Спасти посольство - Корецкий Данил Аркадьевич
Два афганца, растворившись среди себе подобных, посидели недолго, что-то тихо обсуждая между собой на фарси. Потом один из них встал, кивнул другому, откинув легкий полог, вышел в базар и пошёл по торговым рядам к выходу. Оставшийся в чайхане мужчина внимательно смотрел вслед своему знакомцу, пока его чёрная чалма не скрылась из виду. Похоже, всё спокойно, «хвоста» нет. Он встал, откинул полог, вроде бы рассеянно осмотрелся и не спеша двинулся в противоположную сторону, часто останавливаясь и тщательно проверяя: пока подтягивал вроде чуть распустившуюся чалму, успел просканировать взглядом всё пространство вокруг себя. Тишина, слава Аллаху!
Первый афганец к этому времени уже быстро уходил по прибазарным улочкам, также тщательно проверяя: часто останавливаясь перед витринами магазинчиков и мастерских народных умельцев, время от времени переходя с одной стороны улицы на противоположную. Всё чисто, слава богу!
Он постоял перед витриной маленькой мастерской чеканщика Азада с выставленными на продажу чайдишами — сосудами для чая вроде кувшинов с ручкой, напоминающих фигуры прекрасных восточных танцовщиц. В таких мастерских по ремонту и изготовлению металлоизделий делают ещё и металлические ворота, и ограды, и печки, похожие на буржуйки, но топящиеся не дровами, а соляркой, и ёмкости для воды, и много других полезных и необходимых в хозяйстве вещей. Он отвёл взгляд от чайдишей — истинных произведений искусства, ещё раз огляделся, потом неспешно вошёл внутрь мастерской и, не задерживаясь, а наоборот — прибавив ходу, тут же выбежал в заднюю дверь. Чеканщик только коротко взглянул на вошедшего и быстро опустил голову, продолжив свою монотонную работу.
На узкой улочке, недалеко от заднего выхода из мастерской Азада, стоял старенький «мерседес» с тонированными стёклами. Машина была настолько древней, битой, ржавой, многократно и кусками крашенной, что признать в ней уроженку Баварии можно было только по трёхлучевой звезде на капоте. Но когда выбежавший мужчина сел за руль, двигатель завелся сразу, ровно и быстро набрав обороты, и сорвал старушку с места, задрав капот, как задирает нос глиссер, набирающий предельную скорость.
Проделав обязательные круги и петли по городу, «мерседес» беспрепятственно заехал в российское посольство. «Афганец» поднялся на второй этаж жилого корпуса, вошёл в свою комнату и закрыл дверь на ключ. Первым делом он открыл сейф и вытащил армейскую фляжку, плеснув себе совсем чуть-чуть, буквально на полсантиметра, красноватой жидкости, выпил и зажевал свежей крупной инжириной из холодильника.
— Уф-ф-ф!
Настойку резидент военной разведки Александр Михайлович Шаров делал по старому семейному рецепту. Весь смысл был в том, что много «шаровки» выпить невозможно: чистый медицинский спирт, настоянный на дюжине маленьких красненьких жгучих перцев сорта «огонёк», при самой малой дозе моментально продирал мозги до подкорки, а запаха алкоголя от такой малости не оставалось. Были и ещё очень важные в нынешних условиях аспекты: медицинский и экономический. С одной стороны, «шаровка» дезинфицировала желудок, профилактируя кишечные расстройства. С другой — это адское зелье мог принять не всякий организм, только такие же лужёные желудки, как у Шаровых, потомственной военной косточки, поэтому охотников приобщиться к зелью на халяву, как правило, не находилось.
Послу Погосову подполковник как-то рассказал про семейный рецепт, и тот, вынужденный скрывать слабости от наблюдательной совколонии, очень заинтересовался. Вот тут и случился конфуз: наливать на полсантиметра руководитель не умел, поэтому, несмотря на предостережения Шарова, плеснул себе полстакана, и… Зарычав, он метался по кабинету, пил воду, молоко из холодильника, но всё зря, и только стакан водки, пущенный уже от отчаяния в привычное к этому напитку нутро, вдруг непостижимым образом исправил дело.
Посол постепенно пришёл в себя и вновь обрел голос.
— Громко я, гм… орал? — смущенно спросил он.
— Аж собаки на улице залаяли! — дерзко пошутил Шаров.
Но Погосов спустил ему такую дерзость. Ибо подобный конфуз с алкоголем в великом и могучем Союзе ССР на всех ступенях социальной лестницы однозначно трактовался как слабость. И то, что Шаров оказался свидетелем этой начальственной слабости, странным образом приблизило его к руководителю: Погосов стал снисходительней к резиденту, и отношения между ними установились почти дружеские. Может, конечно, основной причиной явилось то, что Шаров не гнал в Центр чернуху на посла, однако «шаровка» тоже сыграла свою роль.
Сейчас резидент на себе испытал жгучие свойства «огонька». В горло будто залили свинец.
— Уф-ф-ф!
Шаров глубоко вдохнул, помотал головой, будто взбалтывал шейкер, чтобы алкоголь быстрее проник в мозг, и начал медленно возвращать себе «человеческий» вид: размотал чалму, снял халат, сбросил сапожки с загибающимися кверху носами и прошел в ванную. Здесь он сначала аккуратно отклеивал бороду, «тронутую сединой», и кустистые брови, сросшиеся у переносицы. Потом смывал грим, тщательно умывая лицо, кожа которого постепенно обретала более светлый, европейский цвет. Наконец, стал под душ, точнее, тонкую струю едва теплой, желтоватой воды, смывающей последствия перевоплощения, а главное — пот, грязь и усталость. Если бы кто-то подсматривал за ним, то рассмотрел бы мускулистый торс хорошо тренированного мужчины, на котором отчетливо выделялись бледные рубцы давних пулевых отметин. Входное отверстие на груди, правее соска, выходное — на спине, ниже правой лопатки.
Через десять минут он вышел из ванной, налил и проглотил ещё полсантиметра «шаровки», облачился в легкие светлые брюки и голубую шведку. Именно так он и явился в маленькую приемную посла Российской Федерации. Его сразу же приняли.
Владимир Иванович Погосов, уже немолодой человек, тучный и немного рыхлый, сидел в кресле у своего стола. Было видно, что он не очень здоров, но здорово озабочен. Вошедший сразу же это понял:
— Как здоровье, Владимир Иванович? Настроение?
Тот только отмахнулся, потом улыбнулся и сказал:
— Видел твой маскарад, Безбородый.
Последнее слово он выделил. Так Шарова называли только афганцы, но посол об этом знал и сейчас проявлял свою осведомленность.
— Выйдешь в отставку, буду рекомендовать тебя в гримеры.
— А что, на актера не потяну?
Погосов хмыкнул:
— Ты знаешь, кем я хотел стать в юности? Не догадаешься. Режиссером!
— Это чувствуется. Вы и сейчас руководите нашими маленькими спектаклями.
— Только актеры не слушаются…
— Не понял?
— У тебя чувствуется школа специальной разведки. Только все эти переодевания, гримировки… Ты уже давно не работаешь «в поле», к тому же времена Сиднея Рейли [12]безвозвратно миновали. Бегать, маскироваться, стрелять, подсматривать и подслушивать — все это осталось в далеком прошлом!
Посол неопределенно махнул рукой.
— Сейчас разведка — это углубленный анализ, компьютерный расчет…
— А что анализировать-то, что закладывать в компьютер? — спросил Шаров. — У нас аналитиков хватает. Вон сидят в кабинетах, читают зарубежную периодику, какая только приходит сюда с опозданием в несколько дней, и на основании газетных статей составляют отчеты, которые предлагают вам для отправки в Москву. Но там и своих «аналитиков» хватает, которые не хуже наших знают иностранные языки. Чтобы анализировать что-то, нужны конкретные, проверенные факты, а не домыслы залетных борзописцев! Нужна точная информация! Вот и приходится летать по Кабулу, как пчела…
— Только пчела собирает нектар и приносит мёд, — повышая голос, перебил его Погосов. — А ты собираешь сплетни и приносишь говно…
Разведчик даже не поморщился.
— Не сплетни, а информацию, — спокойно объяснил Шаров. — И не говно, а новости.
— И какие новости у тебя на этот раз? — саркастически улыбаясь, спросил посол.
— Основных, Владимир Иванович, две. Плохая и очень плохая. С какой начинать?
