Работаю в головном научно-исследовательском институте. После отъезда на Филиппины профессора Иванцова стала заместителем начальника лаборатории. В общем, ничего интересного. Без него работа превратилась в рутину.
Искренне удивляюсь:
— Разве научная или творческая работа может быть рутиной?
— Может, Женя. И жизнь может показаться жуткой рутиной. Каждый день одно и то же: чашка крепкого кофе, серая лестница в старом подъезде, станция метро со сквозняками и гулом поездов, хмурая охрана в фойе института, надоевший запах реактивов. Потом дорога домой, где ждет холодная постель. Мой пятилетний сын жил… точнее, живет у бабушки, так как я с утра до позднего вечера пропадаю на работе. Мы видимся только по выходным, а когда под вечер воскресенья за ним приезжает бабушка, он плачет и не хочет уходить из дома. Одним словом, я ненавижу свою пустую квартиру; мне в ней жутко одиноко, холодно, тоскливо. А еще я знаю, что наутро все повторится с точностью до самых мельчайших деталей…
Марина того и гляди расплачется. То ли от беспросветности и отсутствия будущего, то ли от нахлынувших воспоминаний о маленьком сыне.
Кладу руку на ее прохладную ладонь и пытаюсь вернуть хорошее настроение:
— Сегодня на глубине ты была молодцом. Пойдешь ко мне во «Фрегат»?
— Пойду, если возьмешь, — смеясь, говорит она и закуривает.
Это уже третья за день. Мягко отбираю сигарету, тушу в пепельнице.
— Тогда тебе придется отказаться от некоторых вредных привычек.
Кажется, она хотела возразить, но не успела, я припал к ее губам… Сегодня Марина более податлива. Сдалась? Или с непривычки потратила много сил и устала? Это предстоит выяснить.
Мы варим кофе. Потом, потушив дежурную лампу, долго стоим у сдвижной двери, отделяющей салон от кокпита. По крыше барабанит дождь. Мы любуемся стекающими по стеклу каплями, преломляющими зеленый и красный свет стояночных огней…
— Не надо, Женя, — останавливает девушка мою ладонь, нырнувшую под ее легкую майку. — Нам ведь и так хорошо, правда?..
«Правда заключается в том, — мысленно отвечаю я, — что эта проклятая игра не имеет положительного финала…»
Ровно в два часа ночи мы тихо спускаемся вниз. Марина уходит в капитанскую каюту, а я бужу Михаила и ложусь на освободившуюся койку. Восемь часов крепкого сна — тоже неплохая награда после тяжелого рабочего дня.
* * *Весь следующий день пришлось просидеть внутри «Миллениума». Снаружи бушевала непогода: небо заволокло низкой серой облачностью, изредка сверкали молнии, и в окна стучали капли крупного дождя; сильный западный ветер гнал по заливу высокую волну.
Почти сутки катер бросает перпендикулярно самому себе. В каютах почти сутки блюют в тазики два зеленых человечка женского пола. Темноволосый человечек блюет, оправдываясь, светловолосый с обвинительными интонациями, будто это мы — мужчины — придумали плохую погоду в море.
Инга почти не выходила из носовой каюты. Марина временами чувствовала себя получше, она поднималась в салон, чтобы приложиться к бокалу с виски и выкурить сигарету. Я не возражал — видимо, это отчасти помогало ей противостоять морской болезни.
Шторм затих в середине следующей ночи. Столь резкая перемена погоды — обычное явление для здешних широт. Рождаясь над океанами, тайфуны с большой скоростью проносятся над многочисленными островами и береговой частью материка. Зачастую они приносят только непогоду, но иногда становятся причиной наводнений и больших разрушений.
В этот раз обошлось.
* * *На четвертый день нашей командировки я проснулся в половине шестого в прекрасном расположении духа. Все предыдущие сутки мы вынужденно отдыхали, отсыпались и ели вкусную пищу, приготовленную Мариной. Погода наладилась, от пронесшегося шторма остались небольшие рваные облачка, разбавлявшие синеву бесконечного неба, в котором сызнова наперегонки носились стрекозы и ласточки.
Пора было заняться делом. Вместе с Игорьком мы забили в баллоны газ, сменили регенеративные патроны, проверили работу кислородных датчиков и клапанов. Потом сварили кофе, приготовили огромную тарелку бутербродов. И отправились будить товарищей…
В семь тридцать мы были готовы к погружению и стояли на платформе перед Георгием. Мы — это я, Михаил и Марина. Девчонку пришлось поднять без десяти семь. Ее следовало сводить на глубину еще как минимум дважды, чтобы окончательно пропал страх и появилась уверенность в своих силах. Чтобы позже, если получится найти «Белозерск», одной проблемой стало меньше.
