Сергей Самаров - Они пришли с войны
– Вы мне целую лекцию прочитали.
– Иногда и мне хочется знаниями поделиться. В разведке это называется «моментом саморасконсервации». Сейчас не совсем тот момент, но что-то общее есть. Так что это за пистолет? Улика?
– Этот пистолет нашли у бомжа. Он говорит, что нашел его, завернутым в тряпку, в подвале дома, где ночевал. Неделю держали там засаду, никто не пришел.
– Поставили бы видеокамеру и пост неподалеку. Даже пару постов… – подсказал я.
Она посмотрела на меня так, что я сразу догадался, что видеокамера в подвале стоит и пост находится неподалеку. Может быть, даже два или три поста.
В это время мне снова позвонили. Теперь я номер узнал. Звонил полковник Быковский.
– Тимофей Сергеевич, мне Репьев дозвонился. Мы выезжаем. Хочу ключ у тебя забрать. Ты где сейчас находишься?
– Намереваемся с капитаном Радимовой выйти из здания городского управления МВД.
– Задержать тебя там не пытались?
– Пока, товарищ полковник, попыток не было.
– Хорошо. Выходи. Мы через пять-десять минут подъедим. Просто передашь мне ключ, и все. Можешь даже ключ от квартиры. Для упрощения обстановки.
– Нет проблем. «Контролька» на двери в правом нижнем углу. Мой волос.
– Понял. Думаю, «контролька» уже нарушена. Что еще из «оружейного сейфа» взять?
– Ничего. Только пакет. Рядом с внутренним ящиком лежит. На полке. Пакет из плотной темно-коричневой бумаги.
– Пистолет, патроны…
– Я забрал. У меня с собой.
– Ладно. Выходи.
Я убрал трубку, капитан Саня убрала пистолет с глушителем в сейф, сейф закрыла.
– Едем?
– Едем.
Она по внутреннему телефону заказала машину и первой вышла из-за стола.
– Кстати, – подсказал я. – Что бомж говорит, запасной обоймы с пистолетом не было?
– Не спрашивали. Не догадались.
– Обычно, если прячут оружие, туда же прячут и запасную обойму.
– У владельца ее могло бы и не быть.
– Могло. А мог и бомж получить пистолет другим способом. За стволом ничего не числится?
– Проверяли. Ствол «чистый».
– Ладно. – Я протянул капитану Сане свой пропуск. Она вытащила из ящика стола штампик, смачно шлепнула им по обратной стороне пропуска, проставила время и расписалась. Мы двинулись к выходу…
* * *Наверное, все-таки моя фамилия не такая уж и редкая. По крайней мере, в этом большом городе. А в городском управлении внутренних дел давно забыли, что такое порядок. Иначе как объяснить тот смешной факт, что дежурный за своей высокой стойкой, что выписывал мне пропуск, даже не поинтересовался, кто я такой. А ведь наверняка этот же дежурный посылал группу захвата СОБРа на квартиру к отставному капитану Страхову. Обычно такие мероприятия никак не минуют дежурного по городу, через журнал которого проходят все происшествия и все мероприятия за сутки. Но этот майор спал, кажется, на лету, как, говорят, спят порой некоторые перелетные птицы или пассажиры в самолетах. Не обратил он внимания на фамилию, и когда я положил перед ним свой пропуск. Правда, дежурный смотрел при этом на капитана Саню, а не в отмеченный ею документ. Едва мы спустились с крыльца, как к нам подкатил полицейский «уазик».
– Придется немного подождать, – сказал я. – Сейчас наш полковник приедет, я ему ключи передам и буду свободен.
Саня молча кивнула, нерадостно рассматривая окна управления, в котором она работала. Возможно, мысленно уже прощалась со зданием. Я не стал ее подбадривать. Каждый человек должен проходить через определенные трагедии хотя бы мысленно, чтобы быть готовым к ним в обыденной жизни. Я вот никогда не готовил себя к роли инвалида, и переход на инвалидность стал для меня ударом, который я выдержал только благодаря своей армейской закалке. Не той закалке, которая дается физическими тренировками, а той, что тренирует психику. Но сам себе я пообещал, что постараюсь сделать все от меня зависящее, чтобы капитан Саня в этой истории не пострадала. Этого требовало мое армейское чувство справедливости.
Но я сразу определил и еще одну линию этого дела. Если капитан Взбучкин отказался от своих показаний и выступил против капитана Радимовой, то бандиты определенно намеревались напасть не на него, а на капитана Саню. И вел их за собой капитан Взбучкин, имеющий с бандитами договоренность и получивший от них для этих целей GPS Трекер. Это было бы очевидным фактом. И сразу вставал на место визит бандитов на мою скромную квартиру. Этот визит вполне вписывался бы в общую картину – бандиты желали спросить у Взбучкина, чем все закончилось, чтобы при необходимости предпринять какие-то собственные контрмеры. Но говорить об этом Радимовой я пока воздержался. Кто знает, какие нервы у этой женщины! Может не выдержать. Тем более в том настроении, в котором она находилась. Скажет что-то лишнее, стремясь Взбучкина уязвить, и провалит все мои задумки. А задумки у меня уже появились.
Обсасывать их мысленно мне помешала машина. Точно такой же «уазик», что дожидался нас с Радимовой, только другого цвета и с черными номерами вместо синих – армейский то есть. Я подошел. Быковский только дверцу открыл и протянул руку, в которую я вложил ключи.
– Я позвоню, – пообещал полковник. – Трость не потеряй.
Стекла задних сидений были сильно тонированы, и я не видел, кто из офицеров бригады поехал с полковником. По большому счету, может быть, ему следовало бы и меня пригласить. В качестве «живца», на которого группа захвата клюнет. Впрочем, я не знаю ничего о намерениях полковника Быковского. Он вполне может вести и мирную хитрую игру…
* * *В госпиталь МВД мы приехали как раз во время обеда для больных. Как будто специально старались. Но нас пообедать, к сожалению, никто не пригласил, хотя к капитану Взбучкину нас все же пустили, пусть и после пары дополнительных звонков от дежурной медсестры кому-то из врачей. Врач разрешил, видимо, уже не в первый раз за половину дня, и потому принявший все за единую систему. Капитан лежал с сотрясением мозга, а такие больные считаются «не ходячими», следовательно, обед им приносят в палату. Охрану у палаты, как сообщила мне Радимова, уже сняли, поскольку не ожидали повторного покушения на капитана. Те, кто первоначально участвовал в покушении, открылись и не прячутся. Значит, и Взбучкину прятаться резона нет. Так начальство решило.
Роль пропуска вне времени для посещения больных сыграло служебное удостоверение капитана Сани. Нас пропустили в длинный коридор цокольного этажа. Лифтом мы пользоваться не стали и поднялись на второй этаж, не успев задохнуться. И нога мне практически не мешала. Я уже научился ходить по лестницам вполне сносно еще в Московском военном госпитале экспериментальной медицины. Я ходил так, что никто не подумал бы ни о титановой трубе в бедре, ни о коленной чашечке из нержавеющей высоколегированной стали. Номер палаты нам сообщили внизу, в приемном покое, и мы без труда нашли нужную дверь. Постучали и сразу вошли.
Капитан Взбучкин был в палате один лежачий – пятеро других пациентов, чьи незаправленные кровати еще дышали их потными телами, видимо, удалились в столовую, и капитан, оставшись в гордом голодном одиночестве, глубокомысленно поглощал рисовую молочную кашу. Причем совершенно не потерял аппетита от нашего появления, хотя тарелку вылизывать при нас не стал. Наверное, не желал смешным показаться, когда нос испачкает. А его нос невозможно было таким занятием не испачкать. Но вот относительно болезненного состояния капитана сомнения у меня все же возникли. У меня у самого несколько раз случались разной степени тяжести сотрясения мозга, и, насколько я себя помню, это всегда влияло на аппетит. То есть мне было не просто трудно, мне было противно набивать свой организм госпитальной пищей. У Взбучкина или организм был иначе настроен, или он от рождения был хронически голодным, и через него вся пища проходила напрямую, изо рта сразу в больничную «утку». Правда, присутствовал еще один вариант – возможно, жена капитана готовила так, что ему дома есть не хотелось, и он в госпитале, что называется, «отрывался». Но этот вариант требовал дополнительной проверки, хотя меня лично эта способность капитана не сильно волновала. Хотелось только знать, действительно ли у него в наличии сотрясение мозга. И, чтобы проверить это, я показал капитану Взбучкину палец. Он не захохотал, чем усилил мои подозрения многократно. Дело в том, что у меня в школе был товарищ, который на уроке физкультуры вскользь ударился затылком о параллельные брусья и получил сотрясение мозга. После этого, когда меня могли на каком-то уроке «спросить», а я был не готов к ответу, я просто показывал товарищу палец, и он начинал дико хохотать. Урок в результате бывал сорван, потому что вместе с моим товарищем, подражая ему, дико хохотал весь класс. Сейчас ничего подобного не произошло. Только Взбучкин вдруг посмотрел на меня чрезвычайно серьезно и даже с опаской, забыв про свою недавнюю пищеварительную вдумчивость. И спросил шепотом единственное, что сумел спросить:
