Евгений Сухов - Я — вор в законе: Мафия и власть
Абрамов бросил второму бандиту наручники. Звякнув, они упали на ковер у того перед самым носом.
— Давай, успокой своего друга и заверни ему клешни за спину, — продолжал распоряжаться майор. — Теперь защелкни наручники… Так, молодец, теперь ложись как лежал и тоже лапы за спину…
Абрамов застегнул наручники на запястьях последнего из четырех пленников, выпрямился и перевел дух.
— Эй, пацаны, кто там пришел? — послышался чей- то голос, видимо, один из дачных сидельцев, услышав шум в соседней комнате, решил посмотреть, в чем дело.
— Ох, как же вы меня достали, — произнес бывший майор и, кинувшись к двери, выглянул в коридор. Он успел увидеть, как Лебедев внезапно отпрянул в сторону от закрытой двери. Дверь распахнулась: Лебедев в ту же секунду нанес мощный удар ногой кому-то невидимому, стоявшему в дверном проеме, и ворвался в комнату. Донесся его крик:
— Руки вверх, уроды! Всех завалю!
Получив страшный удар в грудь, стоявший у порога боец отлетел на середину комнаты и скорчился на полу. Майор, держа в вытянутой руке такой же «ПСМ» с глушителем, как у Абрамова, обводил помещение напряженным взглядом. Он насчитал шестерых. Они сидели в креслах и на диване. Седьмого, пострадавшего, можно было пока не принимать в расчет. При таком невыгодном соотношении сил всякую попытку сопротивления следовало подавлять на корню. А потому, когда бритоголовый неудачно пошевелил рукой, Лебедев, не раздумывая ни секунды, сделал два выстрела. Парень, как ошпаренный, вскрикнув, отдернул простреленную руку от своей куртки.
— Все на пол, руки за голову! — грозно скомандовал Лебедев. Абрамов негромко от входа сказал напарнику: «Ваня, спокойно, я рядом», и Лебедев сделал шаг вперед, освобождая товарищу сектор обстрела.
Сидевший на диване огромный детина, успевший уже основательно нагрузиться с утра, наконец осознал, что всех его корешей пытаются уложить мордой в пол всего-навсего двое хмырей пенсионного возраста в дешевых мятых костюмчиках и нелепых шляпах. Глаза детины налились кровью, и он, разинув пасть, зарычал как дикий зверь:
— Ах ты сука! Да я ж тебя сейчас на куски порву!
— Сидеть! — предостерегающе крикнул Лебедев, но здоровяк, поймав кураж, не обратил внимания на серьезность команды и попытался выпрямиться во весь свой исполинский рост. До Лебедева докатилась волна алкогольных паров, вырывавшаяся из разинутой пасти верзилы. «Еще один герой попался», — проворчал себе под нос Лебедев, нажимая на курок.
Боец отшатнулся, схватился за плечо, потерял равновесие и с размаху плюхнулся обратно на диван. Через мгновение сквозь пальцы его левой руки, которой он зажимал рану, засочилась кровь. Он хотел было еще раз вскочить и броситься на врага, но неожиданно обнаружил, что больше не владеет правой рукой. Ярость мгновенно сменилась страхом, и он, забыв о происходящем в комнате, начал лихорадочно ощупывать руку, а на его глазах выступили неподдельные слезы.
— Я кому сказал — на пол! — рассвирепел Лебедев. — Ну, шпана, быстро!
Его пистолет выстрелил еще раз, и еще один из бандитов, вскрикнув, схватился за простреленную лодыжку.
Братва наконец поняла безвыходность своего положения и начала скоренько сползать со своих диванов и кресел и укладываться ничком на ковре. Абрамов открыл свой чемоданчик, взял оттуда охапку наручников и двинулся с ними к лежавшим на полу браткам. Лебедев продолжал держать всю ненадежную компанию под прицелом.
— Только не дергаться. Будете мирно лежать, останетесь без дырок в голове, — предупредил Лебедев. — Если что, сразу мозги вышибу. Браслетов хватает, а, Сережа?
— Да, — откликнулся Абрамов, — я с запасом взял, как чувствовал.
Он подошел к лежащему на диване верзиле с простреленным плечом и холодно осведомился, ткнув того стволом под ребра:
— Тебе что, особое приглашение нужно?
— Да пошел ты, — не переставая баюкать руку, огрызнулся бык, но гут же завопил благим матом, получив страшный удар в коленную чашечку. Более не сопротивляясь, он со стонами послушно сполз на ковер. Абрамов бесцеремонно заломил назад обе его руки, здоровую и раненую, и, не обращая внимания на новые вопли и обвинения в фашизме, сковал наручниками запястья.
— Слышь, мужик, нам перевязка нужна, — проскулил бандит с простреленной ногой. — Мы так кровью истекем…
— Да и хрен с вами, истекайте, — равнодушно отозвался Абрамов, продолжая методично сковывать руки братанов наручниками. Закончив работу, он выпрямился и обратился к напарнику: — Слушай, Иван, я пока побуду здесь, а ты позови с улицы Фарида и осмотрите с ним дом. Может, остался еще кто-нибудь.
Лебедев вышел во двор, дошел до гаража, примыкавшего к забору возле калитки, и сделал стоявшему на карауле Усманову знак. Тот вошел через заднюю дверь и спросил:
— Ну как там у вас, порядок? У меня-то все спокойно было.
— У нас тоже спокойно, — кивнул Лебедев. — Пойдем дом осмотрим на всякий случай.
В процессе долгого обхода бесконечных комнат, санузлов, балконов и подсобных помещений Усманов постоянно вертел головой и цокал языком:
— Вах-вах! Во дела! Ну и живут сибирячки! Это что же, бригадир ихний сам себе построил или отобрал у кого?
— А хрен его знает, — пожал плечами Лебедев.
— Это каких же бабок стоит! — продолжал удивляться Усманов, глядя на мебель с инкрустациями, витражи в дверных и оконных рамах и вазы из оникса и малахита.
— По мне запалить бы все это, — проворчал Лебедев, поигрывая связкой ключей, найденной им в кармане у Репы. Они повернули в коридор, проходивший через весь второй этаж, и вдруг увидели, как приоткрылась дверь одной из комнат, кто-то выглянул оттуда и, заметив их, резко прикрыл дверь. Щелкнул замок. Бывшие разведчики, достав пистолеты, осторожно приблизились к подозрительной двери и замерли по обеим ее сторонам.
— Эй там. Открывайте немедленно и выходите по одному, руки за голову.
— Вы кто?! — завизжал внутри комнаты женский голос. — Чего вам надо?
— Баба, — расплылся в улыбке Усманов. — Во дела!
— Ты что, забыл — тут же Коля Радченко свою жену держит, с которой он не поладил, — напомнил Лебедев. Он крикнул: — Эй, мадам! Не бойся, мы тебе ничего плохого не сделаем. Давай открывай, некогда мне ключи подбирать!
Послышались неуверенные шаги, дверь приоткрылась, и в тот же миг Лебедев рванул ее на себя. В глаза ему бросилась широченная постель, еще хранившая очертания двух тел, а ноздри ощутили неповторимый запах, витающий обычно в комнате после ночи любви.
— Кто тут?! — рявкнул майор. — Где он?!
— Репа… Он ушел… — промычала перепуганная Надежда и залилась слезами.
— Красивое имя — Репа, — задумчиво произнес Лебедев. — Это не тот, который нас встречал? Да не реви ты! Никто тебя не тронет.
— Не тронет, даже и не проси, — поддакнул Усманов, пожирая жадным взглядом упругие округлости, выпиравшие из-под легкого халатика — того самого, который сыграл определяющую роль в соблазнении Репы.
Надежда впала в отчаяние, поскольку вместо ясно обозначившейся возможности с помощью Репы обрести свободу над ней вновь сгустились тучи неизвестности.
— Вы кто? — робко спросила она.
— Хрен в кожаном пальто, — с готовностью откликнулся Лебедев.
— Мы пришли вас освободить, мадам, — поспешил смягчить грубость товарища Усманов.
Надежда окончательно перестала что-либо понимать и оттого заплакала еще горше.
— Ну ты идешь или нет?! — потерял терпение Лебедев.
— Выйдите, я переоденусь, — попросила Надежда.
— Ага, сейчас все бросим… — ехидно сказал Лебедев.
— Ничего, красавица, мы отвернемся, — заверил Усманов, — и потом мы не мальчики, столько уже всего видел и-пере видели. Так что давай одевайся, и поскорей.
Надежда покорно начала переодеваться. Она уже начала привыкать к роли пленницы, и ее просьба выйти прозвучала скорее для проформы, по привычке. К тому же стесняться своего тела ей не приходилось — разведчики, которые, естественно, и не подумали отвернуться, вынуждены были это признать.
Потом Лебедев отправил женщину вниз под конвоем Усманова, а сам продолжил обход дома.
