Юрий Козлов - Колодец пророков

— Все зависит от наличия определенных технических средств, — вздохнул Пухов, которому, признаться, поднадоел этот умозрительный разговор.

Ему показалось, что он разгадал комплекс Дровосека. Комплекс был прост. Дровосек был вынужден доверять охрану своей жизни посторонним людям. При этом он не то чтобы им не верил, но тяготился своей пассивной (теоретически они могли убить его в любой момент) от них зависимостью, когда, допустим, шел от машины до двери офиса, плавал в бассейне или прогуливался вечером по дорожкам пансионата «Озеро». Точно так же в свое время Сталина бесконечно раздражало и огорчало близкое и скрытое присутствие вооруженных людей (охраны). Несовершенство мира, таким образом, для Сталина заключалось в невозможности контролировать сознание охраняющих его с оружием в руках (невидимых!) людей. Дровосек, судя по всему, тоже относился к категории личностей, для которых утрата инициативы, необходимость следовать (даже в таком деле, как охрана собственной жизни) не ими придуманным предписаниям были совершенно непереносимы.

— Предоставляются любые, — заверил Дровосек.

— Тогда лабораторная рентгеновская пушка, — предложил Пухов, — они есть в любом НИИ, занимающемся радиологическими технологиями. Пушка устанавливается в закрытом — с металлическим радиопроницаемым корпусом — автобусе. Всего делов-то — постоять рядом с вашей машиной на перекрестке. Доза рассчитывается в зависимости от заказанного дня смерти. Неделя, месяц, квартал, даже год. Болезнь называется лейкемия, рак крови, очень распространенная в наше время, а главное, внезапная и коварная болезнь. Я гарантирую вам защиту от бомжа, — продолжил майор, — если он бросится на вас, когда вы будете выходить из «мерседеса». От разгневанного, обманутого, пусть даже и вооруженного вкладчика. От проститутки и сутенера, если вы вдруг ей не заплатите. От российского ОМОНа, если они придут вас арестовывать или обыскивать ваш офис без соответствующей санкции. Пожалуй, что и от падающего с крыши кирпича. Только ведь вы, — впервые пристально посмотрел в глаза Дровосеку, — нанимаете меня не для этого.

Взгляд Дровосека был абсолютно непроницаем, как, впрочем, и положено было быть взгляду человека, повелевающего миллиардами. — Пухову показалось, он заглянул в дуло танка или в трубу миномета. Это не удивило майора. Он знал, что деньги, как и смерть, рождались в темной непроницаемой пустоте.

— Я напоминаю сам себе крестьянина, — задумчиво произнес Дровосек. — Я засеял свое поле и жду урожая, но со всех сторон на мое поле надвигаются кошмарные черные тучи. Я знаю, как бороться с тучами. В принципе, я могу расстрелять из градобойных орудий все небо. Но я бессилен против смерча. А тучи определенно сворачиваются в смерч, как в скверный черный кулек.

Пухов подумал, что этой фразе позавидовал бы любой арабский шейх. Шейхи, как известно, являются большими мастерами говорить образно, но при этом очень логично. Подвижная ясность мышления вообще была характерна для шейхов. Образность слога была средством спрямить путь мысли. Пухов знал шейха, который уяснив, что миром правит стодолларовая купюра, приобрел самое современное оборудование, разместил его в подвале своей виллы и начал печатать стодолларовые купюры, превосходящие качеством и прочностью настоящие — Федерального казначейства США. Шейх, как ни странно, был жив до сих пор. Видимо, потому что печатал доллары только для собственных (подвижная ясность мышления вмещала в себя многие добродетели, в их числе осторожность) нужд. В прежние годы по заданию руководства Пухов несколько раз обращался к шейху с разными заманчивыми предложениями, но шейх наотрез отказывался от сотрудничества, в свойственной ему образной манере объясняя, что у рожденных им денег изначально отсутствуют яйца, то есть они могут тратиться на приобретение различных, необходимых лично ему вещей, но ни в коем случае не могут размножаться, ибо это не может не нарушить гармонию мироздания. Отсутствующую гармонию, каждый раз со вздохом добавлял мудрый шейх, заранее отметая все возможные возражения.

Пухов молчал. Расстрелять небо. При желании в этом можно было увидеть пугающие, богоборческие мотивы.

— Финансы — одна из разновидностей мира власти, — проговорил Дровосек, отслеживая взглядом узкую, напоминающую клинок тучу, определенно взявшую курс на его офис. — Вы не хуже меня знаете, по каким законам существует этот мир. Если в нем к тридцати не генерал… — покрутил в воздухе пальцами. — Не буду скрывать, что я, как руководитель крупнейшей в стране негосударственной финансово-промышленной группы, стою на пороге принятия ответственнейших решений. Все элементарно, майор, — вдруг весело подмигнул Пухову, — или мы расчистим небо, или смерч унесет нас к чертовой матери. Я честный бизнесмен и исправный налогоплательщик. Мне некуда бежать, я слишком известен. И главное, майор, я никому ничего не должен. Мне да, должны, но это другой разговор. Поэтому я буду счастлив, если от бомжей, разгневанных вкладчиков, проституток и их сутенеров, не имеющего соответствующей санкции ОМОНа и падающего на голову кирпича меня будет защищать такой блистательный профессионал, как вы. — Дровосек приблизился к вмонтированному в стену сейфу, набрал клавишами код. Пискнув, сейф открылся. — Так уж повелось, что охрана получает жалованье из моих рук, — как бы даже извиняясь, повернулся к Пухову, разорвал оранжевую банковскую скобку на пачке новеньких стодолларовых (как будто только что от шейха) банкнот. — Напомните мне сумму вашего оклада, майор.

Дровосек подошел к нему почти вплотную, так что майор ощутил специфический типографский запах свежеотпечатанных (он надеялся, что все же не у шейха, а в Федеральном казначействе США) банкнот.

— Я бы попросил вас перечислять зарплату на номер счета, который я укажу в заявлении для бухгалтерии, — сделал шаг назад Пухов.

— Майор, вы холодны к наличным деньгам, — констатировал Дровосек, огорченно бросил рассыпавшуюся пачку на стол. — Не думаю, что вы к ним равнодушны, но неконтролируемая радость прикосновения к новым купюрам вам чужда. Или у вас достаточно денег, или же деньги в этой жизни для вас не главное. Я с уважением отношусь к людям, для которых деньги не главное, — продолжил Дровосек. — Мне приходилось работать с наличными, — задумчиво посмотрел на открытый сейф. — Тема отношения людей к наличным деньгам ожидает своего Фрейда, а может, Ницше. Вы не поверите, майор, но я наблюдал, как солидные мужики кончали в штаны, унося в карманах по сто пятьдесят штук. Сто пятьдесят тысяч долларов в трех карманах, майор, точка оргазма. Когда уносили в кейсах и сумках — никакого оргазма. Так только… — покачал головой Дровосек, — легкий нервический подъем — расширенные зрачки, дрожь в руках, невнятная речь, испарина. У баб порог, естественно, ниже. Одна мне сказала, что кончила в метро шесть раз подряд, пока ехала от Белорусской до Павелецкой, а всего-то везла в колготках… семьдесят… семь штук.

Майор задумчиво посмотрел на Дровосека, но тот не заметил его взгляда. Пухов подумал, что это или случайное совпадение цифр, или Дровосек (не зная) произносит цифру с чужих слов. Майор знал с чьих.

— Людей можно делить не только на умных и глупых, — продолжил глава крупнейшей в России финансово-промышленной группы, — честных и лживых, добрых и злых, храбрых и трусливых, но и на горячих и холодных к деньгам.

— Горячие кончают в штаны, когда у них в трех карманах сто пятьдесят штук? — уточнил майор.

— Ну, тут не каждому удается себя испытать, — засмеялся Дровосек, — скажем так, есть люди, которым нравится без нужды пересчитывать деньги, и есть, которые делают это только в случае крайней необходимости. Но вот беда, — закончил Дровосек, — у тех, кому нравится без нужды пересчитывать деньги, денег никогда не будет столько, чтобы их можно было не пересчитывать. Тут какая-то тайна. Бог не допускает до денег тех, кто их боготворит.

— Допускает тех, кто не боготворит? — Пухов подумал, что теория Дровосека имеет точно такое же право на существование, как, к примеру, теория Маркса о прибавочной стоимости.

— Допускать до денег тех, кто их не боготворит, бесполезно. — У Дровосека был готов ответ. — Холодным не интересен мир денег. Бог допускает до денег того, — понизил голос Дровосек, — кто не холоден, не горяч, но тепел. С тем чтобы впоследствии изблевать его из уст своих… Об этом прямо говорится в Библии, майор! Но все делают вид, что не знают, о чем это. Деньги — это проклятие, майор, — посмотрел в глаза Пухову Дровосек, — дамоклов меч, вечно падающая Пизанская башня… Но я прошу вас сделать все возможное и невозможное, чтобы никто не снял с меня этого проклятия, не помог досрочно выскочить из-под дамоклова меча, падающей Пизанской башни.

…Дровосек занимал в пансионате «Озеро» трехкомнатный «люкс». Молодой миллиардер был довольно скромен в быту. По окружающим Дровосека вещам и интерьеру трудно (почти невозможно) было составить представление о личности их владельца, обитателя «люкса».