Данил Корецкий - Секретные поручения 2. Том 1
– Так бы и сказала, что сильно приперло!
И кивнул охранникам.
– Отведите подследственную в туалет. Я открою, вот он ключик, нашелся…
В туалете городской прокуратуры было тихо. Денис встал и стряхнул рукой пепел с брючины. Ноги затекли. Он задел пустую бутылку, и та, звякнув, покатилась по кафельному полу, покатилась, покатилась… Прямо на середину уборной. В кабинке было тесно, из бачка капало – «утечка воды», сказал бы Мамонт. Это ты, банан, хорошо придумал. Денис Александрович. Ха!.. Подумать только. Старший товарищ по работе ищет тебя, банан, ищет, чтоб провести опознание, в кабинет стучит, к следователям заглядывает, разыскивает по всему зданию… А ты сидишь на очке в позе орла, добиваешь «чебура». Кто б сказал – не поверил!
Он оттолкнул рукой дверку кабинки, вышел.
Поднял бутылку. Хотел сунуть за пояс брюк и вынести – для конспирации, Вася Кравченко всегда так делал, а он в этих делах профи, высшая лига. Но заметил, что бутылка успела испачкаться в какой-то дряни. Что-то склизкое и черное. В баню этого Васю Кравченко с его конспирацией. Сунул бутылку в мусорное ведро под умывальником. Потом умылся.
Когда выключил воду, услышал голоса. Совсем рядом, под дверью. Курбатов. И еще кто-то.
В зеркале Денис увидел свое вытянувшееся лицо.
Потом повернулся ключ в замке. Курбатов – точно. Он никогда не стучится.
Денис скользнул в темный угол, который должна отгородить распахнутая дверь. Прижался к стене. Он даже не хотел думать о том, что скажет важняк, какие далеко идущие выводы сделает, если заметит его здесь – с глупой растерянной рожей, такого пьяненького… Да это и не главное. Ну, неужели я так пьян, неужели пьян, твердил про себя Денис.
Дверь открылась. Он вжался спиной в кафель.
– Давай, пошевеливайся, – послышался голос Курбатова.
– А этот что, со мной?
Голос Сухановой. И она здесь. Мать моя женщина, подумал Денис. Убийца прокурора, он же следователь, прятался в уборной прокуратуры. И туда заходила обвиняемая по тяжкому преступлению, она же свидетельница, могущая его опознать… Кино, да и только!
– Сто лет ты ему не упала, – ответил Курбатов.
– А наручники?
– Управишься в наручниках… Давай к окну, стой там! – это Курбатов скомандовал кому-то из конвоя.
Денис вспомнил двух парней в милицейской форме. Это нарушение: когда конвоируют женщину, в сопровождении должна быть хоть одна женщина. Но женщин в конвойном взводе не хватает.
– Вот так. А ты здесь, на входе. Ну и цирк, вашу мать… Эй, дверь не закрывай! Пусть так будет.
Каблуки процокали по плитке. Проскрипела дверца.
– Защелка не работает, – пожаловалась Суханова. – И это… Слушай, да тут водкой воняет! Прокуроры мочатся ею, что ли?
– Заткнись, – зло процедил Курбатов. Совсем рядом. Он стоял по ту сторону тонюсенькой двери и мог услышать дыхание Дениса.
Денис прикрыл глаза.
Холодный кафель прожигал насквозь пиджак и рубашку. Сколько человеку надо времени, чтобы облегчить свой мочевой? Час? Два? А может, она решила убежать через канализацию? Это было бы здорово.
Наконец послышался шум сливаемой воды. Цок-цок каблуки…
– Ну ты!.. А руки помыть?! – взвизгнула Суханова.
Охранник негромко выругался.
– Ну, мой…
Теперь до нее было не больше двух метров. Суханова склонилась над умывальником – изуродованный полумраком профиль, нелепо торчащие на макушке волосы. Кран с фырканьем плевался в гулкую жесть. Она помыла скованные руки и принялась плескать водой в лицо.
И вдруг она замерла. Сложенные ковшиком ладони застыли, рот медленно приоткрылся. Взгляд уставился в одну точку в стене, но Денис уже знал, что она его видит. Боковым, периферийным или каким там еще зрением. Почуяла. Сейчас легкий поворот головы, совсем немного… Еще секунда…
Не поворачивайся, тварь!
Не пово…
Заклинания не подействовали. Нелепо остриженная голова начала медленное движение влево. Денис остолбенел.
– Хватит плескаться, не в бане!
Свет загородила широкая спина охранника. С визгом повернулся штуцер крана. Конвоир оттащил Суханову от умывальника, та что-то пробормотала, взвизгнула, но ее заглушил зычный голос:
– Пошла! Вперед!
Еще несколько минут Денис не мог отлепиться от стены. Суханову давно увели, в курилке болтали Дерзон и Таня Лопатко, он слышал их голоса из-за двери – так ты тоже был в Судаке? Ну, девяносто девятый, все правильно… а почему тогда мы не… Ноги ватные, и в голове шумело, как после дикой попойки. Потом голоса смолкли. Денис отпер дверь и вышел. Ему было слышно, как в его кабинете надрывается телефон. Внутренняя линия. «Сейчас, – подумал Денис. – Конечно. Одну секунду».
Но телефон не унимался. Потом заколотили в дверь.
Глава 3
Петровский против всех
…Комендант общежития долго не могла отдышаться, словно только что пробежала стометровку. В конце концов ей предложили стул, и женщина грузно осела на него, едва не промахнувшись. Двое понятых – высокий желтолицый мужчина и его тощая, растрепанная как швабра жена – испуганно рассматривали разоренную комнату, где около двух с половиной часов назад произошло убийство.
Убитый полулежал-полусидел на корточках, воткнувшись теменем в ножку кресла, привалившись боком к радиатору отопления. Спина выгнута колесом. Глаза открыты. Даже на глаз видно, что тело окоченело.
– Вон там… Ключица, – показал глазами судмедэксперт. Он только что вернулся из ванной и вытирал мокрые руки куском туалетной бумаги. Рачков потрошил трупы уже двадцать лет, и это не могло не сказаться на его личности. Грузный и седой, с брезгливым выражением лица, он считал, что уже познал все тайны бытия. Возможно, так оно и было. Среди длительно практикующих экспертов ходили байки о том, что некоторые видели человеческую душу. И якобы она бывает разной – белой и черной. Черная задерживается в теле до самого вскрытия и вылетает, трепеща крыльями, как летучая мышь… Поэтому Рачков был философом. Мрачным философом.
Денис присел, глянул. Свитер на плече разодран, испачканные в крови шерстяные нитки торчат в стороны, как скрученная проволока.
– Редкий удар. Сверху вниз, в левую ключицу. Как в лифте съехал… – Эксперт издал губами звук, похожий на выстрел пробки от шампанского.
– Сердце – пополам.
Это надо же, подумал Денис. Пополам. Два идиота в заводской общаге напились и подрались, кто-то схватился за нож… А в результате окосевший следак Петровский вместо того, чтобы попасть в лапы к Курбатову, срочно выезжает на происшествие. Звонок по внутренней линии. Подарок судьбы. Срочно, Петровский, одна нога здесь, другая там… Есть, товарищ прокурор.
Денис выпрямился.
– Что еще?
Рачков пожал плечами. Лицо у него было отекшее, мятое, усталое. Говорили, что у него диабет.
– А что еще? Здоровье у него было хорошее, видно, следил за собой. Диета, физкультура, то да се… Только здоровье, Денис, не главное.
– Разве?
Рачков многозначительно поднял палец.
– Вот сейчас все с холестерином борются, с ожирением. Кремлевская диета, жиры и углеводы долой… Не помогает! А бомжа вскрываем, у него все сосуды чистенькие, ни одной холестериновой бляшки! И ни грамма лишнего жира! Ему до ста лет жить и жить… Чего ж мы его вскрываем, спрашивается? Да метилового спирта выпил, или на нож напоролся, или в люке угарным газом отравился, или с крыши упал… А ты говоришь – здоровье…
– Да я ничего не говорю. Это вы говорите.
– Ну я говорю, – кивнул Рачков. – И еще скажу: – Обычно у простого народа рот плохой: зубы дырявые, нелеченые. А у него пломбы дорогие, качественные. Обычно такие у начальников бывают, у богатых людей… Парадокс, да? И кожа ухоженная, без косметических салонов явно не обошлось. Мышцы тренированные.
– Хорошо, спасибо, – Денис отвернулся.
Рачков любил делать парадоксальные выводы, при этом часто по-своему интерпретировал обстоятельства и вторгался в компетенцию следователя.
– А что у сыщиков? – спросил Денис. – Показывайте, что накопали…
Оперуполномоченный капитан Селеденко с интересом рассматривал пеструю картинку, наклеенную на внутренней стороне дверцы тумбочки.
– Чего показывать, – не оборачиваясь ответил он. – Все добро на столе. Все – твое. Бери, пользуйся.
В большом полиэтиленовом пакете посуды рублей на сорок. Вещдок номер один – бутылка от портвейна красного «Закат». Вещдок номер два – «Аромат осени». «Степная перцовая». Пиво. Пиво. Много пива. Ну, господа… Кто пьет поутру красный портвейн, мешая его с «Жигулевским», тот своей смертью не умрет. Вилка с погнутыми зубцами в отдельном пакетике. Два стакана с «пальчиками». Рецепт, там что-то по-латыни… Пинотазол. Это, кажется, от печени. Две смятые десятки, связка ключей, початая пачка «Примы». Запаянное в пластик удостоверение на имя Синицына Геннадия Ивановича. Это он, тот самый, – что лежит сейчас у батареи. На фото у него плоское лицо валета из старой засаленной колоды. Ни названия предприятия, ни должности на удостоверении не было. Только цифры. 17668 дробь 56. В последнем пакете поблескивал кухонный нож, помеченный как вещдок номер 18.
