Сергей Самаров - Капитан Валар. Смертник номер один
– Мне бы твое влияние… – пошутил он.
– Переводитесь, товарищ генерал, на службу в спецназ ГРУ, – позволил я себе шутку, несмотря на то что теперь генерал вроде как стал моим непосредственным командиром. – Думаю, вам найдут роту, которая в настоящий момент ждет своего командира. Обретете такое же влияние. Со временем, конечно, не сразу – влияние следует заслужить…
Такой шуткой я пытался оставить себе слегка независимое положение, хотя только что подписал договор о приеме меня на работу в «Комитет взаимопомощи участников локальных военных конфликтов». Для меня, привычного к понятию «рапорт», само слово «договор» было чуждым, и потому все остальное было похоже. Лукьянов, кажется, меня понял. По крайней мере, его долгий взгляд говорил о понимании и о неодобрении. И я скорее всего был в этой ситуации не прав, поскольку не только Комитет нуждается во мне, но и я нуждаюсь в содействии Комитета. А это говорит только о том, что мы должны благополучно сотрудничать, и рыпаться ни одной из сторон не стоит. Что касается субординации, то генерал – он и в Африке генерал, и об этом мне забывать не стоит, иначе любое армейское или просто военизированное подразделение превратится в банду…
* * *Поскольку, после получения сообщения от капитана Магомедова, мы включились в поиск, и звонка из Управления космической разведки можно было ждать в любое время, к маме в деревню я поехать, естественно, не смог, потому что в случае необходимости может понадобиться оперативное вмешательство в ситуацию, а дорога до деревни в лучшем случае занимает несколько часов. Сначала я намеревался отправиться туда после знакомства со служебной квартирой. Но и это знакомство решено было пока отложить и ждать сообщения Василия Лукича в офисе, причем в боевой готовности. Кроме того, вот-вот должен был подъехать Магомед и рассказать, что он сумел выудить у Николишиной. Там тоже могла оказаться ценная оперативная информация, и только после ее принятия можно было как-то планировать свои дальнейшие действия. И я просто позвонил маме. Сообщил ей, что меня официально признали инвалидом, не пригодным для дальнейшей службы в спецназе ГРУ, но нашлась для меня и другая служба, к которой я уже приступил. Попросил маму не волноваться.
– А я блинчиков напекла. С грибами. Как ты любишь… – только и посетовала мама, но сразу нашла выход, чтобы не обременять меня своим расстройством. – Придется самой есть и отца Василия угостить. Успенский пост только что кончился, блинчики есть уже можно. Давай так решим: как соберешься приехать, позвони заранее, я еще испеку. Грибы у меня в морозильнике, не испортятся, но их нужно размораживать. Не забудь предупредить.
Мама всегда замораживает отваренные грибы. Среди зимы такой продукт всегда в радость. Мама знает, как я люблю грибы, и потому старалась. Но обстоятельства часто бывают выше наших желаний.
– Обязательно, – пообещал я. – Как соберусь, позвоню.
Мы ждали в молчании возвращения капитана Магомедова. Даже генерал не поехал на перевязку, хотя ему и звонила жена. Старший лейтенант Сережа сходил в медицинский центр, принес флакончик перекиси водорода, чтобы снять старые повязки без боли, и новые бинты с тампонами. И сделал перевязку сам.
– У меня жена какой-то бальзам собственного приготовления подготовила, – сказал Лукьянов. – Я уже пробовал. Быстро затягивает раны и убирает нагноение. Мед с чесноком в определенных пропорциях смешивает. Медом раны еще с древности лечили. Кажется, даже древние греки. Мед – хороший консервант, а чеснок – лучший антисептик.
– Если это не профессиональная тайна, попрошу при случае рецепт.
– Принесу. Запишу и принесу, – пообещал генерал. – Могу прямо сейчас позвонить.
Он протянул руку к трубке, но тут дверь кабинета открылась и вошел Магомедов – без капитанских регалий, без погон и даже без своего «крапового» берета, просто в «камуфляжке». Все это так не вязалось с обликом Магомеда, что вызывало законное недоумение. В таком виде его вполне можно было принять за обыкновенного кавказца, каких полно на улицах.
– Маскируешься? – сразу понял генерал.
– Так точно, товарищ генерал. Я просто знаю положение вещей, потому предпочел подготовиться, чтобы разговор получился.
– Какое положение вещей? – не понял Лукьянов.
– Молодые женщины, которые имеют дело с нашим братом – я имею в виду выходцев с Кавказа, – проходят определенную непреднамеренную психологическую обработку. Они сами себя обрабатывают. И бывают категорично настроены против своих соотечественников, равно как и всех представителей силовых структур. Это частое явление.
– И чем же их соотечественники хуже вашего брата? – спросил я.
– Я не про отдельных личностей говорю, я про здешнее поколение молодежи в целом, – не смутился Магомед моим откровенным недовольством. – Что такое современная российская, в частности, московская молодежь? Это сигарета в зубах и бутылка пива в руках. А в ушах – наушники от плеера, которые мешают что-то слышать и даже видеть. И не всегда разберешь, где парень, где девка. Ярко выраженной мужественности в них нет. От слова «спорт» такие парни нос воротят. Они наивно думают, что умение работать за компьютером спасет их в жизни от всего. А потом они приходят в армию и возмущаются, что их там, грубо говоря, «придавливают». И кто их придавливает? Мне рассказывали, как в роте появились три дагестанца – и вся рота терпела то, что они начали всем руководить. Жестко. Но желание лидерства у наших парней в крови. Лидер должен быть всегда и везде. Где двое, трое, пятеро – там всегда есть один лидер. Или два. Но не все. И наши парни не желают терпеть, чтобы какие-то хлюпики им указывали. И начинают указывать сами. А те потом пострадавшими себя считают… Несправедливо обиженными… А таких везде будут придавливать. Ты не давай себя обижать, и тебя будут уважать. Мужчина должен быть мужчиной. И женский пол это чувствует обостренно. Но резкость в таких отношениях пресекается в армии командирами, а на «гражданке» – ментами. И женщины, которые тянутся к лидерам, офицеров и ментов переносят с трудом.
– А разве офицеры не лидеры – и по натуре, и по должности? – спросил старший лейтенант Сережа, глядя на капитана с легким недоумением, потому что в голосе Магомеда отчетливо слышались нотки гордости за своих соотечественников.
– Это уже другой вопрос, – прервал генерал разговор, не желая обострения межнациональной темы. – Магомед, давай ближе к делу. Ты, как я понимаю, замаскировался…
– Так точно, товарищ генерал. И представился не капитаном Магомедовым, а просто Магомедом Магомедовым. Девица сидит дома, не работает. На личико – страшнее не придумаешь. Удивляюсь, что кто-то рискнул на нее взобраться… Но с характером. Воинственная. Если бы не была такая страшная, я бы сказал, что она бесстрашная. Впрочем, Джалал Исрафилов после отсидки на баб голодный, мог даже на такую клюнуть. Тем более что у Николишиной отдельная двухкомнатная квартира, от родителей досталась. Не в наследство, а просто купили дочке. Родители состоятельные, могут себе такое позволить. Впрочем, я не уверен, что Исрафилов намеревался поддерживать серьезные отношения. Ему именно квартира была нужна, хотя ночевал он там далеко не всегда, а иногда одного или двоих друзей с собой приводил. И всегда, как правило, разных. Чаще других с ним приходил только Абдул. Я полагаю, это был Шагабутдинов, хотя Николишина фамилию Абдула не знает. Разговоры часто велись на не знакомом ей языке, поэтому она ничего не понимала и не могла сказать, о чем говорили. Иногда беседовали долго, за полночь рассиживались, спорили. Но изредка разговоры велись по-русски. Я предполагаю, что такое происходило тогда, когда приезжал кто-то из других республик, и человек этот не знал дагестанских языков. Это – лишнее подтверждение широкой сети заговора против нас. Вчера было четверо гостей. Разговаривали опять долго, на своем языке. Но отдельные слова и выражения произносились по-русски. Так, несколько раз прозвучало выражение «медицинский центр». Николишина запомнила и потом спрашивала у Джалала. Он сказал, что привезут с Кавказа отца его друга, которого нужно обследовать в медицинском центре.
– Отца его друга случайно звали не Абдул Баратович Шагабутдинов? – спросил с насмешкой капитан Сафронов. – Если так, то он привез его в медицинский центр, но развязка получилась, как в анекдоте: «Поздно, доктор, я уже умер…»
– Наверное, так его и звали, хотя Шагабутдинов всего на четыре года старше Джалала. Еще в разговоре несколько раз звучало слово «шмель». Мы все понимаем, к чему это слово может относиться, поскольку со «Шмелем» сегодня столкнулись непосредственно, как я уже слышал.
Магомед уехал к Николишиной раньше, чем мы столкнулись со «Шмелем», но кто-то, видимо, уже дал ему информацию. Может быть, даже сам генерал в телефонном разговоре.
